Free

Осторожно, Морозов!

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

На вокзале ждал продрогший офицер, отвечающий за распределение прибывших к месту учебных сборов. Хмуро, по-северному поприветствовав приезжих южан, свалившихся на его голову, он повёз их к месту службы: на длинную пристань, охраняемую неусыпным оком семнадцатиметрового памятника героям- североморцам, которого местные ласково звали «Алёшей». Ещё один хороший знак, не иначе!

К набережной, тесня друг друга, как котята около мамки, было пришвартовано множество военных кораблей. Сопровождающий офицер уверенной походкой направился к одному из них, обратился к матросу на вахте с просьбой позвать командира корабля и бойко отрапортовал, когда тот появился:

– Здравия желаю, товарищ командир! Привёл десять офицеров запаса для участия в учениях на военных сборах.

Повисла секундная пауза, в течение которой с командиром корабля прямо на глазах потрясённых новобранцев произошли удивительные метаморфозы. За секунду он побелел, покраснел, выпучил глаза, налитые яростью, сжал кулаки и, брызгая слюной, заорал на всю набережную так, что даже «Алёша», кажется, услышал:

– Ни одного не возьму!!! В шею гоните их! Мне эти «партизаны» вот где, вашу мать! Не мешайте работать!

Офицер остолбенел, взял паузу в несколько секунд, и продолжил чуть менее бойко:

– Товарищ командир, есть предписание распределить офицеров запаса на Ваш корабль. Вот.

– Да мне пох…, что там предписано! – продолжал орать командир. – Валите отсюда, не возьму никого на свой корабль, понятно?



Ошарашенные тёплым североморским приёмом ленинградские офицеры запаса растерянно стояли, переглядываясь.

Сопровождающий офицер сжал зубы, буркнул «за мной» и повёл их на соседний пирс, к другому кораблю. У второго корабля история повторилась почти слово в слово, разве что мат был отборнее. И только командир третьего корабля с кислой физиономией согласился взять к себе группу новоприбывших с условием, процеженным сквозь зубы:

– Вот вам кубрик. Вот вам четырёхразовое питание. Что б я вас не видел до конца вашего пребывания здесь. На палубе не появляться, в разговоры ни с кем не вступать. Сидите тихо, не мешайте команде работать. Всё ясно?

– А как же учения? – раздался неуверенный голос из группы прибывших.

– Да я эти учения … (%*!#&^)

– Ясно, – нестройно, совсем не по-военному пролепетала в ответ команда новобранцев. И нырнула в кубрик.

Кубрик был рассчитан на двенадцать человек и находился ниже ватерлинии, то есть был совершенно без окон. Связь с внешним миром осуществлялась через дырку в потолке и металлическую лестницу. Внутри втиснулись двенадцать спальных мест: шесть рундуков и шесть коек на втором ярусе. Алексей занял рундук, да ещё и рядом со столом: считай, повезло!

Вечером настало время для второй бутылки коньяка. К удивлению новоприбывших, командованию корабля было совершенно всё равно, чем они занимаются у себя в кубрике, поэтому офицеры устроили настоящий праздник, ничем не стесняя себя. Приберегли с обеда и ужина кое-каких закусок, хлеба, которого офицерам полагалось в неограниченном количестве, достали припасённую бутылку и стали поднимать себе настроение, как могли. Бутылки на десятерых в такой обстановке, конечно, мало, но хоть что-то. Довольно быстро её опустошив и немного повеселев, офицеры выключили свет и улеглись спать, побросав остатки пира прямо на столе.

Проснулся Алексей от каких-то очень странных, непривычных ощущений по всему телу. Спросонья он не сразу понял, что происходит. Вокруг была совершенно непроглядная темень, из которой раздавалось тихое попискивание. Тут-то он и догадался, что за странные ощущения. Туда-сюда прямо по нему, быстро перебирая лапками, бегали огромные крысы, о чём-то радостно переговариваясь между собой. Наверное, благодарили морских богов и этих спящих олухов за роскошный ужин. Добегали до столика, который был расположен прямо рядом с рундуком Алексея, доедали за офицерами остатки вечернего банкета и убегали обратно. Кратчайшая дорога к пищеточке для них пролегала прямо по Алексею.

По-хорошему надо было встать и включить свет. Но Алексей не мог себя заставить вылезти из-под одеяла. Сама мысль о том, что надо пройти в кромешной темноте по полу, кишащими крысами, приводила в ужас. Прямо как в детстве, прячась от чудовищ, он накрыл голову одеялом, подоткнул его под все бока так, чтобы ни кусочка тела не торчало, и стал ждать, когда визг утихнет. Ждать пришлось долго. Ну, по крайней мере, ему так показалось. Хоть бы кто из парней проснулся. Но те мирно сопели и не знали, что Алексей, как Щелкунчик, вынужден в одиночку противостоять полчищу крыс, пусть и под одеялом. Маша с туфелькой ему бы сейчас ох как не помешала. Впрочем, сгодился бы и любой из этих спящих принцев. Но те и не думали просыпаться.




Через какое-то время противные попискивания утихли, мерзкие чудища бегать по Алексею перестали. На всякий случай он выждал в своём укрытии ещё несколько минут, аккуратно вылез и на ощупь, по памяти, начал осторожно продвигаться в сторону выключателя. Почувствовав под ладонью на стене небольшую выпуклость, со смешанным чувством облегчения и тревоги включил свет. Маленьких монстров нигде не было видно. На столе не осталось ни одной крошки хлеба. За ужин ночные гости расплатились щедро разбросанным крысиным пометом, который равномерно покрывал стол и постель Алексея. Он вернулся к рундуку, стряхнул оставленные чаевые, и лёг. Заснуть в эту ночь ему больше не удалось.

А затем потекли тяжкие корабельные будни.

Суровая служба начиналась в 7 утра. Отдыхающих, тьфу, офицеров на учении, будил матрос завтраком. Можно было, конечно, и не просыпаться, никто не заставлял, но завтрак пропускать никому не хотелось, потому что через час тот же матрос забирал грязную посуду и не показывался до обеда. Процедура повторялась ещё трижды в день, причём порции были как на убой, но от нечего делать новоявленные морские офицеры съедали всё под чистую. Из развлечений у них была в распоряжении пара привезённых предусмотрительными товарищами совершенно дурацких книг, названия которых и запоминать не стоило. Однако Алексей от скуки прочёл их по три раза каждую. Другие, ещё более предусмотрительные «сокамерники» прихватили с собой карты и домино. Так и коротали время от полдника до обеда, от обеда до ужина. В качестве спортивной нагрузки – поход в общественный гальюн, к которому надо было подняться по лестнице, вылезти в отверстие в потолке и пройти узкий коридор. А потом ещё и обратно, между прочим!

Проскользнуть туда требовалось так, чтобы не попасться на глаза командующему составу, и сперва новоприбывшие честно старались соблюдать условленный порядок, обозначенный гостеприимным командиром корабля. Но однажды отведённый им гальюн оказался занят, и Алексей решил пойти во второй, более дальний. Открыв очередную дверь, он замер на пороге. В помещении, через которое ему надо было пройти, кадровый офицер – кажется, майор, прикинул Алексей, – проводил учения для матросов. Пара десятков глаз смотрела на Алексея. Алексей не знал, что делать.

Наверняка должен был быть некий устав, по которому нужно было обратиться к старшему по званию. Но Алексей его не знал. Надо отдавать честь или не надо? Фуражку он оставил в кубрике. Что говорить? Вот чёрт. Повисла немая пауза. Алексей почувствовал, что начал краснеть. Майор выждал ещё несколько секунд в надежде, что этот гражданский болван что-нибудь сообразит, но понял совершенную бесперспективность ситуации, вздохнул и тихо сказал:

– Иди давай.

Алексей развернулся и пулей вылетел из помещения.

Запертые в металлическом мешке, умирающие от скуки офицеры запаса совершенно не знали, куда себя деть. Постепенно они чуть осмелели и стали под неодобрительные взгляды кадровых офицеров пару раз в день вылезать на палубу, чтобы хоть немного подышать холодным североморским воздухом. Их не прогоняли, понимали, что находиться 24 часа в маленьком помещении без окон хуже, чем в тюрьме, терпели. Однако во взглядах встреченных офицеров явственно читалось: «Господи, да когда ж они уже отсюда уберутся?». Только однажды к ним подошёл офицер и обозначил, куда нельзя ходить ни в коем случае, а где можно покурить пять минут. Но участники военных сборов и сами не горели желанием пересекаться с кем-то из команды. Они чувствовали себя абсолютно лишними в этом обособленном, закрытом от чужаков мире. Привыкших к гражданской жизни, к своим высококвалифицированным профессиям, интеллигентным сослуживцам, их шокировала суровая служба матросов на корабле, бесконечный поток отборного мата, который сыпался на головы тех из уст офицеров. Поэтому новобранцы как можно дальше держались от этого странного мира, с которым так неожиданно им пришлось соприкоснуться, но в который их всё равно отказались принимать.

Через десять дней рано утром в кубрик совершенно неожиданно вместо матроса спустился сам командир корабля в явно хорошем настроении.

– Товарищи офицеры запаса, ваши сборы окончены.

Заключенные      кубрика удивлённо переглянулись, ничего не понимая.

– Я договорился, всё в порядке. Собирайтесь! – отрезал он и раздал всем присутствующим справки об успешном прохождении военных сборов и отличных результатах на них. Успешно прошедших военные сборы долго уговаривать не пришлось. Парни моментально собрались и покинули негостеприимный корабль.

Алексей вышел на пирс, ощущая себя откатавшим срок заключённым, вышедшим по УДО. И вдруг замер. Он сообразил, какое сегодня число… Рванул к ближайшей телефонной будке и набрал номер Олега:

– Олег! Это Лёша! Ты не поверишь, но я приду к тебе сегодня на свадьбу! Меня вот только что отпустили со сборов! Прямо в день твоей свадьбы, представляешь?

– Лёха? Да ты что! Не может быть! – на другом конце провода слышался всплеск неподдельной радости. – Это просто отлично! Будешь у меня свидетелем!

 

Так Алексей оказался свидетелем на свадьбе лучшего друга. Вот ведь жизнь как устроена! Не будь этих дурацких сборов, ни за что ему не попасть бы на праздник. Как будто сама судьба всё подстроила. Алексей нагулялся: наелся, напился, натанцевался, наговорил длинных, красноречивых тостов и на следующий день первым же поездом поехал обратно в Ленинград, как ни уговаривали его задержаться ещё хотя бы на пару дней. Там, в Ленинграде, ждали жена с дочкой.

Как ответственный советский гражданин и ударник труда, прямо с вокзала Алексей поехал на работу в совершенно прекрасном настроении, полный энергии и желания трудиться на благо Родины. Всё-таки иногда работать лучше, чем отдыхать, теперь он это точно знал.

ВНИИ телевидения занимал целый квартал Выборгского района и был режимным пред- приятием. Войдя в двери проходной, Алексей застрял на турникете: вахтёр категорически отказывался пропускать его внутрь.

– Вы что, не в курсе, что рабочий день начался уже больше часа назад? – отчитывал он Алексея с полным ощущением своего всемогущества.

– Да я со сборов приехал, вот только с поезда, – объяснял тот.

– Тогда Вам в военный стол! – повелительно указал вахтёр Алексею направление, куда тому следует идти.

Алексей направился по указанному адресу и стал объяснять скучавшему там начальнику военного стола ситуацию.

– Добрый день! Я Морозов Алексей Викторович, уезжал на военные сборы, вот вернулся.

Начальник военного стола устало посмотрел на подозрительно довольного прибывшего. Достал толстую, пыльную книгу, полистал ядовито-жёлтые страницы.

– Морозов? Алексей? Викторович? Так Вы должны 31 августа вернуться. А сегодня какое?

– Сегодня тринадцатое, но, видите ли, нас раньше отпустили.

– Так. У меня записано, что до 31 августа Вы на военных сборах. До 1 сентября что б Вас не видел.

– Да у меня же закончились сборы!

Начальник военного стола с шумом захлопнул книгу и устало отрезал:

– Гуляйте. Всего хорошего.

Алексей вышел на улицу. Светило солнце, было двадцать градусов тепла. И у него оставалось ещё восемнадцать дней незапланированного отдыха впереди. Он повернул в сторону метро и, не заезжая домой, вновь поехал прямо на вокзал. Взял билет на электричку до станции «Володарская». Сел на деревянную скамейку в вагоне. Смотрел в окно на проплывающие мимо пейзажи и широко улыбался, представляя лицо Лены, когда он явится к ней на восемнадцать дней раньше срока. На вокзале оказалось, что автобусы не ходят, и Алексей пробежал до участка четыре километра бодрой трусцой. Калитка, как всегда, была закрыта на крюк изнутри. Он перелез через забор, прошёл по узкой дорожке, зажатой со всех сторон аккуратными грядками, подошёл к дому и постучал в окно.

Это был последний тёплый день лета. Алексею по жизни будет везти со всём, кроме погоды, особенно если это погода в отпуске. Но он об этом ещё не знал.

Пыжиковая шапка


Бывший инженер 1-й категории 7 отделения Всесоюзного научно-исследовательского института телевидения, а ныне просто безработный Алексей Морозов крепко сжимал руль старенького жигуля-трёшки и, вдыхая запах бензина, вглядывался в темноту за лобовым стеклом. Тусклые фонари вдоль проспекта Просвещения не сильно помогали выловить маленькие тёмные человеческие фигурки, а уж заметить вскинутую руку и вовсе было задачей не из лёгких. Ноябрь 1993 года выдался морозным, но сухим: снега не было совсем. А северная зимняя ночь, длящаяся 19 часов в сутки, уже уверенно прихлопнула бывший Ленинград своей чёрной ладонью. В общем, вокруг было, что называется, хоть глаз выколи. Но для Алексея такие вечерние рейды стали уже привычным делом.

На зарплату инженера, пусть даже и 1-й категории, в молодом демократическом государстве, появившемся на обломках почившего СССР, было не прожить. Тем более когда у тебя жена и маленькая дочка. Их и кормить, и одевать, и баловать надо. А в новой России одна денежная реформа сменяла другую, да так успешно, что с января по ноябрь 1993 года цены выросли в десять раз. Крупа гречневая – 620 рублей, килограмм сахара – 800, колбаса копчёная – 5000, а коньяк – все 8000. И если без копчёной колбасы можно прожить, то без коньяка в такой обстановке – вряд ли. Новый жигуль, между прочим, стоил аж 4 000 000 рублей, но Алексей купил старенький, да и тот не на инженерскую зарплату.

Из ВНИИ он уволился ещё год назад, когда стало очевидно, что ловить в институтских коридорах нечего. Тогда же почила в бозе и начатая диссертация. Но Алексею крупно повезло: близкий друг студенческих времён устроил его на работу в немецкую компанию, открывшую филиал в северной столице восточного соседа. И сразу – генеральным директором. Когда Алексей пришёл устраиваться на новую работу, его спросили:

– Зарплата в 1 000 долларов устроит?

«В год?» – хотел на радостях уточнить Алексей, получавший в своём институте десять долларов в месяц, но вовремя осёкся. Сохраняя самообладание, кивнул с важным видом. О том, что был готов с радостью работать и за сто долларов, новым нанимателям он не сказал.

Консалтинговая фирма «ОЕКОН Санкт- Петербург» организовывала презентации для немецкой котельной компании на абсолютно девственном рынке Российской Федерации. Для начала Алексей отправился регистрировать кон- тору в Комитете по внешним связям мэрии Санкт- Петербурга. Простояв час у кабинета какого-то странного, невысокого, поджарого председателя этого комитета битый час, получил заветную печать с его личной подписью «В.В. Путин». А затем началась настоящая гендиректорская работа. Несколько месяцев Алексей искал подходящее для презентации котлов помещение, договаривался об условиях сотрудничества, заинтересовывал потенциальных клиентов и занимался миллионом других мелочей. Он не очень верил, что получит обещанные деньги. Где это видано, чтоб 1 000 долларов в месяц платили? Но аккуратные немцы, приехав на презентацию, выдали всё до цента.

Ошалев от свалившегося на них несметного богатства, Алексей с Леной купили стиральную машину, спальный гарнитур, цветной телевизор с идеомагнитофоном и старенький жигуль за 500 долларов. На этом фортуна решила, что с семьи Морозовых хватит: «ОЕКОН», не питерский, а берлинский, обанкротился и платить зарплату гендиректору своего филиала в России перестал. Алексей остался без работы. Не возвращаться же в НИИ! Тут-то и пригодился только что приобретённый жигулёнок.

На ладан дышащий советский институт такси испустил дух вместе со старым государством, а новому было некогда заботиться о перевозке граждан из точки А в точку Б. Такси исчезли как вид. И пока власти занимались более насущными проблемами, предприимчивые граждане сами исправили ситуацию: в городе появились «бомбилы». Счастливые обладатели собственных автомобилей стягивались к прикормленным местам вроде вокзалов или станций метро или же просто колесили по району в поисках вскинутой вверх руки. Вот и Алексей решил, что это прекрасный выход из сложившейся ситуации, и начал «бомбить» по вечерам.

Предприятие оказалось на удивление успешным. Каждый день он выезжал «на охоту», и к ночи карманы куртки новоиспеченного таксиста набухали от мятых разноцветных купюр. Алексей приходил домой, вываливал всё заработанное на стол, и они с Леной садились подсчитывать улов. Получалось не так жирно, как у немцев, но всяко лучше, чем в НИИ.

В тот вечер всё было как обычно. Тёмные улицы, тусклые фонари, вскинутая рука девушки у станции метро «Проспект Просвещения». Ничего не предвещало приключений. Интуиция предательски молчала, и Алексей остановил машину. Девушка, совершенно обычная, ничем не примечательная, сжимая полиэтиленовый пакет, приоткрыла дверцу, наклонилась и заглянула внутрь:

– Добрый вечер! Отвезти на Светлановский проспект сможете?

– Да, конечно, без проблем, садитесь.

– Только я не одна, со мной молодой человек.

Тут к машине подошёл мужчина кавказской внешности в пушистой пыжиковой шапке. Алексей и бровью не повёл. За последние несколько месяцев он возил совершенно разных людей и никаких предубеждений по этому поводу не имел.

– Отвезу и с молодым человеком, залезайте.

Девушка уселась на переднее сиденье, кавказец в шапке – на заднее, прямо за водителем. Алексей переключил рычаг коробки передач, выжал сцепление, и машина, зарычав, тронулась вдоль широкого проспекта Энгельса, мимо бесконечно длинных, серых, совершенно безликих новостроек, которые разукрашивала только шахматка подсвеченных окон, мимо тёмных, заброшенных строек, мимо спешащих домой по чёрным тротуарам пешеходов, навстречу редким, лупоглазым, до отказа забитым людьми трамваям. Спальный район не спал.

Вдруг пассажирка попросила свернуть в сторону – на дорогу, идущую вдоль большого пустыря. Таких пустырей в северной части Выборгского района в то время было немало. Эта часть города начала застраиваться только лет двадцать назад, в 1970-х. Многие территории здесь остались неосвоенными советскими властями, а новым было не до них. Алексей удивлённо притормозил. Странно, что им могло здесь понадобиться.

– Вы же говорили: на Светлановский надо? –

уточнил он.

– Да, – ответила девушка, – но нам надо сначала в одно место заскочить, а после на Светлановский поедем.

Возможно, хотя бы тут Алексею стоило насторожиться. Даже наверняка стоило. Но он снова этого не сделал. Подумаешь, бывает. Надо – значит, надо. Не насторожился он и тогда, когда вокруг закончились дома, фонари и машины, и старенький жигуль оказался посреди огромного пустыря в полном одиночестве. А насторожился, лишь когда прямо у его горла оказалось лезвие ножа.

– Останавливайся, – глухо прозвучал сзади голос с кавказским акцентом.

Алексей остановился. Вот попал так попал. Вокруг никого, темень непроглядная, он застрял в какой-то жуткой дыре на узкой дороге с преступной бандой, явно действовавшей, как там это называется, по предварительному сговору.





– Деньги давай и документы на машину, –

нервно прохрипел главарь.

– Отдам-отдам, не нервничай только, – ответил максимально спокойно, насколько, конечно, это было возможно в такой ситуации, Алексей и стал медленно доставать из карманов купюры. Также медленно он начал передавать их назад правой рукой, держа левую наготове… Расчёт был верным. Сложно тянуться к деньгам одной рукой, не ослабив хват ножа в другой. По крайней мере, если ты не Джеймс Бонд. А грабитель в пыжиковой шапке на агента 007 явно не был похож. Как только волосатая рука потянулась к вожделенным бумажкам, Алексей почувствовал, что лезвие ножа от горла отошло. У него было примерно полсекунды. И он её использовал.

Выдернув ключ из замка зажигания правой рукой, левой Алексей рванул ручку двери, вывалился плечом на асфальт, а затем, совершив кувырок, удивительным образом оказался на ногах. Кульбит получился таким удачным, что Алексей и сам не ожидал. Он даже не ушибся! Прямо как заправский каскадёр, отрепетировавший трюк несколько раз с инструктором. Эх, красиво, наверное, выглядело со стороны. Жаль, зрители его успеха не оценили.

Бандит тем временем яростно дёргал ручку двери, пытаясь выбраться наружу вслед за Алексеем, чтобы продолжить прервавшийся диалог, но… Ручки задних дверей в стареньком жигуле были давно уже сломаны, открыть можно было только снаружи. Пассажир оказался заперт в машине. Его подельнице при этом удалось обрести свободу с первого раза. Правда, что делать с этой свободой, она не знала – стояла у машины и растерянно смотрела по сторонам.

Алексей между тем подошёл к багажнику, открыл его и достал лежавшую там, словно специально ждавшую такого случая монтировку. Вот и пригодилась. Глаза девушки расширились. Но к её облегчению опасная жертва ограбления двинулась в другую сторону – навстречу показавшемуся вдалеке свету фар.

Алексей встал на середину дороги и начал активно махать руками. Машина остановилась, из неё вышел водитель, и только Алексей собрался всё объяснить, как с противоположной стороны подъехала другая машина. Она тоже остановилась, и водитель вышел посмотреть, в чём дело. Алексей оказался в свете двух пар фар.

– Мужик, что случилось?

– Да понимаете, меня тут грабят. Людей подвозил, а они нож к горлу приставили и потребовали все деньги и машину отдать. Я сумел выбраться из машины, а этот, вон, застрял там, у меня задние двери плохо работают.

– Та-а-ак, ясно. А от нас ты чего хочешь?

– Без понятия.

Алексей вдруг понял, что действительно не представляет, что делать дальше. Телефонной будки, из которой можно было бы вызвать милицию, поблизости не было. Связать и доставить в отделение самим – нереально, даже при соотношении сил 3 к 1. Девицу можно было и отпустить, всё-таки они джентльмены. Провести разъяснительную беседу о принципах культурного поведения в нашей гостеприимной стране? Алексей с сомнением посмотрел в сторону своей машины. И вдруг увидел, что бандиту удалось выбраться наружу. Ах да, если подцепить ручку определённым образом, дверь открывалась. У этого гада было время, и он сумел найти нужное положение.

 

Возникла немая сцена, залитая с двух сторон жёлтым светом импровизированных софитов. С испугом в глазах, прижимая полиэтиленовый пакет к груди, застыла девица. Поняв, что перевес сил теперь на другой стороне, в растерянности застыл кавказец с деньгами в руках. Раздумывая, что делать с бандитами дальше, застыл Алексей с монтировкой в руке. Не понимая своих ролей в развернувшейся драме, которая вдруг обернулась фарсом, застыли подъехавшие водители. Мёртвая тишина длилась несколько секунд и разрушилась неожиданно громким, резким, звенящим звуком – это Алексей бросил монтировку на асфальт.

Он подошёл к грабителю, аккуратно вытащил купюры из его судорожно сжатых пальцев и положил их к себе в карман. Затем размахнулся и со всей силы врезал по щетинистой скуле. Пыжиковая шапка слетела на асфальт. Бандит сорвался с места и побежал прочь через пустырь. Следом, бросив пакет, растворилась в темноте и девица.

Оставшиеся трое мужчин переглянулись, покачали головами, потоптались ещё на месте преступления, поболтали. Один из них выкурил сигарету, Алексей несколько раз поблагодарил за помощь, и все трое разъехались в разные стороны.

В пакете девицы оказались шампуни. Хорошие, Морозовы ими долго пользовались. Но главным приобретением стала большая, пушистая пыжиковая шапка. Алексей носил её ещё несколько лет как трофей.