Электрошпаргалка
Третьекурсники военно-морского училища готовились к сдаче экзаменов. То ли летней, то ли зимней сессии – дело давнее, всего не упомнишь. Как водится, имелись среди курсантов не то чтобы отпетые двоечники, коим, как известно, не место в военном вузе, но все же «ненадежные» ребята. Кому качественно учиться мешала природная лень, кому – все та же лень, но замаскированная оправданиями «не понимаю», «не успеваю» и так далее. Однако недостаток трудолюбия у курсантской братии обычно компенсируется избытком остроумия и военной смекалки, которая, вероятно, корнями своими восходит к приготовившему питательное блюдо из обычного топора солдату. А может, и еще древнее.
Что делает учащийся, если не питает иллюзия по поводу собственной подготовки? Ага, большинство читателей уже заулыбались и затуманились веселыми воспоминаниями. Совершенно верно, такой разгильдяй готовит «подсобный материал», в просторечии – шпоры. На случай, если среди нас присутствуют выпускники курсов кройки и шиться, переведу: шпаргалки. Кое-кто, не надеясь на собственную память, записывал на бумажных клочках необходимые формулы и константы, не желающие оставаться в измученном учебой мозгу. Эти клочки позже прятались: в рукава, за ремень, в носки, за пазуху. И еще в миллион мест, которые изобретательный ум найдет всегда. Особо «забывчивые» товарищи подходили к вопросу ответственней: на склеенную из вырезанных тетрадных полосок ленту шириной сантиметра 3-4 и длиной от полуметра до бесконечности убористым почерком записывался чуть ли не весь конспект по предмету. Подобное творение называли «гармошка» – по причине особенности его складывания. Для того, чтобы воспользоваться таким устройством, нужно было иметь особые навыки. Увы, отсутствие таковых нередко приводило к позорному изгнанию с экзамена пойманного на «шпоре» курсанта. Впрочем, иногда не лишенные юмора экзаменаторы, убедившись, что провинившийся в состоянии и сам ответить на вопросы, ставили счастливцу «удовлетворительно». Как подчеркивалось, «за усердие», ибо заполнение длинной ленты полезной информацией стоило немалого старания и времени. Да и в голове кое-что задерживалось. А еще существовали «бомбы», «резинки» и масса других приспособлений. Но речь пойдет не о многообразии, а о военной смекалке.
Вернемся к нашим третьекурсникам. Они были курсантами не какого-нибудь, а самого настоящего училища радиоэлектроники. Традиционный подход к решению вопросов «ошпаргаливания» их не устраивал. Им необходимо было сказать новое слово в науке и технике. И они его сказали.
При горячем участии отличников и просто хорошо успевающих (потому что кроме стремления к знаниям существует еще и крепкое курсантское братство) был разработан и внедрен в жизнь проект, теоретически позволяющий сдать самый сложный экзамен даже полным лоботрясам. В памятном всем фильме Гайдая о приключениях жизнерадостного студента Шурика один из нерадивых студентов явился на экзамен оснащенным целой радиостанцией. С ее помощью он рассчитывал без проблем ответить на любой самый сложный билет. Однако коварный преподаватель оказался готов к таким фокусам – и посрамленный студент с многозначительным прозвищем Дуб был изгнан. Неизвестно, эта ли идея дала толчок творческой мысли курсантов, или имело место обычное совпадение. Но за основу был взят именно этот проект.
В аудитории, примыкающей к экзаменационной, разместился координационный центр и – внимание – центр передающий! От снабженного микрофоном усилителя под паркетом и плинтусами в соседний класс был проложен провод, заканчивающийся у доски, где должен был находиться экзаменуемый. Но! Не простой экзаменуемый, а оснащенный наушником, удачно замаскировать который позволял военно-морской гюйс. Для незнакомых с морской тематикой – специальный форменный воротник. Провод от наушника проходил под одеждой и носком до подошвы, пробитой насквозь специальным металлическим контактом. Получив время на подготовку к ответу, лентяю стоило лишь встать в определенном месте, наступить на определенный «гвоздь» в паркете – а затем внимательно слушать и записывать. Сидевший в соседнем классе «диктор», обложенный учебниками и конспектами, был готов немедленно набубнить в микрофон необходимые сведения.
Как вы, вероятно, заметили, отличие от гайдаевской придумки заключалось в использовании более простых и надежных по сравонению с эфирным радио проводов и в отсутствии обратной связи – от отвечающего к подсказчику. За этот пункт плана отвечал дежурный по классу.
Сделав еще одно отступление, поясним, что на экзамене дежурный по классу – это не отнюдь не только чисто вымытые тряпки и новый мел. Дежурный – это внимательный менеджер, регулирующий целую кучу важных вопросов: рассадку экзаменуемых (с учетом возможности списать), отслеживание выбывших билетов, в экстренных случаях «подкидывание шпоры». Отдельная обязанность – контроль за настроением экзаменаторов. В соответствии с пристально изученными привычками преподавателей для них подготовлен именно тот сорт минералки или лимонада, который они предпочитают. Преподавателям-женщинам преподносятся цветы и конфеты.
Но вновь вернемся к нашим героям. Операцию под названием «Экзамен» будущие офицеры спланировали тщательно и с учетом всех мелочей. Вода, конфеты, сигареты на преподавательском столе были именно те, что нужно. Трое самых ненадежных лодырей были снабжены необходимыми проводами, наушниками и, забывшись, цокали по бетонным плитам коридоров металлическим контактом в ботинке.
Как водится, экзамен начали отличники. Во-первых, чтобы чуть притупить внимание экзаменаторов, во-вторых, чтобы поскорее закончить и отдохнуть со спокойной совестью. Те, чья совесть была неспокойна, нервно прохаживались неподалеку. Процесс пошел.
Сбой произошел в середине дня на втором «снаряженном» товарище. Экзаменатор, капитан 2 ранга Степин, добряк и философ, уже подустал и почти не обращал внимания на готовящихся к ответу, выслушивая очередного курсанта. Снабженный хитрым устройством Олег Удалов благополучно выслушал подсказки комариного голоса, подготовил ответ и, получив хорошую оценку, чуть ли не вприпрыжку выскочил из класса. В аудиторию вступил второй «электроник», Александр Кондратов, или попросту Кондрат. С уверенным видом вытянув билет, он громко (для дежурного!) огласил его номер и удалился на заветное место у доски. Где осторожно нащупал ногой нужный, как он посчитал, гвоздь, и приготовился внимать голосу из наушника.
На свою беду, Кондрат наступил не на тот «гвоздь». Дежурный, немедленно сообщив в «координационный центр» номер его билета, с волнением наблюдал, как друг все больше изгибает шею, а правое ухо вроде даже фантастическим образом увеличивается и принимает форму граммофонной воронки. «Не слышит», – понял дежурный и передал эту информацию в соседний класс. Сидящий за микрофоном подсказчик чуть увеличил громкость. Тщетно. Не слышит. Добавили еще громкости. Ноль. «Да что он там, оглох!», – чертыхнулся «радист», выводя громкость усилителя на максимум. В это момент произошло два события – закончил свой ответ курсант Семенов, а взмокший от переживаний Кондрат чуть шаркнул по полу ногой, наконец попав на «правильный» гвоздь. В полной тишине из плеча голосом китайского радиоприемника прозвучало: «Кондрат, придурок, ты что, оглох!!!» Дернувшийся от неожиданности Кондратов немедленно оторвал ногу от контакта на полу, и, мгновенно сориентировавшись, возмущенно посмотрел в окно, рядом с которым стоял. Поднявший глаза на странный звук, экзаменатор внимательно посмотрел на Кондратова, подошел, тоже выглянул в окно. Пожав плечами и подозрительно оглядев курсанта, он вновь сел за стол.
Ну что, Кондратов, готовы?
Еще пару минут, товарищ капитан второго ранга!
Ладно, готовьтесь.
Наверное от суровых переживаний в человеке открываются неведомые до того ресурсы. Кондрат ответил на билет самостоятельно. Без подсказок. Не буду врать, что заработал высший балл – но тройку свою получил честно. Выйдя из класса, молча содрал с себя микрофон, вытянул из-под одежды провода. Скатал все плотным жгутом и бросил в урну.
Отныне к экзаменам он готовился честно. Даже шпор не писал…
Изобретение не прижилось. Решили, что из-за пары лентяев слишком много бесполезной мороки. Проще по старинке, помочь отстающим в процессе обучения. Ну, а кому лень учиться – так матросы на флоте нужны всегда.
Своим же талантам беспокойные курсантские умы нашли другое применение. И не одно. Но, как говорится, это уже совсем другая история.
Зарисовки командного пункта
Картина первая
Небольшой командный пункт небольшой части. На часах тот промежуток между утром и полуднем, когда спать еще не хочется, а перекусить уже не помешает. С толком используя сложившуюся оперативную обстановку (командир, прихватив начальника штаба, наконец убыл в штаб вышестоящий) начальник КП и двое оперативных (действующий и сменившийся) изучают руководящие документы – пьют горячий крепчайший кофе, приводя в порядок взлохмаченную нервную систему. Умиротворение после бури. Утренний доклад прошел бурно, с ироническими репликами, выкриками с места и уничижительными аплодисментами аудитории в лице командира части. «Под раздачу» попали все, оказавшиеся в непосредственной близости от эпицентра, включая помощника-срочника, от испуга уронившего указку, затребованную тигрообразным командиром. Теперь матросик, лишь вчера назначенный в помощники, забился в свой помощничий угол, глядит перед собой остекленевшими глазами и иногда вздрагивает.
Телефон, звонок резкий и требовательный. Заступивший оперативный мощным глотком допивает кофе, делает ответственное лицо и поднимает трубку. Коллеги глядят тревожно – вдруг, не дай бог, командир! Оперативный слушает, расслабляется: финансисты верхние вспомнили про финансиста местного и желают слышать. Офицер поднимает трубку второго телефона, внутреннего, но тот молчит: ни гудка, ни шороха. Связюки – заразы!
– Саня! Саня!!! – оперативный повышает голос, матросик-помощник наконец приходит в себя и испуганно смотрит на начальство, – Ну-ка, сгоняй в бухгалтерию, по коридору последняя дверь налево, скажи финику, что его к телефону требуют.
Испуг в глазах матросика сменяется непониманием и опер поясняет:
– Ну, блин, старший лейтенант там сидит, финик. Скажи, пусть к телефону чапает!
Матрос Саня светлеет лицом, кивает и бежит выполнять приказание.
Через шесть минут на командный пункт врывается разъяренный начальник финансовой службы части «страшный лейтенант» Олег Данилюк, несущий в клешнях совершенно очумевшего помощника Саню. Ставит последнего в угол и, грозя кулаком изумленным операторам, хватает ожидающую его телефонную трубку.
Закончив разговор с руководством, он все так же грозно оборачивается к операм и рассказывает. Через минуту от хохота трясутся стены.
Матрос Саня же ещё не знал, что «финик» – сокращение от «финансист». Подумал – фамилия. Постучал, как полагается, открыл дверь и спросил у ближайшей бухгалтерской барышни:
– А как мне найти старшего лейтенанта Финика?
– Кого? – не поняла барышня.
– Старшего лейтенанта ФИНИКА! – громко повторил Саня (вдруг барышня глуховата?)
Давясь от смеха, барышня молча указала пальцем на рабочее место начфина, не замеченное матросом, и на самого начфина, постепенно багровеющего.
– Товарищ старший лейтенат Финик! – Саня понял, что опять сделал что-то не то, и его заклинило, – Вас вызывают на командный пункт к телефону!
Прыгнувший рассерженным котом прямо из-за стола начфин поймал Саню влет, после чего и свершилось явление Данилюка с Саней в зубах народу.
Через полчаса начфин уже был остывший, предложенный в качестве компенсации кофе в его кружке – горячий, а Саню наконец выковыряли из угла и приказали выучить должности и фамилии всех офицеров части. А то мало ли что…
Картина вторая
Тот же командный пункт. Послуживший и поумневший помощник Саня уже сделал «бешеную карьеру» – получил звание старшего матроса и приобрел положенные ракушки на мягком месте, а потому иногда в случае чего может и «порулить» во время коротких отлучек оперативного, который тоже человек. Саня уже знает, что иногда можно и не спешить – например, если к телефону зовут памятного по первым дням службы начфина, то и подождут чуть-чуть, чай, не баре! Но крепко-накрепко вбито в матросскую голову: если захрипела и засвистела большая коробка под столом, называющаяся системой оповещения «Береза», то промедление смерти подобно: хватай карандаш, бумагу и тщательно записывай все, что она расскажет. Особенно обращай внимание на первое слово, которое прогремит из динамика. Если «Динамит» или «Звезда», то можно выдохнуть и не записывать дальше, сигнал не наш. А вот когда услышишь «Патрон» или «Трубач», то внимательно слушай, пиши и докладывай немедленно!
Вот.
Итак, Саня обвел внимательным взглядом окна – мух не наблюдалось – и отложил в сторону самопальную мухобойку, прут с прикрученной проволокой резиновой нашлепкой. Данные с постов получены, в журнал занесены, обстановка на стенде откорректирована. Оперативный, похвалив Саню за старание, убыл в ларек за сигаретами, наказав помощнику бдить.
Бдить сидя с закрытыми глазами было удобно. Вот уже в мечтах показались дембель, мама с папой и собака Лямбда…
Из–под стала резко и с надрывам засвистела «Береза». Санек немедленно отложил мечты, схватил карандаш и бумагу. «Внимание!» – произнес потусторонний голос – «Трубач! Сигнал…»
Помощник, превратившись в одно большое ухо, записывал, одновременно беспокойно поглядывая на дверь – опера все не было, а промедление с докладом по сигналу грозило нешуточным взысканием. Матрос же «наверх» докладывать не может, не положено!
«Береза» закончила выступление и притихла. Сигнал записан. Оперативного не видать. Распахнув дверь в коридор, Саня крикнул помощнику дежурного по штабу, матросику на полгода службы помладше:
– Быстро! Беги в чипок, найди оперативного и скажи – «Трубач» прошёл! Бегом!
Помдеж, проникшись, рванул пулей. Еще через пару минут на КП ввалился ржущий во весь голос оперативный.
Молодой матрос, выскочив из штаба, немедленно приметил в курилке группу офицеров, среди которых был и опер. Подбежав, морячок принял строевую стойку, приложил ладонь к уху и (все как учили) громко доложил:
– Товарищ капитан-лейтенант! К вам на командный пункт трубач пришёл!
– Хорошо, что не Борис Моисеев… – заметил в наступившей тишине кто-то. Взрыв хохота сорвал птиц с близлежащих деревьев и подтолкнул в спину уже бегущего оперативного.
Доклад по сигналу прошел своевременно.
Картина маслом или ТЫКВА
Конечно, так говорить не следовало. То есть я считаю, что даже если ты Коля Майский, подполковник и командир части, то все равно – прежде чем чего-то сказать, ты должен подумать. И не столько о том, что ты скажешь, сколько о том кому и как ты это скажешь. Потому что иначе может выйти полная чепуха.
Но по порядку. Колю Майского (он же подполковник Майский Николай Алексеевич) у нас ещё зовут «Майским громом», втихаря, разумеется. Почему? Во-первых, за способность в минуты душевного надрыва рявкнуть так, что впечатлительные матросы-первогодки и мнительные лейтенанты прямиком уходят в нокдаун, во-вторых, за быструю отходчивость (только что грохотало, а уже тишь да благодать), и, в-третьих, в соответствии с фамилией. Внешностью Коля обладает монументальной, под стать голосу: рост 185, шесть пудов тренированных мышц, крепкий лоб и нижняя челюсть, при взгляде на которую подавился бы от зависти своим чуингамом самый матерый американский бейсболист.
Ещё любит Коля пошутить. У него вообще с чувством юмора нормально, что, заметим, иногда у командиров случается.
А Слава-то Тугопятов не знал! В смысле, насчет чувства юмора вообще он был в курсе, просто не мог пока совместить это понятие с драконообразным командиром. Тем более что как-то в качестве воспитательного средства Майский испытал на Славе свой знаменитый львиный рык и с непривычки у лейтенанта потом еще часа полтора звенело в ушах и подкашивались ноги. Да-да, верно, Слава у нас лейтенант, всего полгода из питомника, и только пару месяцев как научился душить в себе порывы первым отдать воинское приветствие проходящим мимо мичманам, вызывая у матерых разгильдяев понимающие усмешки.
Как вам Славу описать? Крупный нос будет единственной значительной деталью во внешности тщедушного лейтенанта, исполняющей две базовых функции: виноватое пошмыгивание и поддержание неожиданно изящных тонких очков – Слава слегка близорук. Все остальное у Славы некрупно и незначительно. Рост метр шестьдесят три.
Когда Майский впервые узрел «подарок» (лейтенант Слава плюс личное дело в комплекте), то вздохнул про себя: «Дитё». Похмыкивая, полистал куцую папку, посвященную Славиной военной жизни, недолго подумал и, вызвав начальника командного пункта, определил судьбу рекрута:
– Саныч, принимай пополнение. Два месяца на зачёты – и в обойму!
Потом (ну, не удержался, такой случай) глянул на Славу глазом Каа, собирающегося закусить обезьяной, и, драматично понизив голос, вкрадчиво спросил:
– Знаешь, какой теперь у тебя девиз будет?
Дождавшись неуверенного мотания головой, патетично продолжил:
– ПионЭр! – голос Майского возвысился, в ответ тихонько звякнула ложечка в любимой командирской чашке. – Ты в ответе ЗА ВСЁ!
Полюбовавшись эффектом, командир уже буднично завершил:
– Пионэр – это теперь ты, лейтенант. Вопросы? Нет? Свободны.
Спустя два месяца Слава Тугопятов, заинструктированный до безобразия, успешно сдавший зачёты на допуск к несению дежурства как собственному начальнику, так и в вышестоящем штабе, отходив положенное время дублером был выпущен в первое самостоятельное дежурство. Как ни странно, пронесло. Потом – второе, третье и далее по графику. В ходе пятого бдения был уличён командиром части в небрежности, в связи с чем и услыхал впервые знаменитый «рёв Коли Майского», от которого тряслись стены и птицы замирали в воздухе. Славу ожидаемо поразил столбняк. Удовлетворённый реакцией командир удалился, Славу откачали, вытерли слёзы, поправили фуражку на макушке и поздравили с крещением. Служба потопала дальше – иногда строевым шагом, а иногда и вразвалочку.
Вы еще не устали про военных читать? Тогда еще одно лирическое отступление. Для большинства военных оперативный – это прежде всего голос в телефоне. Часто звонящие, и прежде всего командование даже не задумываются: а кто ж там, на том конце телефонного провода, выслушивает твои слова, потея от усердия? И совершенно напрасно такое небрежение. Потому что, повторим, от этого всякая чепуха может получиться. Готовы? Тогда поехали!
Солнечный лучик, отразившийся от полированной столешницы, игриво пощекотал командирский куцый чуб и заглянул в мудрый командирский глаз. Коля Майский прищурился, оторвался от нудной писанины – через неделю ожидалась очередная проверка, пока было время, подбивал хвосты – и потянулся всем мощным телом, отчего жалобно заскрипело модное офисное кресло, подарок шефов. Громко заурчал недовольный желудок. Коля глянул на часы: верно, время к обеду. Вспомнилось кстати, что вчера в гости приехала тёща. Вопреки героям анекдотов Коля тёщу свою, Елену Васильевну, любил и уважал, а уж она в дорогом зяте души не чаяла, неизменно напоминая дочери, какое счастье той досталось: и малопьющий, и руки откуда надо, и сам мужик видный, да к тому же еще и военный. Словом, мечта любой нормальной русской бабы.
Готовила Елена Васильевна потрясающе и сегодня обещала порадовать детей и внуков настоящим украинским борщом, наваристым и душистым, с чесночком… Внутри организма у Майского снова требовательно заурчало, он сглотнул. В дни спокойные подполковник позволял себе отобедать дома, и сейчас был как раз такой случай. Он потянулся к «Бригантине», стоявшей на боковом столике, снял трубку и ткнул в кнопку «парк»:
– Дежурный по парку мичман Смирнов…
– Майский! – не дал закончить дежурному командир, – Где там мой рулевой? Помыл уазик? Заправил? Добро. Скажи, чтоб через десять стоял у штаба.
Коля положил трубку, в предвкушении пробарабанил по столешнице короткий марш и поднялся из-за стола. Прошелся, разминая затекшие мышцы, глянул в окно – солнышко, лето, ветерок… А вот траву уже надо бы скосить, чей это объект, Панченко? Вздрючу слегка на совещании, чтоб не расслаблялись. Ну что, поехали, как белый человек, домой, на обед!
Постучали, в дверь сунулся «рулевой», аккуратный и понятливый командирский водитель, старшина 2 статьи Паламарчук:
– Разрешите, тащ командир? Машина готова!
– Дбррро! – довольно рыкнул Майский, – Заводи, спускаюсь!
– Есть! – водитель прикрыл дверь, затопал по дощатому коридору к лестнице.
– Пум-пурум-пум-пум, – пропел под нос довольный Майский, подхватил с вешалки фуражку и собрался выйти.
Тьфу! Чуть не забыл с голодухи! Коля вернулся к столу и вновь схватился за трубку, нажал кнопку «ОД»:
– Оперативный дежурный… – заблеял в трубке голос Тугопятова.
– Так! – вновь не слушая продолжения рыкнул Майский. – Это Майский. Получен сигнал «Тыква». Я убыл!
Подполковник Майский положил трубку. И убыл.
Мы с вами уже говорили о наличии у командира чувства юмора. Выражение «сигнал «Тыква» было одним из его элементов и означало то, что подполковник Майский, пребывая в хорошем настроении и добром здравии, поехал домой для покушать и немножко отдохнуть. Разумеется, об этом знали все, тем более на командном пункте. И еще более разумеется, что Слава Тугопятов об этом пока узнать не успел. Как-то не приходилось к случаю. К тому же в этот злосчастный день начальник штаба увез более опытных Славиных коллег на очередной сбор, где им должны были еще раз объяснить правила и порядок не скажу чего, потому что секретно.
Помощи ждать было неоткуда. И началась, как я предупреждал, чепуха. Из речи командира ухо Славы вычленило главное. Сигнал «Тыква»!
Еще будучи дублёром Слава часто открывал Самый Важный Сейф и смотрел на Самый Важный Пакет. Внутри лежали Важные Бумаги, в которых было написано что, как и когда нужно делать в случае, если вдруг. Славе непременно почему-то вспоминался главный герой рассказа любимого в детстве писателя Пантелеева «Пакет», когда сознательный красноармеец, попав в плен к белякам, уничтожил важный пакет путем съедания и еще закусил сургучной печатью.
Но командой на вскрытие того Пакета, что лежал на КП, было совсем другое Слово. Поедать его вообще пока приказа не было. А ведь у командира наверняка имеется другой, еще Более Важный Пакет, пронзило лейтенанта! И безусловно это его имел в виду командир! Слава прозрел и понял, что промедление смерти подобно. Кроме «пионэр, ты в ответе за всё!» в его голову накрепко вколотили историю о том, как впервые дни Великой Отечественной были расстреляны все оперативные дежурные флотов, за исключением Черноморского, который в отличие от коллег, не медлил и не раздумывал. Лейтенант Тугопятов поправил очки, сжал зубы, выхватил из воображаемых ножен воображаемую саблю и щелкнул тумблером громкой связи.
– Дежурный по части, – с некоторой томностью ответил динамик голосом Дениса Орехова, капитан-лейтенанта, начальника вещевой службы и записного бонвивана.
– Оперативный! Получен сигнал на приведение в высшую степень готовности! – без запинки выпалил Тугопятов.
– Ну и ни фига себе, – спокойно ответил Орехов, – А степень-то хоть какая? Ограничения есть? Ружья личному составу выдавать с патронами или пусть так врага пугают?
Лейтенант вошел в боевой режим и решения принимал мгновенно. Он в ответе за всё!
– Степень третья, высшая. Оружие получить, боезапас не выдавать!
«Еще перестреляют друг друга», – подумал лейтенант. Видел он уже тот личный состав, прости господи, обойдутся пока и без патронов, чай враг не под воротами стоит. Лейтенант развернул здоровенный контрольный лист и поставил первые отметки о предпринятых действиях.
Загудела сирена. Мощный военный организм начал перестраиваться на работу в новом режиме. Затопали по асфальтовым дорожкам матросские ботинки, в парке взревели мощные двигатели. Залились соловьями двери вскрываемых оружеек. Четыре «Урала» понеслись к складам, где матерящиеся мичмана рвали печати, открывали закисшие двери. Баталеры строили бригады, назначенные для выноса имущества. Первыми получившие оружие морячки в обнимку со скатанными матрасами побежали в парк, согласно расписанию подменялась вахта и внутренняя служба, сменившиеся бежали к оружейкам. Ротные и взводные в парке срывали голоса, командуя выходом техники. Часть Майского в отстающих не числилась, каждый знал свой маневр, действовал четко и организованно. На командный пункт посыпались доклады о выполнении элементов плана перевода на боевой режим…
***
– Колечка, ты сыт? Может, ещё котлетку? – заботливой наседкой Елена Васильевна суетилась вокруг, Майского, разомлевшего после грандиозной порции борща и последовавших за ним трёх котлеток величиной с его командирскую ладонь.
– Нет, мама, спасибо, а то лопну – зашивать придется, – улыбался на тёщину заботу Коля, – очень вкусно, но некуда. Да и в часть надо.
– Да куда твои морячки денутся? Хоть полежи, отдохни чуток после обеда.
Почему бы и нет? Полчаса роли не играют, вроде все спокойно, можно и придавить диванчик. По заведенному правилу водитель Паламарчук уже должен тоже отобедать в ближайшем неплохом кафе (и не за свой счёт, Майский скопидомом не был, деньги на обед старшине исправно выделял из собственного кармана) и ждать в уазике. Ничего, полчасика подождет, на девчонок окрестных полюбуется. Коля откинулся на диван и задремал…
Запиликал телефон.
– Коля, это тебя, – позвала теща.
Коля вынырнул из дремы и обреченно потащился в коридор к телефону. Кому там еще не сидится спокойно? Звонил однокашник из штаба флота:
– Ляксеич, привет! Ты что, собрался на Берлин, да потом сдрейфил, сам сбежал?
– А?
– Что акаешь? Ты зачем войска строишь-выводишь? Или мятеж против командующего флотом затеял? Так пожалей старичка, не губи…
– Блин, Андрюха, ты что, пьяный? Какой мятеж, ты что несёшь?!
– А чего твои охламоны с оружием в колонны строятся, технику выводят? Ты что, не в курсе?!
– Куда строятся? Как выводят? – Коля после обеда был слегка заторможен. – Кто выводит?
– О-о, брат… Ты дуй-ка мухой в часть, а то что-то мне за тебя уже волнительно, как бы тебя любимые матросики на штыки не подняли, словно гидру белогвардейскую. У тебя там движуха идет вовсю, подразделения к маршу готовятся. Оперативный флота интересуется, что ты там творишь, скоро командующему доложат…
Коля положил трубку, очумело посмотрел на неё, вновь схватил и набрал нужный номер.
– Оперативный дежурный «Калины» лейтенант Толстопятов!
Ну хоть на КП свои.
– Майский. Доложите обстановку.
В процессе заслушивания доклада брови Майского поднялись на рекордную высоту, чуть не уехав под скальп. Чуткое командирское ухо мгновенно выловило некую истерическую нотку в звенящем голосе лейтенанта. Мгновенный анализ ситуации – Коля, как уже сказано, был опытным командиром – и решение найдено.
– Товарищ лейтенант! Приказываю приостановить выполнение плана приведения до моего прибытия!
– Есть!
Ффух! Вроде послушался. Коля немедленно набрал новый номер:
– Дежурный по части? А кто?! Помощник?! Командир говорит! Ну-ка пулей мне к телефону нашего Айболита домашнего! Что? Блин!!! Доктора мне на связь, мигом!
«Доктор» – начмед майор Гизатуллин, сыскался в две минуты. Он внимательно выслушал взволнованного командира, похмыкал удивленно и озабоченно, ответил «Есть» и, кинув трубку помдежу, умчался в медпункт, гаркнув на ходу:
– Ерёму ко мне. Быстро!
Слава Тугопятов был доволен. Взволнован, но доволен. Процесс шёл, доклады регистрировались, отлаженная военная машина крутилась и он, именно он управлял и дирижировал этим мощным оркестром. Хотелось петь и одновременно защищать Отчизну до последней капли крови. «Дилинь!» – сказал звонок. Дверь на КП закрыта, как полагается, желающие проникнуть жмут на кнопку звонка.
– Глянь, кто там, – кивнул Толстопятов помощнику, старшему матросу.
– Доктор, тащ. Запустить?
– Давай.
Начмед вошел упругим охотничьим шагом, за его спиной в дверях обозначилась почти двухметровая шкафообразная фигура Ерёмы – водителя-санитара Еремеева, матроса силы немерянной, при необходимости заменяющего и подъёмный кран, и экскаватор. Соколиным оком майор Гизатуллин оценил обстановку, расплылся в лучистой татарской улыбке, затараторил:
– Слушай, оперативный, надо уточнить по запасам медицинским. Вот у меня ведомость, глянь, где у вас аптечка? – А? Не знаю, сейчас посмотрю…, – Слава отвернулся, ища взглядом аптечку, а медведь Ерема как-то удивительно плавно перетек к нему за спину и аккуратно, но железобетонно зафиксировал лейтенантские руки.
–Э! Да что за дела…! – возмутился Слава, но рядом уже стоял Гизатуллин.
– А ты, парень, не шуми, расслабься… Вот укольчик только сделаем… – в бедро кольнуло и лейтенанту Толстопятову вдруг стало спокойно и весело. «Ну и хорошо» мелькнуло в голове, и он отключился.
***
– Ну, едрёна мать, лейтенант! Я ж подумал, что у тебя крышу снесло. Вот и приказал тебя обезвредить… аккуратно.
Красный, как свежесваренный рак, Слава Толстопятов переминался с ноги на ногу перед командирским столом.
– Садись, пламенный революционер! – подполковник Майский усмехнулся. – Чуть до инфракта меня не довел. Или до трибунала, смотря чем бы дело кончилось. Так! Действовал ты глупо, но уверенно, за теорию двойка, за практику – удовлетворительно. Потому снова – инструкцию в зубы и зубрить наизусть! Завтра в 9.00 ко мне на зачёт. Ясно?
– Так точно, – вскочил Слава.
– Да сядь ты! Твой фортель мы задним числом провели как проверку боеготовности, в штабе я договорился, возьмешь журнал и правильно заполнишь, начальник твой покажет. И где чего расписаться даст. А тебя я попрошу, милое дитя, пока ты у меня существуешь на командном пункте, будь добр – любую команду, любой сигнал проверяй и уточняй. А то так неровен час я чихну, а ты третью мировую войну по ошибке начнёшь! Понял?
– Так точ..
– А сейчас – брысь с глаз моих! Че Гевара…
Майский посмотрел на закрывшуюся за лейтенантом дверь, вздохнул и засмеялся. Вот чудо, а? Да и сам хорош, думать надо, кому и что говоришь!
А ведь именно с этого я и начал рассказ!
Коля Майский теперь при общении с подчиненными тщательно подбирает слова и идиомы. И не забывает поинтересоваться, правильно его поняли или нет. Чтоб больше чепухи не получалось.