Тебя я ненавижу в этот миг.
Но вот приходишь, робкая, ко мне.
Касаешься губами -
И пьянея,
Как раб рабыни,
Я у ног твоих.
Целую пальчики и реки жилок,
Целую икры, бедра, груди, шею.
Как зверь,
Я плачу в радости порочной.
Все чудо-клеточки раскрылись,
Как цветики в саду под лаской солнца.
Ты, как мечты растроганной росточек,
Вся тянешься ко мне
И мне, как солнцу,
Отдаешься.
Потом становишься мятежной бурей:
И ноги, руки,
Будто вихорь-смерч,
Кружат меня,
Что парашют безлюдный.
Та высота блаженна и страшна.
Она – и дивный сон,
И острый меч. А снизу душат солнечные чащи,
Сжигают,
Охлаждая желтой трезвостью.
Я падаю,
Страшась достигнуть дна.
Я рву тебя, кусаю, бью и требую,
Чтоб ты, мой меч, секла меня на части,
Чтоб умереть и больше не воскреснуть.
–
Бездонна, как могила, эта бездна!
И лишь на миг всплывая на поверхность,
Терзаюсь: кто ты? Как тебя назвать?
И слышу: страсть! Губительная страсть!
* * *
В край искренний тебя не заманить.
И не увлечь волшебными мечтами.
Волшебной признаешь лишь масок нить,
Что соткана игры твоей руками.
Ты каждый вечер заново прекрасна:
Актрисам лучшим это не дано.
Никто не знает, что всего лишь маской
Затменье глаз твоих озарено.
Но отчего же долго так играла
Самозабвенно верную девчонку?
От той игры твоей, как от угара,
Я заболел любовью обреченной.
А только выдал свой глубинный страх -
Одела мигом каменную маску.
И посмотрела первобытно так,
Как будто мой палач в железной каске.
А после – смех тех тихих колокольчиков,
Что повторяют звезды на лугу.
И голос мятный: "Все меж нами кончено.
С другим продолжу вечную игру…"
О сколько простодушных ты казнила!
И столько же имеешь провожатых…
Как истинный талант – неотразима.
Изменчива – как мелкий подражатель.
Живи, как знаешь.
Боль моя – не бритва,
Что обнажить желает фальши истину.
В игре с тобою моя карта бита -
Поэтому хочу вернуться в искренность.
Тебя же в край простой не заманить.
И не увлечь наивными мечтами.
Достойной признаешь лишь масок нить,
Что соткана игры твоей руками.
* * *
Дай еще день наслаждения мукой.
Холодом нежным казни и ласкай.
Если ж умру в горьком счастье -
Сверхзвуком
Чувства мои унеси к облакам.
Скорбь их сольется с дождливым ненастьем
Бурей промчится в немилых краях.
Тихо падут благодарные капли
В землю, где листвится сущность твоя.
Древо любви твоей – звездные искры.
Льдом и огнем они бродят во мне.
Чтобы и в радости был я неистов.
Скорбно любил, как никто на земле.
Дай еще день наслаждения мукой.
Холодом нежным казни и ласкай.
Если ж умру в горьком счастье -
Сверхзвуком
Чувства мои унеси к облакам.
* * *
Теперь я знаю: ты совсем не та,
Что рисовал я акварелью чистой.
Живет в тебе и смог, и суета.
Ты вся – шальная виртуозность твиста.
Как ночь, торопишь путь свой в никуда,
Попутно что-то рьяно создавая,
И тут же это что-то забывая,
Как придорожный камень, навсегда.
Мужчины для тебя нектар особый.
Ты, как компьютер, точно ставишь пробы.
Меняешь без горячности сомнений
Любовь мою на сладкий сон мгновений.
Я тоже не такой уж мальчик правильный.
Любил тебя, но унижал другую.
И скоро, вижу, станет моим правилом
Не волноваться за судьбу чужую.
Мы оба – дети мифов, древних, страшных.
Из века в век летят они, как птицы.
И невозможно самой сложной краской
Свести с холста непрошенные лица.
ОТРЕЧЕНИЕ
«Приезжай! Приезжай! Приезжай!» –
В телеграммах и письмах ты просишь.
Все истоки души твоей в прошлом
И ты встретишь меня, словно май.
Ты цветами устелишь кровать.
И смеясь и рыдая с цветами,
Будешь каяться и целовать –
И тоску изливать на рояле.
Оживет из мелодии остров.
Разольются от слез родники.
Зацветут возле них васильки,
И деревья подымутся в росте.
Как желаю, как жажду той встречи!
Чтобы с музыкой слиться навечно.
Чтоб она воскресила тот лес,
Что в твоей же измене исчез.
Но закрыта для встречи дорога.
Я не знаю и сам почему,
Прикоснуться к тебе не смогу –
К тебе, что касалась другого.
«Приезжай! Приезжай! Я – твоя».
Этот зов, будто крик среди ночи.
…Отчего же мне легче и проще
Все забыть, чем увидеть тебя?
* * *
И все-таки любовь и мертвая – жива.
Какая ни лилась в ее родник отрава,
Как подло ты любовь ни предавала,
Как ни казнила,
Как ни жгла -
И четвертованная -
Она нектар свой сохранила.
Струится он по капиллярам тела моего,
Рождая в мышцах солнечную силу.
Согретый сладким гением его,
Беру я мастерок, кирпич и глину.
Средь выстрелов, пустынь, трущоб и смрада
Встают ряды дворцов и небоскребов своды.
То звездный мир моя рука возводит.
Полету светлых дел предела нет и нет преграды.
И в миг опьянения зодчеством
Мне кажется, что ты любовь не жгла,
А закаляла на костре жестокости,
Чтоб против атомных зарядов суеты и зла