Quotes from the book «Ангел особого назначения – 1. Натанэль»
– Очевидно, что это один и тот же Ангел. И еще понятно, что ничего не понятно. Но Господу виднее. Все это происходило по Его воле. И если надо будет, Он откроет нам смысл всех этих чудес. А пока… Пока мы будем просто жить дальше. Последние рваные клочья сатанинского морока рассеивались и исчезали во тьме.
Натанэль расправил крылья и распростер их над детской кроваткой. В изголовье кроватки висела небольшая икона, совсем недавно подаренная Лере Натанэлем. А сверху, вставленное между стеной и иконой, чуть отсвечивало изумрудным светом белое перо с зелеными звездочками, которого, в общем-то, еще не должно было быть здесь…
Ангел бросился у умирающей девочке, подхватил ее, словно пушинку, и крепко встряхнул за плечи. Голова Лиды безжизненно откинулась назад. Натанэль брызнул на ней освященной Господом водой, и девочка слегка приоткрыла глаза. Взгляд у нее был туманный, она была уже почти ТАМ…
Ты слишком доверчив. Только что, несколько секунд назад, у тебя на плече сидел бес и рассказывал тебе в подробностях, с кого лучше начать резню. Ты, Игнат, его очень внимательно слушал. Ну, вспоминай, о чем ты думал минуту назад? Это были не твои мысли, понимаешь? Ты слушал врага. Игнат отложил нож и глухо пробормотал: – Не верю…
Обездвиженный, придавленный к крыше бес, с ненавистью и ужасом смотрел на приближающуюся руку Ангела с зажатым в ней крестом. Наконец крест коснулся головы нечистого, раздался жалобный вой, хрип… И битва была окончена. Натанэль устало опустился на крышу… Сложил крылья… Прижал к груди крест… И оглянулся на Максима: – Все, парень. Свободен. Благодари Бога. А между домами еще долго металось эхо проклятий сгинувшего в аду обожженного беса.
Мир погибал во вседозволенности и разврате. Настоящей веры в Бога на Земле становилось все меньше и меньше. Нечистые резвились и чувствовали себя хозяевами планеты… Они сидели на плечах у людей, катались на детских колясках, располагались в парках, таскались целыми компаниями по улицам. Человечество наслаждалось безнаказанностью, а верующих считали сумасшедшими. Все это было горько, больно и очень, очень обидно…
– Смотри, – сказал он и протянул Лерке раскрытую ладонь. Нечистый внимательно разглядывал что-то у себя под копытами. А Лера побледнела и отшатнулась. На ладони у Натанэля лежал меленький красный комочек. Большая голова, тельце, плотно прижатые к нему крохотные ручки и ножки. – Это твоя дочка. Не убивай ее. Это грех. Ты погубишь себя, – тихо произнес он.
Бесы расположились по всей квартире, в спальнях, в кухне, даже в ванной комнате… Валялись по диванам, сидели на обеденном столе, трое резались в карты прямо посреди ковра в гостиной. В общем, чувствовали себя хозяевами. Впрочем, в этом доме они таковыми и являлись. Периодически кто-нибудь из них подскакивал к живущим в квартире людям и что-то шептал на ухо. Человек менялся на глазах – на ровном месте, из ничего, вырастали ссоры, гремели и бушевали скандалы, истерики и вопли…
На него сразу же обрушилась лавина звуков и запахов. Пахло кровью, смертью, серой и болью… Оказывается, боль тоже имеет свой запах. Из звуков он различил плач и крики убиваемых младенцев и равнодушное холодное побрякивание медицинских инструментов – орудий пытки. Над всем этим плыла тихая, печальная музыка с вплетенными в нее нотками какого-то древнего восточного плача. Царица Небесная, Пресвятая Богородица, пела молитву-колыбельную для замученных младенцев.
– И еще одно, главное. Покончив жизнь самоубийством, ты не умрешь. Да. Не смотри на меня так. Люди не умирают. Никто не умирает. Никогда. Но, выбросив подарок Бога, свою жизнь, ты сам, добровольно, отворачиваешься от Творца и полностью отдаешь себя в руки дьяволу. Сам! И целую Вечность, Максим, Вечность! – ты будешь прыгать с этой крыши и разбиваться в лепешку. Вставать, идти на крышу, прыгать, разбиваться в лепешку, вставать, идти на крышу, прыгать… Дальше понятно?
