Как будто какой-то своей частью я жил все эти
тысячелетия. Эта моя часть (может быть душа?) не помня
событий времени, помнит лишь его бесцветный каркас, и
потому мое принятие нового похоже на узнавание
виденного, но чуть забытого.
159
– Пожалуй, это любопытно, – констатировал старший
восстановитель с оттенком профессионального интереса,
конечно, достаточно тусклого на этот раз.
Дальнейший разговор из-за налета грусти получился
очень взаимопроникновенным. Теперь уже, как бы на
прощание, восстановители еще более детально
обрисовывали картину будущего всевоскрешения. Василий
Семенович неожиданно заметил, что они будто в чем-то
оправдываются перед ним. Да ведь это ему надо
оправдываться… Другой-то на его месте, возможно, и
прижился бы тут. Устроился бы, например, егерем на
Земле Дубль-А и обосновал там новый род. Не того они
выудили из небытия, не того… Слишком уж социальным,
что ли, он оказался.
В последний момент, когда гости прощально пожимали
руку в прихожей, и когда у них уже не осталось
возможности возразить, Нефедов сказал главное:
– Пусть это произойдет завтра. Лучше всего утром.
Завтра я специально не буду выходить из квартиры.
Сделайте, пожалуйста, так, чтобы я ничего не заметил.
– Эх, – вспомнил вдруг старший восстановитель, – а
ведь я хотел еще с тобой к нашему Великому Старцу Сай
Ши съездить, да и в гостях у меня на Аляске не побывал…
– Да, ничего, – просто и по-доброму улыбнувшись,
сказал Нефедов, – потом в другой раз…
Закрыв дверь и вернувшись в комнату, он включил
люстру над почти нетронутым столом, задул свечи и
некоторое время сидел, уставясь на светло-пепельные
пахучие дымки от свечек. Теперь при ярком свете лампочек
все произошедшее за этим столом показалось почти
нормальным.
23. САМЫЙ КОРОТКИЙ ПУТЬ
160
На другой день Василий Семенович, почти до рассвета
просидевший у окна под звездами, поднялся поздно. В
коротком, сжатом сне ему явилось множество причудливых
сновидений. Вся его жизнь привиделась ему в образе
длинного коридора, свободно просматриваемого от начала
до конца. Шагая по этому временному коридору можно
было ступить в сторону и: уже пацаном присесть у речки
(ночная рыбалка – пощелкивание костра, отсвет которого
зыбким пятном качается на воде); шаг в другом месте и
завалился в сено, ощущая его полифонический аромат,
обостренный комариным преддождевым вечером;
несколько шагов по юности, потом шаг в сторону и вышел
прямо на свидание с Сашенькой, чувствуя, как к
вспотевшим от волнения рукам прилипает целлофан
обертки букетика из нескольких разноцветных астр. Но чем
больше утончался сон, тем тревожнее и неуютнее
становилось на душе, пока прямо там же, во сне, не
вспомнилось вчерашнее решение. «Когда же все
исполнится?» – подумал Василий Семенович и
встревожено проснулся. Открыв глаза, он приподнял
голову с подушки. Лучше бы они воспользовались
временем его забытья. Тогда в цветные сновидения просто
вплелась бы тень, похожая на темную газовую косынку, по
которой он легко скользнул бы сквозь многие столетия.
Трезвое же ожидание было жутковатым. Может быть, еще
не поздно отказаться? Уж, не на то ли надеются
восстановители, если медлят сейчас? Или надеются на
перемену результатов опроса? Василий Семенович опустил
ноги с кровати, нащупал комнатные тапочки и, выйдя в
комнату со свечами, продиктовал УПу шифр 43-26-«А».
Цифры в таблице подсчета голосов и в той и другой графе
проскакивали редко. Теперь тут было отражено и мнение
другого полушария. В поддержку ухода Нефедова было уже
около пятидесяти миллиардов человек, против – лишь чуть
больше десяти миллионов. Собственно, все было решено.
161
Василий Семенович назвал шифр 32-26 с литерой «Б»:
канал обсуждений его предложения. Неизвестно, что
творилось тут сразу после его заявления (ни он, ни
восстановители не догадались заглянуть сюда вчера), но и
сейчас тут был трамтарарам.
– Это бесчеловечное, жестокое решение, – утверждала
одна женщина, красивая как Елена Прекрасная. – Мы
отвыкли от смерти. Мы видим теперь лишь старость и
смерть животных, да и тех хотели бы омолаживать, а тут
запросто благословляем на уход из жизни человека…
У Нефедова навернулись слезы. Да, он сам просил об
уходе, но с этим согласилось пятьдесят миллиардов
человек. Было все-таки что-то обидное в их легком, как
показалось, согласии.
– Тот человек, которого мы первым хотели осчастливить
воскрешением, – генеральским басом сказал мужчина, с
эмблемой космонавта на плече, – оказался, напротив,
самой трагической фигурой среди нас. Да, эксперимент
восстановления удался, и в точном направлении науки мы
убедились. А что же с Василием Семеновичем? Пощадим
его. Поблагодарим и скажем: до свидания! Возвращайся к
нам вместе с людьми своей эпохи…
А это уж было почти что само мнение Нефедова.
Василий Семенович окончательно запутался в чувствах.
Конечно, это обсуждение было лишь эмоциональной
послесобытийной волной и ничего уже в нем не решалось.
Отключив УП, Нефедов взглянул на часы: было уже около
одиннадцати часов. Удивительная штука его часы – они
могли спокойно отстукивать и мгновения этой эпохи. «А
вдруг, когда я снова буду в небытие, – подумал он, – тут
случится что-нибудь вроде катастрофы на Гее и ничего уже
не будет?» Но от этой мысли он тут же отмахнулся:
бессмысленно думать о чем-то, что обессмысливает все.
Василий Семенович понимал, что измени он сейчас
свое решение, то его поймет каждый из этих пятидесяти
162
миллиардов. Ну, испугался, передумал, переосмыслил: с
кем не бывает? Но ведь не переосмыслил же… И страха
здесь быть не должно, как нет его у всех, находящихся в
утробе небытия – этого темного, без сновидений сна.
Отступать уже нельзя. Сегодня восстановители, несмотря
на их договоренность, наверняка, следят за его мыслями,
ведь ситуация снова носила исключительный характер.
«Так вот знайте, друзья мои, – специально как можно четче
подумал Нефедов, – что от своего решения я не отступил».
Чтобы не показывать наблюдателям волнения, Василий
Семенович решил переключиться на привычные
повседневные действия. Он подошел к окну, глянул на
город. Ветром зябко рябило воду пруда, деревья всего
города тревожно шелестели. Южный ветер играючи гнал
пока легковесные, высокие, пустые облачка, но не
исключено, что к вечеру мог притащить и дождевые тучи,
и тогда неминуема гроза с громом, похожим на
сыплющийся горох. Жутко представить, что станет здесь
через пятьсот или тысячу годков! Вчера восстановители
рассказывали, что воскрешение будут происходить сразу на
Земле Дубль-А или Дубль-Б. Какие встречи будут там! По
краткому пути через небытие до них было рукой подать:
даже обычная ночь со снами была длиннее. А коли так, то
не привести себя в порядок и чуть подкрепиться перед
дальней дорогой? Нацедив свежей воды, Нефедов поставил
чайник на плиту, потом в ванной вымыл лицо с душистым
мылом, и тщательно побрился станком. С удовольствием
вытирая полотенцем тугое, свежее лицо, он услышал свист
чайника и, вернувшись на кухню, переставил чайник на
холодную конфорку. Доставая пачку чая из шкафчика, он
вдруг поймал себя на ощущении нереальности: дверца
шкафчика показалась почему-то легкой, словно бы из
пенопласта. И пачка чая почудилась совершенно
невесомой. Ничего не понимая, он хотел взять заварник, и
вдруг рука его ничего там не обнаружила. Он видел этот
163
маленький китайский чайничек с изображением
замысловатой веточки, на его боку, но не мог взять – это
стало призраком. Казалось, он очутился в одной из картин
просмотра. Выйдя в комнату со свечами, где вчера были
такие густые краски, и где лежал УП, Василий Семенович
обнаружил, что комната удивительно струится: все в ней
плавится, обесцвечивается и, оседая вниз, жидким стеклом
растекается по полу. И тогда резко обернувшись, Нефедов
прямо сквозь стену увидел свой желтоватый с салатным
горошком «предбанник», аппаратуру для распыления и
восстановителей, застыло стоящих с поднятой для
приветствия рукой. И все определилось: через несколько
минут тут останется лишь белое пеналообразное
пространство и Толик, войдя в него, закроет воду, текущую
с одной из стен… Он просил их, чтобы они сделали все не
заметно для него, но они сделали иначе, вероятно для того,
чтобы можно было еще попрощаться. И, конечно же,
сделали это правильно, по-человечески. Нефедов
почувствовал легкое, хмельное головокружение и,
погружаясь в мгновенный сон на многие столетия, вместе
с взмахом руки, успел послать своим друзьям последнюю
мысль: «Спасибо! Мне совсем не страшно… Одиночество
куда страшнее… А смерть – это не более, чем очень
темный сон…»
1992 год.
164
Не бойся тёмного сна…
Фантастическая повесть.
Покупайте другие книги в «Магазине
Гордеева»
http://videoklub.biz/magazin/