Клуб пропавших без вести

Немного потолкавшись в пробке, такси наконец-то вырулило на оперативный простор и понеслось вперед. Я пыталась представить, как провел Боб последние часы перед гибелью, – и ничего не получалось. Слишком мало информации, слишком много вопросов. Откуда он возвращался? Что происходило накануне? И почему вообще случилась эта авария на исправной новенькой машине – отвлекся, заснул за рулем, выпил? Утро после выходных – опасное время, подобные происшествия нередки…

– Где остановиться? – прервал мои размышления водитель, немного сбрасывая скорость. – Там, где вы указали, теперь не получится, слишком оживленное движение. Или ехать еще километра три, или здесь.

Проследив за направлением его кивка, я увидела впереди остановку, неподалеку от которой виднелся пост ДПС. Хорошо, выйду тут, посижу, вдруг свежий загородный воздух надует в мою утратившую сообразительность голову светлые мысли…

Подышав смрадными газами от пролетавших мимо машин минут пятнадцать, я утвердилась в мысли о том, что мой внутренний голос дал маху. На остановке не было ни души – если верить висевшему рядом полустертому расписанию, следующий автобус должен был прибыть через полчаса. Да и о чем могли поведать мне местные жители? Вряд ли кто-то из них знал детали давнего происшествия, не освещавшиеся в СМИ. Мой взгляд в который раз скользнул в сторону небольшого бело-синего «кубика» с буквами «ДПС». Рядом с постом прохаживались два инспектора, уже успевшие на моих глазах остановить для проверки небольшой грузовик со строительным хламом. Может, пора составить компанию стражам дорожного порядка?

«Разговаривай с людьми по возможности честно. Врать ты не умеешь, и любые подобные попытки будут отдавать фальшью», – напутствовала меня Анька по мессенджеру перед началом «расследования». Решив внять совету подруги, я бодро направилась к инспекторам, после отъезда грузовика стоявшим со скучающим видом.

– Простите, пожалуйста, что отвлекаю, – кротко заблеяла я. – Не уделите мне пару минут? Возможно, вы что-то слышали об аварии, которая произошла неподалеку много лет назад? Журнал, в котором я работаю…

– Да что ж такое, ходят тут целыми днями, вынюхивают, от работы отвлекают! – тут же вскинулся один из инспекторов и укоризненно бросил: – Вообще-то, девушка, мы тут не прохлаждаемся! И по вашей милости наверняка уже упустили парочку нарушителей. Так что идите-ка, откуда пришли, не маячьте.

Грубо, но правильно – в самом деле, не следовало их отвлекать. И как такое вообще пришло мне в голову? Не иначе от отчаяния, в которое я уже начинала впадать, понимая, что не продвинулась в сборе материала ни на шаг. Два дня коту под хвост! В полном осознании собственной профнепригодности я удрученно сникла и, уронив голову, поплелась прочь.

Не успела я отойти на пару шагов, как за моей спиной раздался бодрый топот. Развернувшись, я увидела другого инспектора, постарше.

– Эй, подождите! Не обижайтесь на моего коллегу, его довели до ручки с утра пораньше. Мы только-только заступили на смену, когда здесь объявился какой-то балабол. Крутился рядом, выспрашивал про какую-то аварию, вот как вы сейчас, только наглее, удостоверение пихал, мол, мы не можем препятствовать законной профессиональной деятельности журналиста… – Он махнул рукой, приглашая меня вернуться, а по дороге сказал товарищу: – Ну что ты так взъелся, не видишь, совсем еще девчонка, стесняется! Я-то понимаю, у самого дочь институт оканчивает… Небось стажерка… Наверняка первое подобное задание, ведь так?

Я растерянно – и совершенно честно – кивнула. Разумеется, мне не раз доводилось писать статьи и брать интервью, но хитрые детективные головоломки, да еще и с участием знаменитостей такого масштаба, я пока не решала. Видимо, неуверенность и отсутствие пробивных способностей слишком бросались в глаза. А еще сыграло свою роль то, что после вчерашней «химической атаки» я решила отдохнуть от косметики. Ни тени «краски» на лице, стянутые в обычный хвост волосы, майка и джинсы – наверное, я действительно производила впечатление робкой студентки.

Впрочем, сейчас меня занимало совсем другое. Живчик – а я нисколько не сомневалась, что «довел до ручки» инспектора именно он, – вновь меня опередил. Подобие ущербного оптимизма внушало лишь то, что мы с этой «акулой пера» шли одним путем. Но я безнадежно отставала, не только теряя шансы что-то разузнать, но и собирая на себя негативную реакцию окружающих на его фортели. Интересно, ему удалось что-нибудь выяснить?

– Собственно, мы этому дюже общительному господину помочь не смогли. Нечего рассказывать, дело давнее, мы не в курсе, – продолжил общительный инспектор, и у меня немного отлегло от сердца. – А это ваш коллега, видимо? Сочувствую. И как с таким работать, ума не приложу… Мы его выгнали, так теперь, значит, вас подослал?

Придя в ужас от одной этой мысли, я энергично замотала головой.

– Нет, я сама приехала. Вы правы, это мой коллега. И конкурент тоже. Нам дали одинаковое задание, устроили что-то вроде соревнования.

А моя подруга и правда совершила невиданный профессиональный скачок – спустя десять лет работы наконец-то стала давать бесценные психологические советы! Потому что, вняв ее призыву говорить правду, я мигом расположила к себе незнакомого человека. Судя по всему, Живчик «достал» инспектора основательно, раз тот ухватился за шанс оставить моего недруга с носом.

– Пойдемте, может, наш Мишка в курсе, у него тут отец когда-то работал, – дружелюбно пригласил добряк, и мы зашли в зданьице поста ДПС. Мой благодетель тут же обратился к полноватому парню, который сидел за столом, уткнувшись в какие-то бумаги и с аппетитом хрустя яблоком. – Миш, отвлекись на пару минут, расскажи девушке, что знаешь о том происшествии… ну, о котором сегодня тот придурок выпытывал. Не бойся, ей – можно, свои!

Миша отложил документы и с интересом посмотрел на меня.

– Не знаю, с какой стати принялись ворошить эту историю, но… хорошо. Когда будете писать статью, не забудьте упомянуть о ценном источнике информации, – хохотнул он. – Шучу, конечно, я ведь сам толком ничего не знаю. Но после визита этого ненормального стало интересно, набрал бате своему. Он в те годы как раз здесь стоял, чуть дальше от места происшествия, чем мы сейчас. Позже, когда трассу значительно расширили, пост перенесли на нынешнее место. Так вот, это был ничем не примечательный серый день. Прохладный, еще накрапывал дождик. Да, и туман небольшой стелился, тогда все время стояли туманы…

Перед мысленным взором тут же предстала живая картинка. Середина сентября, уже рассвело, но пасмурно. Сыро, гуляет пронизывающий осенний ветер, принося с собой холод и сладковатый аромат начавших желтеть листьев. По пустой трассе резво катится новехонькая машина. Утренний туман еще не рассеялся, но популярный тогда цвет «Спелая вишня» довольно хорошо различим даже в таких погодных условиях.

Следующая картинка – то, что видел своими глазами отец Миши. Почти полностью выгоревший автомобиль: объятый пламенем остов, хрупкие остатки железных конструкций, поднимающийся кверху столб черного дыма… Оцепленное место ДТП, несколько машин спецтехники, четко действующие пожарные, деловитые гаишники, в бессилии взирающие на последствия аварии фельдшер и санитар. Случайные зеваки не мешали – подойти к этому участку трассы было непросто еще в то время, а редкие водители при виде оцепления разворачивались и съезжали на соседнюю дорогу.

– Сообщил о ДТП местный житель, увидел издалека пламя, – вспоминал рассказ отца Миша. – Довольно быстро подъехал какой-то мужик, высокий, хорошо одетый, в темных очках, деловой такой. Все метался вокруг, сокрушался… То ли друг пострадавшего, то ли работали вместе. Батя-то что, мелкой сошкой был, лишь позже узнал, кем был тот бедняга в машине. Версий произошедшего выдвинули несколько, а в итоге все списали на погодные условия и ошибку водителя. Небольшой стаж за рулем, скользкая скоростная дорога, плохая видимость – ну и, как водится, «не справился с управлением»…

– А какие еще озвучивались версии? – поинтересовалась я. – Мог он быть, например, выпивши?

– Запросто, – развел руками Миша. – Только проверить это не представлялось возможным, от него ведь ничего не осталось, в прямом смысле слова. Какая страшная смерть! На опознание возили того самого друга, а как опознавать-то, если только по зубам… Да и другие версии не проверишь. Например, мог уснуть за рулем. Могли ослепить фарами ехавшей навстречу машины. Камер видеофиксации тогда, разумеется, не было, такой простор для домыслов! Его автомобиль признали исправным, но сейчас наверняка сделали бы более точную экспертизу, вдруг что-то бы да нашли… Кстати, был еще один момент, бате тогда странным показалось…

– Да? – с надеждой подбодрила я.

– Словом… – Миша задумчиво почесал затылок, будто решая, стоит ли делиться невероятными идеями своего «бати». – История тогда наделала много шума, расследование шло долго, местные гаишники присутствовали при следственном эксперименте, видели расчеты – остановочный путь, тормозной путь, траектория движения, скорость, следы на ограждении… Не буду забивать вам голову премудростями, если в двух словах – темное дело. Выходило, что при подъезде к месту аварии машина вдруг пошла зигзагом. Потом выровнялась, а в бетонное ограждение въехала и вовсе на полном ходу, словно водитель даже не пытался тормозить.

– Может, и правда был пьяным? – предположил мой благодетель, все это время с интересом внимавший коллеге. – Хотя поймал же он машину после этих зигзагов, почему потом не тормозил? А вдруг ему стало плохо? Или, допустим, решил по пьяной лавочке свести счеты с жизнью, поэтому и въехал на полной скорости!

Я сосредоточенно слушала, пытаясь запомнить все эти версии. Увы, за рулем мне не доводилось сидеть уже лет десять, с тех пор как сдала на права. При нынешних пробках доезжать до работы на общественном транспорте оказалось быстрее, на дачу нас всегда возил папа, а потом дачи не стало… Недавно срок моих прав закончился, и при получении нового удостоверения меня даже похвалили за много лет безаварийной езды. Теперь мне оставалось лишь досадовать на себя за водительскую некомпетентность.

В этих условиях воображение упорно подсовывало мне кадры из каких-то детективных фильмов. Машина шла зигзагом. Что-то это напоминало… Ну да, точно, я видела нечто подобное в кино. Находившийся на пассажирском сиденье затеял драку с водителем на полном ходу, руль крутнуло в сторону, машина вылетела в кювет…

– А он точно был один?! – толком не обдумав вариант, выпалила я. – Вдруг боролся с кем-то прямо в салоне, а потом… Не знаю, что случилось потом… Допустим, нападавший оглушил его, оставил на водительском месте, а сам умудрился выпрыгнуть?

Инспекторы переглянулись.

– Точно известно лишь то, что в салоне нашли одного человека. Все остальное – наши фантазии, не подкрепленные доказательствами. Сказать по правде, слабо представляю себе драку в машине на такой скорости. Но, – Миша помедлил, будто готовясь поразить нас сенсацией, – на ограждении чуть сзади, при подъезде к месту происшествия, нашли следы крови. Несмотря на дождь, они неплохо сохранились. Выяснилось, что кровь принадлежала мужчине, ее группа не совпадала с группой крови этого, как его… Боба. Тот, оказывается, незадолго до смерти проходил медицинское обследование, отсюда и известно про кровь. Развивая вашу версию, можно предположить, что пассажир «вырубил» водителя и, выскочив из машины на полном ходу, оцарапался об ограждение. Но в таком случае он должен был быть чуть ли не каскадером, иначе точно расшибся бы в лепешку.

Вот это поворот… Попрощавшись с щедрыми на версии инспекторами, я уселась на остановке в ожидании такси. Что ж, мне подбросили немало пищи для размышлений, и сегодня я узнала гораздо больше Живчика. Если по итогам визита к сестре Боба счет в нашем «турнире» составлял ноль – ноль, теперь я смело могла записать себе в заслуги победу в одном отдельном, но таком важном «матче». Впрочем, сейчас меня волновало совсем другое. Ошибка, суицид, убийство – ни одна из выдвинутых версий не предполагала того, что Боб остался жив. Кажется, шансы взять у него интервью стремились к нулю…

Глава 3

К концу недели счет в нашем «поединке» составлял уже два – один, причем не в мою пользу. Разумеется, я попробовала разыскать того самого друга, который мигом примчался на место аварии. Если верить прессе тех лет и описанию инспектора, на опознание Боба ездил его администратор. На редких фотографиях, попавших в Интернет, этот господин неизменно маячил рядом с певцом, причем его глаза всегда скрывали темные очки.

Я попыталась составить мнение об этом человеке из разрозненных обрывков информации, которую удалось найти в сети. Какой-то бывший неудачливый актер, который с лихвой компенсировал отсутствие искрометного таланта гениальными и рискованными бизнес-идеями. Мелькнул в паре эпизодов, разочаровался в профессии, – или, точнее, в собственной персоне в профессии – после чего продолжил крутиться в творческих кругах, но уже в другой, более авторитетной ипостаси. Организовывал левые выступления звезд тех лет, возил знаменитостей на подобие современных корпоративов, даже был владельцем подпольной студии звукозаписи. На последнем и попался, находился под следствием, посидел какое-то время в СИЗО, откуда довольно быстро, хотя и с ущербом для здоровья, выбрался.

Господин в темных очках знал Боба давно, но по-настоящему их музыкально-коммерческий дуэт развернулся после перестройки. Будто поставленные на конвейер, выступления слились в один бесконечный «чес», приносивший баснословные по тем временам гонорары. Личная жизнь знаменитого музыканта, связанные с ним скандалы, загадочные обстоятельства смерти – администратор мог стать настоящим кладезем информации. Если бы, конечно, – вот незадача! – сам не закончил земной путь спустя всего год после гибели своего подопечного.

Досада так и грызла меня изнутри: подумать только, упущен еще один важнейший свидетель! Пусть и снова не по моей вине, но… В отчаянии я решила ухватиться за призрачную надежду – и обратилась к одной подзабытой теперь певице, концерты которой когда-то организовывал тот же администратор. Судя по паре снимков в Интернете, она прекрасно знала и Боба.

По телефону, указанному в разделе «Контакты» на неумело сляпанном сайте позабытой старлетки, так и не ставшей звездой, ответили тут же. Узнаваемый женский голос перебил мои пространные объяснения, заявив, что разговор состоится лишь за неприлично круглую сумму, гораздо больше тех жалких грошей, что уже заплатил мой предшественник. Только это могло компенсировать душевные страдания дамы, получившей нелицеприятный хамский допрос вместо невинного разговора. И вообще, мой коллега, этот наглый лгун, пообещал ей публикацию в известном журнале, но в итоге смылся, не оставив координат!

Решив не разорять родное издательство – тем более что клокотавшая от гнева певица явно утратила способность к связному диалогу с представителями прессы, – я переключилась на поиски контактов с музыкантами, когда-то игравшими с Бобом. Меня ждала новая неудача: один из них, в свое время рьяно претворявший в жизнь девиз «Секс, наркотики и рок-н-ролл», давно лежал в могиле, другой на заре девяностых отбыл за границу, где его след и затерялся. Третьего – судя по основательно помятому виду, любителя выпить – я подкараулила у крошечного джаз-клуба, где он изредка играл с другими представителями «старой гвардии».

– Я, конечно, все понимаю: людям надо где-то работать, кушать всем охота… – укоризненно покачал головой пожилой музыкант. – Но ты-то, совсем еще девчонка, неужели не нашла занятия достойнее, чем рыться в грязном белье? Был тут уже один до тебя, такой… мерзопакостный. Лихо втерся в доверие, мол, давний поклонник Боба, хочет побывать на его могиле… Коньяком угощал, я в воспоминания ударился, дурак старый… Этот негодяй уши и развесил, а потом денег предложил, чтобы я самые скабрезные подробности наших гастролей выложил. А я что, я друзей не продаю…

Брезгливо махнув рукой, идейный товарищ Боба скрылся в окутанной сигаретным дымом дали. А я так и осталась стоять на месте, обескураженная его мягкой отповедью и рекордными темпами, с позволения сказать, работы Живчика. Неизвестно еще, с каким количеством входивших в близкий круг Боба успел поговорить мой неутомимый коллега… Я снова плелась в хвосте этой странной гонки за сенсацией, да и зарулила, если так можно выразиться, не на свою трассу – признаться, на душе у меня острыми совестливыми коготками уже вовсю скребли устыдившиеся собственной беспардонности кошки.

Дома я в который раз открыла выданную издателем тонкую папку, вытащив из нее вторую отсканированную статью. На сей раз из какого-то цветного, но, судя по криво наляпанным картинкам, дешевого журнала. Материал был датирован 1993 годом – самое начало расцвета подобной бульварщины – и выдержан в духе издания: кричащие фразы, скандальное разоблачение и полное отсутствие заслуживающих доверия фактов. «Советский Элвис жив?» – вопил броский заголовок, под которым шрифтом поменьше значилось: «Новое подтверждение старых слухов. Известного певца, якобы погибшего в автокатастрофе, уже два раза видели на публике».

Смысл растянутого на целый разворот материала сводился к трем предложениям. В начале девяностых человека, подозрительно похожего на Боба, «засекли» в отдаленном спальном районе, у самой обычной средней школы, где он прохаживался рядом с такси. Вскоре его заметили второй раз – в придорожном кафе у поворота на трассу, где произошла памятная авария. Всякий раз певец – или его двойник – со скоростью света ускользал от любопытных глаз, и сделать его фотографии, учитывая то, что навороченных мобильных с камерами в ту пору не было, не представлялось возможным.

Чем больше я изучала недостойный столь пристального внимания материал, тем больше убеждалась, что это – самая обыкновенная «утка». Похожих людей на свете немало, да и многие из нас, знакомясь с новым человеком, нередко сравнивают его с какой-нибудь знаменитостью. Мне вдруг вспомнилось, как пару лет назад Анька затащила меня в клуб потанцевать. Там ко мне мигом приклеился основательно подвыпивший господин. Весь вечер, пока я не сбежала домой, он увивался за мной, распугивая других потенциальных кавалеров, и в восторге причмокивал: «Ах, ну просто вылитая Моника Беллуччи!» Лестно, но утомительно.

А еще мы часто с готовностью видим то, что хотим видеть… Вот и в этот раз люди, наслушавшись баек про загадочно исчезнувшего певца, могли ухватиться за понравившуюся им версию, наделив отдаленно напоминавшего его человека несуществующими чертами. Или какой-нибудь давний поклонник нарочно «работал» под Боба, пользуясь некоторым внешним сходством. А вдруг писаки вроде нашего Живчика просто состряпали материал не из чего, чтобы раскрутить издание и продать немалый тираж?..

Стоило признать: мое неумелое расследование зашло в тупик. У меня не получалось отделить правду от вымысла, интуиция и креативность спали беспробудным сном, и, где бы я ни появлялась, везде уже умудрялся наследить мой бойкий конкурент. Я попыталась мыслить разумно, без эмоций. Продолжать в подобном духе означало тратить время впустую, собирая на себя негатив близких Бобу людей. Зачем, если итог и так понятен? Я совершенно не подхожу для этой работы – меня отличала патологическая честность не только с окружающими, но и с самой собой.

– Вы меня без ножа режете! – искренне охнул издатель, когда я, все-таки поддавшись эмоциям и основательно накрутив себя, позвонила ему с просьбой дать ход моему заявлению об увольнении. – Откуда такие радикальные выводы? Не прошло и недели, как вы занимаетесь этим делом. Непростым, надо сказать, делом!

– Я уже успела понять, что ничего нового не раскопаю. Так зачем, простите, пудрить вам мозги?! – выдала я. – Да, дело непростое – и темное. Не исключаю, что это была не просто авария, а, например, самоубийство. Но нигде, абсолютно нигде нет хотя бы мало-мальских доводов в пользу того, что он жив, понимаете? Напротив, теперь мне совершенно очевидно, что он давно умер!

– Давайте не будем пороть горячку, вас ведь никто не торопит. Временем распоряжаетесь сами, рамок никто не ставит, деньги платят – не работа, а мечта! И, кстати, наш новый спонсор ясно дал понять, что прекратит финансирование, если вы откажетесь участвовать в проекте. Похоже, он разделяет ваше видение развития журнала. Так не губите же меня! – полушутливо воззвал издатель, хотя в его голосе отчетливо звучало отчаяние. Шеф выдержал долгую напряженную паузу, будто ведя мысленный диалог с самим собой, и вдруг тихо, но уверенно сказал: – А наш герой не умер. Доказательств нет, но я точно знаю это, и не спрашивайте откуда. Просто поверьте: он жив. Жив! И вы обязательно его найдете.

* * *

Вот уже пятнадцать минут я сидела на лавочке у печально знакомой хрущевки, откуда несколько дней назад с позором бежала, столь постыдно отравленная бытовыми химикатами. Не знаю, зачем я вернулась сюда. Не иначе как в очередном приступе отчаяния, так и не придумав, за что еще зацепиться в поисках информации.

«Он жив. Жив!» – неотвязно крутилось в голове. Издатель произнес это утвердительно, и в его тоне слышалось нечто поважнее страха потерять щедрого спонсора. Похоже, он знал гораздо больше меня. Живчик, судя по всему, тоже. Да что там говорить, мне уже начинало казаться, будто я безнадежно уступаю в уровне осведомленности – и, кстати, интеллекта – всему человечеству, а по догадливости не превосхожу вот эту самую деревянную лавочку.

– Деточка… эй, не знаю, как вас зовут, – вдруг раздался сверху чей-то голос, и, подняв голову, я узрела два огромных «глаза» бинокля, уставившихся прямо на меня.

В приступе дежавю я тут же поспешила отскочить на край лавки. Вдруг меня надумают окатить помоями, ошпарить кипятком, расстрелять из рогатки или…

– Да вы не бойтесь! Неудобно вышло в прошлый раз, не разобралась толком… Поднимитесь, поговорим.

Ага, и не подумаю! Боюсь, новой порции отравы мой организм уже не выдержит. И все же… Что-то в тоне дамы, который теперь звучал гораздо мягче и почти виновато, удержало меня на месте. А она, убрав бинокль, уже приветливо махала с балкона какой-то белой тряпочкой, кажется, мокрым носком, который хотела повесить сушиться.

– Считайте, что я выбросила белый флаг, – улыбнулась пожилая женщина. – Не обижайтесь на меня, я и так измучилась угрызениями совести. Ну не заставите же вы бегать по лестнице немощную старуху! Поднимайтесь. Код помните?

И я решила рискнуть. Правда, оказавшись на втором этаже, помедлила, живо вспомнив об изобретательности и прыти «немощной старухи». Не успела я нажать кнопку звонка, как она открыла, и я инстинктивно отпрыгнула от двери.

– Как хорошо, что вы вернулись, я уже думала вас разыскивать! Кстати, можно на «ты»? – тепло улыбнулась хозяйка, приглашая войти. – Попьем чайку, не возражаешь? Прости за бардак, я затеяла стирку. Балкон-то крошечный, надо пользоваться моментом, пока жарко. Раньше белье сушили по старинке на улице, но теперь это, кажется, совсем архаизм…

Бегло осмотрев доступное взору пространство и пробежав глазами по седовласой даме, я мгновенно все поняла. Похоже, мне удалось развить в себе неплохую склонность к дедукции, раз я тут же нарисовала картину жизни бывшей преподавательницы. Хорошо поставленный и закаленный многочасовыми лекциями голос звучал с похвальной для ее лет бодростью, но неверная походка вразвалочку и притаившаяся у двери трость выдавали проблемы со здоровьем. Ей действительно было тяжело спуститься даже к подъезду – как же она справлялась в одиночку?

«Трешка», хотя и хранившая интеллигентский налет благодаря старому пианино с разложенными на пюпитре нотами и огромным, во всю стену, книжным шкафом, производила удручающее впечатление. Очевидно, сил у хозяйки хватало лишь на минимальную уборку средней комнаты, в которой она и обитала. Но даже здесь на всем лежал толстый слой пыли, особенно заметный в такой солнечный день, как сегодня. Квартире явно требовался ремонт, а ее обитательнице – участие добрых, неравнодушных людей.

– Позвольте, помогу. – Я подхватила стоявший на пороге балкона таз, и вскоре все белье было развешано в соответствии с пожеланиями хозяйки. Потом выяснилось, что к чаю – помимо непосредственно чая – в доме ничего нет, и я сбегала в ближайший магазин за продуктами. По возвращении сестра Боба властно стребовала чек, после чего попыталась силой впихнуть мне деньги. Стоило огромных трудов уговорить принципиальную даму забыть о небольшой сумме, заверив, что угощаемся за счет издательства, которому в моем лице требуется ее помощь.

– Только не вздумай меня жалеть, Риточка, – с достоинством изрекла сестра Боба, когда я предложила ей свои услуги в нелегком деле уборки. – Не позволю гостям тряпками махать! Ко мне соцработник приставлен. К тому же регулярно приходят две помощницы, Борькины верные поклонницы. Столько лет прошло, а не забывают старуху… Но сейчас лето: одна на даче безвылазно сидит, другая с внуком отдыхать укатила, вот и колупаюсь до сентября одна.

– Этих поклонниц, наверное, в свое время было пруд пруди? – Я откусила конфетку, радуясь возможности узнать хоть что-нибудь.

– Да уж, когда-то здесь было не протолкнуться! Сидели на лестничных клетках, на улице, периодически расписывали подъезд – соседи ругались страшно, а мы за свой счет стены перекрашивали! Потом поутихло как-то, он тут уже не жил, и можно было вздохнуть спокойно. А после… После этой аварии снова началось. Чуть ли не мемориал устроили, цветы складывали у двери. Но это еще что, главное, объявилось какое-то циничное хамье. Бродили вокруг, пытались втереться в доверие и что-нибудь вынюхать. Такие вопиющие ситуации иногда случались…

На воображение я никогда не жаловалась, вот и теперь, внимая рассказу моей новой знакомой, я без труда мысленно перенеслась в конец восьмидесятых. Страну лихорадило от реформ, выживали люди с трудом, героев недавнего прошлого забывали – и в такой непростой момент одна неутомимая преподавательница языков носилась с идеей организовать концерт в память о своем брате, известном когда-то певце. Разумеется, от нее отмахивались все, к кому она обращалась: мол, денег нет, не майтесь дурью, а лучше подумайте-ка о собственной жизни на нищенскую в ту пору зарплату.

– Меня просто колотило от негодования! – Даже сейчас крупные мягкие черты моей собеседницы исказила злоба. – Так запросто взять – и забыть человека, отмахнуться от памяти, словно его и не было вовсе! Ладно, признаю, я и сама хороша. Родители умерли в середине восьмидесятых, и после этого мы с братом общались крайне редко, каждый жил своей жизнью. Но все же он кое-что сделал в творческом плане, и забыть это… уму непостижимо! В отчаянии я даже обратилась к этому проныре, Борькиному администратору, хотя всегда его ненавидела…

Я в который раз пожалела, что на беседу с важнейшим в моем «расследовании» свидетелем теперь не было ни малейших шансов. Разве что и правда спуститься в преисподнюю – где ему, судя по гневу Нины Николаевны, было самое место. Якобы он не только выматывал Боба жестким гастрольным графиком, но и спаивал, заставляя уважить общением «нужных людей», а еще изобретательно обирал, подсовывал каких-то вульгарных девиц, ссорил с близкими…

– Его величество едва удостоил меня вниманием, – презрительно фыркнула сестра певца, подливая мне чай. – И слушать не захотел, буркнул что-то и бросил трубку. А у меня ведь остались кое-какие ноты брата, еще с юности, неизданные песни… И вскоре здесь объявился один прощелыга, совсем юнец, якобы обговорить вопрос с концертом. Я на минутку отвлеклась, а тот уже по комнате мечется, рыщет. Так и выгнала мерзавца, а ноты хорошенько запрятала.

Когда надежды устроить концерт рухнули окончательно, Нина Николаевна решила проводить нечто вроде ежегодного квартирника – в этой самой хрущевке, для «своих», кучки оставшихся верных поклонников и работавших с Бобом музыкантов. Первая такая встреча прошла на ура, и одинокая преподавательница даже решила, что обрела настоящих друзей. На следующий год встреча повторилась с тем же успехом, только вот спустя пару недель в одном «желтом» издании появилась статья о певце. В которой Нина Николаевна и прочла собственные откровения, по большому секрету озвученные кругу близких на этой самой встрече. К счастью, имя сестры Боба в материале не упоминалось, но это, несомненно, была ее история!

Нрав, как я уже успела убедиться на собственной шкуре, у Нины Николаевны был крутой. Она сразу полетела скандалить в редакцию, требуя назвать имя предателя, решившего заработать на ее доверчивости. А потом, ничего не добившись, жестко, без сожалений разогнала «круг избранных», сохранив общение лишь с двумя проверенными временем – и, кстати, другими тайнами – подругами. Отголоски того скандала доносились еще какое-то время, лишая Нину Николаевну покоя и веры в человечество. Недавно эта история всплыла снова: сначала на ее пороге появился болтливый наглец, пытавшийся усыпить бдительность и выведать что-то о брате, следом за ним явилась хитрая пронырливая девица, ловко прикинувшаяся невинной овечкой…

– Прости, Риточка, – сестра Боба дружелюбно потрепала меня по руке, – я лишь потом поняла, что коллега попросил уделить внимание именно тебе. Хорошо помню твоего дедушку, мы общались пару раз, он советовался насчет переводов. Прекрасный был специалист, дотошный! Но я так разозлилась на того болтуна из журнала, совсем разум потеряла… Он, кстати, успел прочитать злосчастную статью и пообщаться с участниками тех квартирников. Кто-то из них и признался, что именно я поведала о том, как заметила брата спустя несколько лет после его смерти…

– Подождите-ка, – на эмоциях я дернула рукой и опасно задела чашку, – так это вы видели Боба у школы? И в кафе тоже?

– Нет, про кафе ничего не знаю. Но о встрече у школы рассказала действительно я. Собственно, и встречи-то никакой не было… – Пожилая дама вдруг задумалась, погрузилась в молчание, а потом махнула рукой. – А, ладно, что скрывать… Дело в том, что примерно за год до гибели брата мы с ним рассорились. В пух и прах. Я все пыталась открыть ему глаза на окружение, прежде всего на этого с позволения сказать «администратора». Приводила аргументы, спорила, а в ответ только одно: «Не лезь, не твое дело». Он все от меня скрывал, но кое-какие слухи доходили. О выпивке, скандалах, гулянках, долгах, каком-то подпольном бизнесе… Однажды Борька забежал ко мне, просто навестить, слово за слово, я и разоралась. Тогда он ушел, хлопнув дверью. Больше мы не общались, и после его смерти… словом, меня замучила совесть. Вот брат, видимо, и привиделся.