Как изменился до неузнаваемости Клерстар, так и изменилась река, дорога и лес, даже мрачные волки-обереги уже не смотрели столь свирепо, а стали больше походить на взъерошенных волчат, дивящихся неожиданному теплу и свету. Все пространство между покрытой густой травой землей и высоким небесным куполом, закрытым серебряной паутиной, наполнялось движением, воздухом и светом. Оба берега реки были заполонены взволнованными горожанами, цвета красного, оранжевого, белого, ярко-синего пестрели перед глазами. Лица женщин, мужчин, детей светились радостью и беспечным веселием, а еще светлой надеждой, той самой, которая так необходима людям. От увиденного сердце невольно ускорило бег, а дух захватило. Я вдруг остро ощутила, что полюбила этих людей, и в то же время их страшилась.

– Посмотри вперед, Фиантен, – негромко произнес Керан, останавливая лошадь посередине моста, с которого открывался самый лучший вид на все действо, – сейчас ты лицезреешь священный Цитрин.

Я подняла на него глаза, но он весь был поглощен событиями по ту сторону реки. Он был объят благоговейным трепетом и нетерпеливым ожиданием прибытия святыни.

– Сэр, – обратился к нему один из его рыцарей, которого я уже знала зовут сэром Олдмэном, – нам построиться, как было оговорено ранее?

– Да, – отстраненно произнес Керан, не сводя горящего взора с дороги.

Сэр Олдмэн кивнул, а затем посмотрел на меня.

– Леди Элая, – произнес он, и строгий взгляд в прорезях шлема потеплел, – мы с ребятами теперь каждый день поднимаем за вас кубок вина. Да благословят боги ваши дни.

– Благодарю, сэр, – говорю с поклоном, но рыцарь уже опустил забрало и увел большую часть отряда за собой на другой берег.

Они выстроились вдоль дороги рядом с горделивыми знаменосцами, дальше сияли золотом и серебром роскошные наряды благородных дам и господ, а еще дальше, на высоком деревянном постаменте восседал в кресле Верон. Серебряный обруч сверкал на его благородном челе, светлые волосы развевались на ветру, золотой камзол был застегнут у шеи на фибулу в виде медведя, весь его облик являл собой величественное спокойствие и силу правителя северной страны, такой же суровой и немногословной, как и ее жители. Рядом с ним замерли его ближайшие советники, волхв Диодус в пышном балахоне с длинными рукавами до земли, и конечно же две дочери – красавица Агнесс и непоседа Мирей, которая то и дело морщила носик и поджимала ножки, которые затекли от долгого стояния.

Боковым зрением заметив выстроившейся отряд, Агнесс слегка повернула голову, так что многочисленные бусины и кристаллы в ее волосах ослепительно сверкнули. Она переводила внимательный взгляд от рыцаря к рыцарю, и на прелестном личике читалось недоумение. Затем она бросила взгляд на мост, и ярость разом вспыхнула в глазах госпожи. Даже сквозь разделяющее нас расстояние и толпу я ощутила ее горячую ненависть, Керан же не замечал ничего, все еще удерживая поводья руками, отчего со стороны казалось, что он меня обнимает.

Вдруг раздались трубы, толпа всколыхнулась, ахнула, воздух и стены города задрожали.

– Смотрите! Едут! Едут! – раздалось радостное со всех сторон.

Агнесс с трудом отвела свирепый взгляд. И мы все устремили свои глаза туда, где над дорогой сверкал ослепительный диск, словно солнце решило спуститься с небес и прогуляться по земле. Оно сверкало и грело, но не обжигало, несло жизнь, и не убивало. От увиденного мурашки побежали по спине, а дыхание перехватило. Никогда в своей жизни я не видела ничего более величественного и прекрасного. Едва диск стал приближаться к городу, толпа горожан бухнулась на колени, наступила глубокая тишина. Чем ближе становился Цитрин, тем лучше становились видны его грани. Да, все же это было не солнце, а камень, волшебный камень, и вдруг совсем иная сцена встала перед глазами. Глубокая зимняя ночь, мороз, высокий курган, и двое юношей, ищущих сокровища. Почему священные камни находили именно в местах захоронений? И возможно ли, что и Цитрин был найден так же?

Мучимая этим вопросом, я повернула голову и взглянула в лицо Керана, но он все так же не обращал на меня внимания, поглощенный с головой лицезрением священного камня Нордесса.

– Керан, – позвала я негромко, неуверенная, что он услышит. Так и есть вестник даже бровью не повел.

Закусила губу, помолчала, раздумывая, не навлеку ли на себя его гнев? Но кому, как не вестнику богов знать все о священных камнях этого мира?

– Керан, – слегка касаюсь его рукава.

– Тссс, – тихо произносит Керан, прижимая палец к моим губам, продолжая неотрывно следить за процессией, – это великий день, Фиантен, и я не хочу упустить ни секунды из-за твоей болтовни.

От его перчаток резко пахло кожей и льдом, жар, исходивший от его сильного крепкого тела, его горячее дыхание, его бархатистый голос волновали нестерпимо, будя внутри жаркие пугающие желания. Я замерла, не в силах отвести глаза, почувствовав мой пристальный взгляд, Керан посмотрел на меня и застыл. Зеленые глаза потемнели, и в них отразилась… растерянность? Кажется, Керан удивился, что до сих пор прижимал палец к моим губам, затем он заскользил взглядом по моему лицу, словно впервые увидел его. От растрепавшихся волос, к глазам, к щекам, и затем остановил такой долгий горячий взгляд на губах, что я перестала дышать. Согнув палец, он слегка надавил на нижнюю губу, заставляя приоткрыть рот. Второй рукой он прикоснулся к пряди волос, провел ладонью, накрутил черный шелковистый локон вокруг пальца. Вздохнул. Стянул перчатку и горячими пальцами вновь провел по губам, наклонился ближе и взглянул в мои глаза. Уже по-другому. Дико и жадно.

– Ты целовалась с ним? – произнес он вдруг хрипло, слегка хмурясь.

– С кем? – выдохнула я, дрожа и сладко замирая от его прикосновений.

– С Клейториусом? Он целовал тебя? Ты позволила?

Я отвела глаза, не зная, что ответить. То легкое касание губ Клода моих губ можно считать за поцелуй или нет?

– Молчишь? – в голосе вестника послышалось раздражение. Керан злился, и я не понимала почему. Какое ему дело, целовал меня кто-нибудь или нет?

Вскипев, Керан взял мой подбородок и поднял, не позволяя отвести взгляд.

– Ты позволила ему целовать себя? – напирал он, с каждой секундой становясь все мрачнее и пугая меня. – Позволила? Говори!

– Нет, – быстро отвечаю.

Керан застыл, а затем совершенно неожиданно усмехнулся.

– Лгунья, – прошептал он почти ласково, склоняясь ближе и заправляя черный локон мне за ухо, – маленькая лгунья…

Мы молчали, но в этом молчании было так много, больше, чем в тысячи слов.

Раздались звуки труб, Керан встрепенулся и бросил взгляд вперед. Там уже Верон склонялся в поклоне перед стариком в короне и высоким юношей в белом с золотом камзоле и красном плаще.

Поняв, что все пропустил, Керан откинул голову и сжал зубы.

– О, нет, опять, – вырвался из него стон негодования.

И тут к нам приблизился один рыцарь из отряда.

– Сэр Керан, – позвал он неуверенно, – надо бы подъехать к его сиятельству…

– А то я не знаю! – рявкнул Керан, так что мы с рыцарем вздрогнули, и последний поспешил убраться подальше от разъяренного командира.

– А ну слезай! – бросил он мне, прожигая взглядом.

– Что? – пробормотала я, не успевая за сменой его настроения.

– Слезай говорю! – снова приказал Керан, дергая поводья, отчего лошадь под нами заплясала вокруг себя.

Мне стало страшно, и я неуклюже слезла на деревянные доски моста. Он уже пришпорил разгоряченного коня, но тут я кое-что вспомнила. То, что хотела ему рассказать и забыла.

– Керан! – бросилась я снова к нему.

– Ну чего тебе?! – он наклонился в седле, облокотясь о луку, но в глазах полыхала такая ярость, что мне стало не на шутку страшно.

– Дело в том, что мне удалось кое-что выяснить по поводу последней жертвы – помнишь кожевника Буряка? – наконец выпаливаю я, при этом дрожа как осенний лист.

– Ну, – хмуро сдвинул брови Керан, показывая, что готов слушать дальше.

Я судорожно сглатываю и продолжаю:

– Поведение его вдовы очень странное. Я сегодня пыталась попасть в их лавку на базарной площади. Там что-то живет, какое-то зло. Я почувствовала это.

Лицо Керана помрачнело.

– Я разберусь с этим, как только чествование короля и дофина завершиться, – произнес он после небольшого раздумья, – даже если там затаилась нечисть, она не посмеет вылезти, когда над городом сияет Цитрин.

Я задумалась. Мы не можем так рисковать. Уж лучше мне самой снова пойти туда и все проверить.

– И не вздумай самой лезть туда, Фиантен, – грозно произнес Керан, взглядом впиваясь в мое лицо, словно читая мысли, так что я невольно вздрогнула. – У меня нет времени вытаскивать тебя и твоего тщедушного друга-студента из передряг.

– Клод не тщедушный, – хмуро заявляю, оскорбившись за друга.

Но Керан лишь насмешливо вскинул брови.

– Я тебя предупредил, Фиантен. Нечисть – это не шутки.

Он пустил лошадь галопом. И уже через минуту склонялся в поклоне перед королем Джеральдом и принцем Джастином.

Я же поспешила затеряться в толпе и наблюдать церемонию со стороны.

Болезни ли, заботы ли о государстве, но король Джеральд явно выглядел намного старше своего возраста, а точнее я увидела дряхлого всего седого старика, даже роскошные наряды и длинная горностаевая мантия смотрелись на нем, как что-то инородное.

– Верон, мой дорогой друг, – прозвучал дрожащий голос короля, обнимавшего склоненного бургомистра, – сколько лет, сколько зим.

– Скорее уж зим, ваше величество, – произнес с улыбкой Верон, поднимаясь с колен.

Рядом с Джеральдом бургомистр Клерстара выглядел настоящим богатырем, несокрушимой горой. Я перевела внимательный взгляд с них на высокого темноволосого юношу по правую руку от короля – это был принц Джастиан. Он был красив и молод, цепкий взгляд серых глаз пристально осматривали стены города, стражу, лица людей в толпе, казалось, ничто не могло утаиться от его внимания. В этих глазах читался острый ум и такая несвойственная столь молодому возрасту проницательность. Расшитый золотом белоснежный камзол сидел идеально на стройной горделивой фигуре принца. Он медленно приблизился к склоненной Агнесс и бледно улыбнулся.

– Миледи, я счастлив вновь лицезреть ваше лицо, – проговорил он ровным тоном.

– Благодарю ваше высочество, – отвечала Агнесс, не поднимая головы, – для меня великая честь, что принц помнит свою скромную слугу.

Джастиан ничего не ответил, только на мгновение в серой глубине что-то пробежало, едва уловимое.

Далее я не расслышала разговоров, так как несколько женщин за моей спиной принялись трещать без остановки, словно сороки.

Зрение выхватывает фигуру Керана, и я уже смотрю только на него. Приближается к королю и принцу и опускается на одно колено, прижимая кулак к плечу. Бургомистр что-то говорит, улыбаясь, показывая на склоненного вестника, а затем по-отечески хлопает ему по плечу. Король одобрительно кивает и жестом велит ему подняться. Я почти не дышу, напрягая слух до предела. Но до меня долетают лишь обрывки фраз.

– Ознор… как же жаль, – качает печально головой король, – да, конечно…

– Спас нас с дочерями, – сияет Верон, – он наша…

Чтобы расслышать подаюсь вперед и облокачиваюсь о какого-то мужика, тот раздраженно дергает плечом, и мне приходится сделать шаг назад. Тут, как на зло, к болтушкам за спиной прибавилось еще несколько, и теперь не представлялось никакой возможности разобрать слова. Оставалось только наблюдать. Вот принц Джастиан обращается к Керану, он выглядит вполне дружелюбно, Керан с почтением выслушивает его речь. Теперь, когда они стояли друг напротив друга можно было убедиться, что они в чем-то были похожи. Ростом и тем, как несли себя. Разве что от принца сквозило надменностью, проистекавшей от гордости и чувства собственного величия, а сдержанная холодность Керана была просто чертой железного характера закаленного в боях воина.

– Ах, его величество так красивы, – ахнула одна из девиц за спиной, – но сэр Керан все равно лучше.

Мои губы невольно растянулись в улыбке.

– Так и есть, – шепчу, – так и есть…

Вдруг по спине пробежал холод, а сердце замерло, словно почуяв приближение хищника. Земля ушла под ногами, и чтобы не упасть, снова хватаюсь за того же мужика, который уже реагирует недовольным ворчанием. Но я не слышала его слов. Кто-то приближался, кто-то, от кого мне хотелось бежать. Обратно в лес, в мой замок. Перед глазами все поплыло, в ушах застучало. Что же происходит? И тут за спиной принца Джастина вырастает мощная фигура. Белые волосы, завязанные в хвост, кожаный дублет, и на широкой груди сверкает серебряный ворон. Цепкий взгляд холодных голубых глаз из-под сдвинутых бровей, тяжелая челюсть, и такая же тяжелая поступь.

– Маркабр! – ахнули возле меня мужики, и женская трескотня резко обрывается.

Разинув рот и замерев в благоговейном страхе, все устремили взгляды на вестника богов – Маркабра.

Я же, не моргая, пячусь назад. Та часть меня, которая принадлежит другому миру рвалась и билась, словно испуганная птица, молила о том, чтобы скорее спрятаться. Маркабр медленно приблизился к Керану, и они сдержанно поздоровались короткими кивками. Теперь уже настал черед королю Джеральду расхваливать своего вестника, дружелюбно хлопая по мощному плечу. Но Маркабр не слушал эти речи, он то и дело поворачивал белую голову, пристально вглядываясь в толпу. И леденящий ужас сковал мне дыхание в то мгновение, когда я поняла, что он ищет меня.

Тем временем правители закончили обмен любезностями, Джеральд величественно направился вперед, рядом с ним шел Верон, они о чем-то разговаривали. Процессия двинулась в широко распахнутые ворота Клерстара.

Я съежилась в комок, позволяя людям обходить меня, тем самым отодвигать от пронизывающего насквозь взгляда Маркабра.

– Стойте! – вдруг поднял он руку, а второй рукой вынимая меч из-за плеча.

– Что такое, Маркабр? – встревожился король, а охрана поспешила сдвинуть ряды.

Вестник не отвечал, по-звериному обнюхивая воздух. Он шагнул раз, два, глаза засветились голубым светом, и я понимаю, что не могу сдвинуться с места, меня приморозило. Дрожу всем телом, сжимая голову.

– Здесь та, которая уже давно умерла, – низкий голос вестника в наступившей тишине пробирал до костей.

Я не видела, как обменялись хмурыми взглядами Верон с волхвом Диодусом, как побледневший Керан шагнул вперед, как испуганная Мирей сжала руку стоявший рядом Дарины, чьи губы задрожали. Как Агнесс надменно подняла одну бровь и бросила ликующий взгляд на Керана, и как принц Джастиан, не отрываясь, следил за выражением ее лица. Все это укрылось от меня, так как мое тело била дрожь как в самую лютую стужу.

– Эй, это за тобой, – кто-то похлопал меня по плечу.

Я вздрогнула и подняла глаза, десятки глаз смотрели на меня с ожиданием и испугом. Мрачная фигура Маркабра приближалась. Но я уже знала, что мне надо сделать. Быстрым движением расправляю складки своего сверкающего платья, выпускаю несколько черных прядей по обеим сторонам от лица, кусаю губы, чтобы придать им более насыщенный оттенок. Делаю судорожный вздох. И, подобрав юбку, легкой походкой направляюсь прямо к застывшему королю и принцу. Тяжелый меч Маркабра преграждает мне путь, но мне дальше и не надо. Они уже заметили меня и замерли в изумлении.

– Ваше величество, – склоняюсь в низком поклоне, так что сияющая юбка плавно распадается вокруг меня подобно волшебному цветку, – Я Элая Фиантен! И я здесь, чтобы служить вам.

Поднимаю глаза и встречаю полный ужаса взгляд Джеральда. Казалось, что король Нордесса потерял дар речи. Перевожу взгляд на застывшего принца Джастиана и улыбаюсь самой прелестной улыбкой, на которую способна.

– И, чтобы служить вам, ваше высочество, – произношу, не сводя с него глаз.

Глава тридцать два

Лес преобразился. Пушистые ветви елей искрились зеленью, а по шершавым стволам стекала ароматная смола, прозрачная, словно слезы. В один миг исчезли тьма и ужас, уж не таились более жуткие тени в темных глубинах, не крались за спиной кровожадные твари, не поджидали за поворотом. Вампиры и вурдалаки ушли, спрятались в глубоких горных ущельях, там, куда не проникал свет Цитрина. Люди и природа ликовали. Зима отступила, а значит появилась надежда.

В эти дни я часто уходила в лес и гуляла там, пока дневной цикл волшебного светила магическим образом не прекращался, уступая место ночи. Несмотря на то, что переход через мост оставался для меня по-прежнему болезненным, моя душа тянулась в тишину и прохладу. А еще в зачарованный замок.

К счастью, мои опасения относительно изъятия прялки оправдались лишь частично. Сам замок и сад стояли все так же, а вот комната в башне изменилась. Уж более не пылал тут жаркий огонь в камине, а стол не ломился от кушаний. Комната стояла унылой и пустой, такой же сиротливо одинокой, как и все в этом таинственном месте. Но мне было хорошо здесь. Среди этих высоких темных стен, под безмолвными сводами.

Налив себе травяного отвара в медную кружку, я спускалась по винтовой лестнице в печальный сад, стряхивала листья с глубокого кресла-качали и садилась в него. Белочка и Смуглянка обычно находились неподалеку в такие моменты. Опустившись на толстые ветви дерева с белыми цветами они загадочно и даже вопросительно поглядывали на меня своими круглыми как блюдца глазами, словно чего-то ожидая от меня.

Я же с головой уходила в чтение рукописей. Тех, что дал мне Клод, и тех, что нашла сама в библиотеке. А еще меня мучила книга. Она не открывалась. Я пробовала прикладывать к ней амулет в виде птицы фиантен, и говорить какие-то слова, наконец в ход шло, все, что попадалось под руку: булавки, вилки и даже кочерга, но упрямая застежка не хотела поддаваться. И теперь упрямая книга лежала у меня на коленях в ворохе записок и пояснений, сделанных быстрым почерком Клода, и словно дразнила. Казалось, вот-вот покажется маленький язык, и я услышу злорадный смех. Чтение рукописей так же не давало картины того, что же произошло до сошествия полога. В основном перечислялась бесконечная родословная первородных семей. Кто в каком году на ком женился и сколько детей произвел на свет.

Судя по всему, пятицарствие держалось на крепких династических браках. Так мужчины рода Фиантен любили жениться на девушках из рода Рейглеров, так как их священные животные относились к одной огненной стихии и тем самым кровь их потомков усиливалась. Так же месяц Палладин был традиционным для свадеб первородных семей. Считалось, что брак, заключенный в этом месяце, будет благословлен Небесами.

– В моем же случае так не случилось, – выдыхаю и откидываюсь на спинку кресла, отчего оно приходит в движение, – в день свадьбы я умерла.

Долго смотрю на лучи света, пробивающиеся сквозь крону, на крупные белые бутоны с нежными бархатистыми лепестками. Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить тот день. Да, это было очень давно, но в конце концов за последние месяцы меня часто посещали видения прошлой жизни. Из них, я узнала, что на портрете в кабинете изображена моя мать, что в детстве мне прорекли раннюю смерть, и наконец, что у меня была старшая сестра по имени Аресса.

Иногда, закрыв как сейчас глаза, мне представлялись призрачные образы прошлого, голоса и смех. Мне виделся этот замок совсем другим – радостным, светлым, полным веселого шума. Но никогда, как бы я не пыталась, я не видела своего жениха. Иногда я могла услышать его голос. Порой я даже видела его высокую статную фигуру, удаляющуюся по коридору. В одном из последнем видении я увидела издали его голову, и мое сердце упало – он был брюнет. В тот же момент я проснулась в холодном поту.

В ту ночь я лежала в башне замка бургомистра, только-только затих за окном праздничный салют в честь его величества и его высочества. Но пир будет продолжаться еще всю неделю. Балы, охота, рыцарские турниры, театральные постановки. Клерстар гудел и шумел в эти дни, музыка и веселье не прекращались на улицах ни днем, ни ночью. Мне, так привыкшей к тишине леса, было тяжело привыкнуть к такому быстрому преображению города, чем радостнее становилось вокруг, тем более одинокой ощущала я себя. Что мне, девушке, умершей более трехсот лет назад, делать среди этой хохочущей толпы на базарной площади или за роскошным столом рядом с разодетыми в шелк и золото кавалерами и дамами в главной зале замка? Я чужая здесь.

Бургомистр Верон сидел по правую руку от короля и принца, по левую руку восседал грозный Макабр. Он то и дело бросал в мою сторону острые словно лед взгляды, от которых мучительно хотелось сжаться и спрятаться, а лучше убежать, но я уже, на свою беду, пообещала Верону, что проявлю почтение и буду появляться на всех празднествах в честь королевской семьи. Тем более, что король Джеральд не на шутку заинтересовался мной. Они с принцем Джастианом и вестником Маркабром долго и с явным изумлением рассматривали мое веретено, таинственные символы и сияющую огненную птицу на колесе. По тяжелому и внимательному взгляду, которым бургомистр и волхв Диодус следили за реакцией короля, можно было догадаться, что сейчас решалась не только моя судьба, но и их.

– Ну что ж, – заключил король Джеральд, задумчиво поглаживая бороду и сверкнув бриллиантами в короне, – если и в самом деле правдивы слухи, что это приспособление способно целить людей от укусов нечисти, то пусть оно служит на благо Нордесса.

В этот момент вздох облечения вырвался из моей груди, а холодные пальцы потеплели.

– Клянусь, ваше величество, – говорю с поклоном, – моя прялка несет только добро.

Я стояла возле веретена в кольце людей, внимательно и не всегда добро разглядывающих меня. Король поднял тяжелый взгляд.

– Может ли проклятое создание принести добро? – проскрипел Джеральд. – Твои предки виноваты в горестях этого мира. Возможно, именно тебе и предстоит смыть их грех.

И каждый раз, как мне говорят о грехах моей семьи, мне хочется закричать, начать что-то доказывать. Но сдерживаюсь, снова почти до боли стиснув пальцы, так что ногти впились в кожу. Чувствую на себе умоляющий взгляд бургомистра и выдыхаю.

– Я постараюсь оправдать оказанное мне доверие, ваше величество, – выдавливаю из себя и замираю в поклоне.

– Я надеюсь на это, – густые брови Джеральда сошлись на переносице, – твои предки выказали непокорность богам, за что теперь расплачивается все человечество, ты же, дитя мое, прояви покорность и смирение.

Он вытянул сухую жилистую руку, на которой сверкал тяжелый изумруд, я же уставилась на него, не понимая, что надо делать. Боковое зрение выхватывает в толпе встревоженное лицо Дарины, чуть поворачиваю голову и вижу, как она подает мне какие-то знаки, и сразу же перед глазами встают картины из фильмов, где так или иначе появляется царственная персона.

– Ваше величество, – делаю что-то похожее на реверанс и слегка склоняюсь к перстню.

Свист облегчения вырывается из мощной груди Верона, который все это время не дыша, неотрывно следил за мной. Его протеже прошла экзамен, можно спать спокойно.

С этого момента я должна была везде сопровождать короля и принца. Сидеть за столом на долгих пирах, наблюдать с трибуны как рыцари в доспехах рубятся на мечах, и каждый раз Джеральд начинал свою речь с того, что теперь, мол, силы тьмы будут повержены, так как найдено противоядие их яду, и что грешная семья Фиантен приносит покаяние в лице своей дщери Элаи. В этот момент обычно все взгляды обращались на мое пылающее от гнева и стыда лицо, и каждый раз я заставляла себя мило улыбнуться и сделать смиренный поклон. Тяжелый сапог встал на горло огненной птицы, заставляя умолкнуть и покориться.

К счастью, громкий звук труб заставил толпу оторвать наконец от меня взгляды и направить все свое внимание на арену, куда уже въезжали два рыцаря в доспехах и щитах. Одним из них был Керан. С того момента, как я сошла с его лошади там на мосту, мы больше не разговаривали, более того, мы даже не встречались, так как в его обязанности входило обеспечение безопасности замка и подготовка рыцарей и охраны. Он почти все время пропадал в казармах и на тренировочных аренах, а вечером совместно с капитаном Робертом и людьми из охраны короля объезжал Клерстар и ближайшие окрестности. В его же обязанности входило также и открытие рыцарских турниров, первый бой был его.

Погода стояла чудесная, даже замок бургомистра сегодня не казался мрачным и неуютным. Дамы и кавалеры сидели на своих местах на трибунах, и при первом же возгласе труб пришли в веселое оживление. Меня посадили между двумя надушенными дамами в почтенных летах, их прически были обильно украшены перьями, которые то и дело щекотали мне нос, и я с трудом боролась с искушением громко чихнуть.

Керан въехал верхом на своем коне, тяжелый железный шлем венчала голова ворона, изображение этой же птицы было выдолблено на доспехах и вышито на коротком черном плаще. Обычно Керан не носил доспехи, ведь сила, которую ему даровали боги, позволяла без труда расправляться с нечистью, но ради королевского праздника он все же надел их. Это был уже третий турнир за последнюю неделю. И каждый раз все начиналось одинаково: бросался жребий из числа рыцарей, желавших принять участье в сражении. Тянула жребий прекрасная Агнесс.

– Моя госпожа, кого вы выберете мне в соперники сегодня? – произнес с поклоном Керан. Он снял шлем, и его чудесные серебряные волосы сияли в лучах Цитрина.

– Сэр Керан, выбираю не я, но боги, – голосок Агнесс дрожит от затаенных чувств, но пылающие щеки и взволнованный взгляд, направленный на склоненного перед ней вестника, были слишком красноречивы. Нужно быть совсем глупым человеком, чтобы не заметить той страстной влюбленности, которой было наполненно сердце дочери бургомистра.

Отведя взгляд от лица Агнесс с тревогой, наблюдаю за реакцией принца Джастиана. Дрогнет ли бровь? Сожмет ли губы? Что-то пробежит в глубине серых глаз? Но нет, принц Нордесса спокойно и даже равнодушно смотрел в совершенно другую сторону.

– Он разлюбил ее? – бормочу под нос. Если так, то тогда Керану ничего не угрожает? Ведь иметь столь царственного соперника в лице принца дело не шутка. Сердце начинает предательски ныть, но тут мне на спасение приходит одно из перьев сидящей рядом мадам, заметив, что я начала сопеть, она обратилась ко мне:

– Ох, дорогая, с вами ведь все в порядке? Вы не простыли?

– О нет, благодарю за заботу, – отвечаю, как можно вежливей, борясь с проклятым щекотанием в носу.

Дама была мало того, что вся в перьях, так и платье на ней надето из нескольких слоев тяжелой парчи и бархата.

– Здесь надо быть осторожней, не забывать о холодных сквозняках, – многозначительно произнесла она, снова раскачивая перьями, – климат здесь не подходящий для женского здоровья. Подумать только, меня вчера возили смотреть, как сходит лед с реки. Лед, дорогая!

Другая дама закачала согласно головой, и теперь еще одна порция перьев замаячила у меня перед лицом.

– Сущая правда, герцогиня, а в лесах у них говорят снега была по самое колено, это как же можно было ходить туда? Туфли все промокнут.

Я весело крякнула в кулак, давясь хохотом, и в эту же минуту снова заиграли трубы. Бой начинался, а я за кудахтаньем этих мадам пропустила кидание жребия. Кто же будет соперником Керана?

Ворота со скрипом отворились, и на старенькой лошаденьке въехал никто иной как Подик. Хохот прокатился по трибунам.

– Что это еще за увалень? – держась за живот, гоготал толстый лысый мужчина, тыча пальцем с перстнем в сторону бедняги Подика.

– Да его сейчас одним ударом – раз и лепешка, – кто-то кричал за спиной.

– Перебросить жребий! Соперник не годится!

Казалось, сам Керан выглядел немного сконфуженно. Он снял шлем и повернул лошадь в сторону королевской трибуны.

– Ваше величество, возможно ли перебросить жребий? – обратился он к королю.

– Что говорит в этом случае кодекс? – поднял тот седую бровь.

– Жребий не может быть переброшен, – тут же глухо сам ответил Керан и остановил взгляд на бургомистре, словно прося того вмешаться.

Верон был тоже немного растерян, задумчиво почесывая макушку.

– Ваше величество, этот юноша – Подик, он слишком слаб, – начал было Верон, отчаянно подыскивая слова, – это не принесет чести древнему турниру.

– А что скажет на это ваша дочь? – вдруг возвысил голос Джастиан, и, казалось, впервые за все время с начала турнира остановил испытывающий взгляд на Агнесс. – Боги ее рукой тянули жребий, ей и решать.

Повисла тишина, все устремили взгляд на Агнесс. Она же, величественно поднявшись, и расправив белые плечи, спокойно произнесла:

– Да будет бой!