Не выпуская из рук топора, я вызвал меню и побелевшим от тяжести пальцем вложил все оставшиеся оружейные очки в рубящее оружие и еще увеличил на два пункта себе силу – чувствовал, что без этого я долго топором махать не смогу. Вместе со знакомым уже ощущением легкой опьяняющей эйфории, пришло чувство уверенности, а топор вдруг стал легким, словно был сделан из алюминия. Повинуясь мышцам, которые подсказывали движение, словно оно было давно отработано, я встал в стойку, отвел руку с топором чуть назад и вперил взгляд в ближайшего мертвяка.
***
– Неплохо ты их отделал, – хмыкнул Олег, потрогав ногой рассеченный до основания череп одного из мертвецов. – Только зря все очки использовал. Топор специфическое оружие. Не факт, что это твое.
– Психанул, – ответил я. От махания тяжелым топором болели руки и колотилось сердце, а лицо залило потом. Один из мертвецов едва не вцепился кривыми когтями мне в лицо – мне с трудом удалось оттолкнуть его и зарубить топором.
Олег нагнулся к бесформенной горе изрубленной плоти, в которую превратился еще недавно грозный противник, и стал резать ее длинным чуть искривленным ножом.
– Посвети мне, – сказал он, отрывая с противным треском лоскут кожи. – Нужно добраться до спинного мозга. Это, брат, большая удача, что мы могильника завалили. За спинной мозг нам в Брукмере знаешь, сколько отвалят?
– Сколько? – спросил я.
– Крон тридцать, – по меньшей мере, – довольно ответил Олег, забравшись ножом в плоть по самую рукоятку. – А на одну крону, чтоб ты знал, можно овцу купить. Или отрез ткани не очень дорогой. Или прожить пару недель на постоялом дворе на всем готовом. В общем, повезло нам с тобой – особенно тебе. У тебя-то денег здешних нет, я полагаю?
– Откуда? – я развел руками.
В моей голове крутилась какая-то мысль. Что-то такое я в последние минуты упускал из виду.
– Погоди-ка, – спросил я Олега, – этот зов, что с ним? Его не слышно.
– Верно, – кивнул Олег. – Ушла эта тварь. Не стала на нас лезть.
– Погоди, а его, стало быть, не этот издавал? – я пнул кроссовком груду гниющего мяса.
– Неа, – Олег помотал головой. Внутри монстра что-то хрустнуло. Олег уперся ногой в спину твари, и с громким треском извлек из ее тела кусок позвоночника. – Могильник такое издавать не мог. Это его кто-то звал. Да мы помешали, вот он и перестал теперь. Мы, выходит, что-то вроде эха слышали, а сам тот, кто звал, где-то далеко. Это нам тоже повезло, кстати.
– Повезло? – спросил я.
– Конечно, повезло, – Олег осмотрел хребет и засунул его в свою сумку – тот не поместился целиком, и торчал из сумки довольно пугающе. – Если бы оно было здесь… черт, я даже и не знаю, что и было бы. Но ничего хорошего – точно. Ладно, идем. Нечего тут задерживаться.
Глава 8
Когда рассвело, я заметил, что деревья вокруг нас уже не такие однообразно черные. Появились высокие сосны, пахнущие сладковатой смолой. Кое-где стали попадаться совсем уж родные березки. Даже трава словно стала более живой, налилась сочной зеленью, несмотря на пасмурную осеннюю погоду. На стволе сосны я заметил серую пушистую белку: при нашем появлении она взобралась повыше и испуганно смотрела на нас черными бусинками глаз.
– Кажется, здесь лес уже нормальный, – сказал я Олегу, кивнув в сторону зарослей орешника, весело шевелившего крупными желтыми листьями на ветру.
– Угу, – ответил Олег. – Выбрались. Скоро на первую деревню набредем, а от нее уже и до тракта рукой подать.
– Может, остановимся тогда? – спросил я. Бессонная ночь давала себя знать. Все это время меня держал на ногах адреналин, но мысль о том, что мы, наконец-то, в безопасности, заставляла ноги предательски подгибаться.
– Часик отдохнуть можно, – Олег остановился, прислонившись плечом к сосновому стволу и опустив на землю свою алебарду. – А потом – дальше в путь. До тракта надо хотя бы дойти, пока ноги держат.
Я сел на траву, обхватив рукой доверенную мне аркебузу.
– Уровень-то получил за могильника? – спросил Олег, присев рядом.
– Ага, – ответил я, вызвав перед глазами менюшку. – Уже даже до четвертого совсем немного осталось.
– Добавь себе перк «Энциклопедия нежити» тогда, – посоветовал он. – Это что-то вроде базы данных существ, которых можно встретить в лесу. Там не все, конечно, но полезного много.
Нужный перк стоил сразу два очка, и после принятия вызвал такое сильное головокружения, что я невольно схватился за ствол березы, даже несмотря на то, что сидел на земле. Оружейные очки я разделил между огнестрельным и рубящим оружием, на всякий случай качнув еще ловкость и интеллект.
– Что такое вообще эта нежить? – спросил я Олега, когда голова немного прояснилась, и в ней стали сами собой всплывать один за другим новые образы: крылатое человекообразное существо с огромными клыками, гигантский паук со скорпионьим хвостом, притаившийся в болоте змей с крокодильей головой. – Откуда она здесь берется?
– Она зарождается где-то не здесь, – ответил Олег. – Не в этом лесу. И, возможно, не в этом мире. Лес – это просто что-то вроде дыры, через которую она сюда попадает. Так же, как попали мы.
– Я видел какую-то комнату с мертвыми телами… из которых вылуплялись эти твари, – меня пробрала дрожь при одном только воспоминании.
– Все ее видели, – кивнул Олег. – Но никто не знает, что это. Возможно, она находится не в этом мире. И не в нашем. Где-то между. Оттуда они и приходят. Это не живые существа, у них нет обмена веществ в нашем понимании. Им не нужно есть, дышать и так далее. Все, чего они хотят – это разрушать. Уничтожать все живое, до чего дотянутся, и питаться страхом и болью жертвы. Но, в то же время, у них есть что-то вроде инстинкта самосохранения. Они, например, избегают тех мест, где недавно уничтожали их собратьев. В общем, поведение примерно как у животных. Или запрограммированных роботов.
– Их кто-то создал специально? – спросил я.
Олег пожал плечами.
– Спроси чего полегче. Может быть, и нет – какая-то неведомая нам извращенная эволюция. А может быть… ты же тоже слышал этот зов? Кто знает – может, их создал тот, кто его издает. Знать бы еще, кто это.
На минуту мы замолчали. Воспоминание о ритмично щелкающей в голове мелодии вызвало холодные мурашки у меня на спине.
– Ладно, – сказал Олег. – Пойдем дальше. До жилья уже совсем недалеко.
***
Через пару часов, когда солнце уже высоко поднялось над верхушками леса, на пригорке впереди, в самом деле, показалась деревушка, окруженная частоколом, местами сильно покосившимся. Из-за частокола выглядывали крытые грязной соломой крыши, над одной поднималась струйка черного дыма.
У самого частокола двое боязливо оглядывавшихся по сторонам мальчишек лет десяти в замызганных грубых рубашках и с хворостинами в руках пасли десяток чахлых овец. Наше появление из леса не прошло незамеченным: едва они завидели нас, как сперва таращипись полминуты, а затем перебросились парой слов, и один рванул со всех ног через ворота.
– Сейчас начнется, – вздохнул Олег. – Надо бы побыстрее через деревню пройти.
– Что начнется? – спросил я, разглядывая деревушку. Несколько приземистых строений с узенькими окошками, явно не поместившихся внутри ограды, были поставлены от нее чуть поодаль, похоже, чтобы с их крыш нельзя было залезть внутрь.
– Приставать начнут, – пояснил Олег, пожевывая сорванную травинку. – Помоги да помоги им. То горгульи овец режут, то мертвожорки к колодцу подойти не дают.
– А почему не помочь? – спросил я.
– Да взять с них нечего, – Олег остановился, размяв плечо, натертое ремнем аркебузы. – А за так головой в пекло лезть – охоты мало. И потом, если всем бесплатно помогать, то тогда ведь никто платить и не будет: ищи дураков.
– А экспа?
– Ну, что там той экспы… – махнул рукой Олег и равнодушно зевнул. – Смех один. За пару-то мертвожорок, которые их беспокоят. А вот откусит одна из них тебе ногу, и что ты без ноги станешь делать? Пенсию по инвалидности здесь не платят.
Тем временем из ворот частокола появился низенький толстый бородатый мужик пятидесяти в алой мятой рубахе как будто только что извлеченной из сундука и темной жилетке с грязными пятнами. На ногах у него были видавшие виды опорки, и он то и дело скользил на влажной траве, пару раз едва не шлепнувшись. Я невольно улыбнулся, глядя на него. За его спиной к столбам ворот жались несколько женщин и давешний мальчишка, с любопытством разглядывая нас.
–– Староста, поди, местный, – пояснил Олег. – Пацанам приказал послать за ним, если меченые появятся.
– Ваши инородия! А ваши инородия! – заорал мужчина еще издалека. – Пожалуйте к нам! Откушайте, чем Мученики благословили, ить, значить! Не откажите!
Язык, на котором он кричал, вовсе не был русским. Это была какая-то изобилующая шипящими мешанина из коротких отрывистых слов, чем-то отдаленно напоминающая немецкий, но только по звучанию. И в то же время, я отчетливо понимал, что он говорит.
В ответ на предложение откушать мой желудок предательски заурчал. Мысль об этом показалась мне весьма заманчивой. Олег же снова скривился.
– Спасибо, добрый человек! – неохотно ответил он на том же лающем наречии. – Но нам недосуг. Хотим поспеть в Брукмер к ярмарке.
– Да Мученики с вами, ваши сиятельства! До ярмарки-то, гляди, две недели! Уж как не поспеть! Помилосердствуйте! Я уж и куру заколоть велел не откажите! Пропадет ведь кура!
Олег вздохнул, как учитель перед непонятливым учеником.
– Слушай, давай, брат, начистоту, без этого жопного виляния, – сказал он. – Вам от меня что-то нужно. Просто так по доброте душевной ваш брат меченых не привечает. Вас беспокоит нежить. Тут ничего удивительного: до леса от вас доплюнуть можно. И вы хотите, чтобы я что-то с этим сделал. Но денег у вас нет: откуда они у вас? И вы хотите купить меня на куру, потому что вроде как если я с вами пожру, то потом отказать будет неудобно. Так или нет?
Бородач раскрыл рот и тут же его закрыл, шлепнув губами и так ничего не сказав.
– Нам бы это… – начал он, потупившись, словно школьник, не выучивший урок. – По ночам они колобродють, значить, по деревне… совсем хоть не выходи, даже в отхожее место… а как так не выходи? Скотину же надо затемно на поле выпускать, а то она недоест, скотина-то… А не доест она – значить, сено давай… А сена-то только на зиму… А они колобродють… Трех овец зарезали, курей сколько перетаскали… Тилли чуть не убили, третий день он в горячке лежит, как бы нога не отнялась… Так я думал…
– Нечего тут думать, – сказал Олег, не глядя в сторону бородача. – Коли лес до вас дошел, уходить отсюда надо, а не думать.
– А куда мы пойдем? – испугался бородач. Он уже подошел к нам вплотную, и смотрел на Олега глазами побитой собаки. – Куда? На землю эту у нас грамота от его сиятельства, графа Брукмерского, еще прежнего, а если уйдем, так что ж? Никакой свободной земли про нас не припасено. Что ж нам, ить, значить, по миру идти или в цирк бродячий наниматься всем селом?
Олег только пожал плечами и отвел глаза.
– Этого я не знаю, – ответил он. – Но здесь жить скоро станет нельзя. Лес расширяется.
– Ваше инородие! – в голосе старосты послышались нотки подступающих слез. – Что расширяется, что нельзя, это мы все, значить, понимаем. Но сейчас-то, а? Сейчас-то разве нельзя нам помочь? Можить, ежели двух-трех тварей этих убить, они к нам соваться-то до весны и не будут? Как-никак, зиму-то проживем, а?
Внезапно он бухнулся перед Олегом на колени, прямо на раскисшую грязь деревенской улицы – едва не вляпавшись коленом в коровью лепешку.
– Помилосердствуйте, ваше инородие! – возопил он, схватив Олега за руку. Чуть в стороне, зарыдала, глядя на эту сцену, женщина. Уже человек двадцать собралось вокруг нас, глядя на Олега с опаской и надеждой.
Мне вдруг стало ужасно жалко этого нескладного человека. В его глазах было столько боли и растерянности, что я невольно почувствовал: не может он быть просто компьютерным NPC. Все это настоящее. Настоящий мир, и решения в нем тоже должны быть настоящими.
– Олег, а можно я им помогу? – спросил я по-русски.
Он смерил меня взглядом.
– Знаешь, местные говорят «чтобы стать Мучеником, надо сперва умереть», – произнес он со вздохом. – В смысле, не изображай их себя не весть что, а живи, как люди живут.
– Но ты, все-таки, не против?
– Да чего я против-то буду? – он пожал плечами. – Твое дело. Большой мальчик уже. Только без толку все это. Ну, перебьешь ты зомбаков, или кто там им поле убрать не дает. Через неделю новые набегут из леса. Это как воду решетом отчерпывать. Нужно уж тогда тут пост солдат ставить или тебе к ним в личные егеря наниматься.
– А чего же вы к маркграфу ходоков не отправите? – спросил он мужика уже на местном языке. – Как-никак, вы ему подати платите. Мог бы и прислать десяток своих солдат, расквартировать тут.
– Ага, пришлет он… – махнул рукой бородатый. – А если, ить, значить, и пришлет, куда я их тут дену? Десять человек, да где на такую прорву еды напасешься и всего прочего разного?
– Это да, – усмехнулся Олег. – Тут одной курой не отделаешься. Ладно, мне некогда, но так и быть: оставляю вам ученика своего, зовут его Роман. Не обижайте его, а уж он дело сделает.
– Это… это спасибо вам большое, ваше сиятельство! – расцвел бородатый. – Мы со всем нашим почтением! Мы за вас всех восьмерых Мучеников молить будем, и за господина Румана тоже! Пойдемте, господин Руман, ваше инородие, откушаете и поговорим.
– И запомни, – сказал Олег уже по-русски. – Если у них тут горгупьи летучие или гнездо скорпидов – даже не лезь. Сожрут тебя и добавки попросят. Сразу говори, что это дело не для ученика. Можешь наврать, что меня приведешь, а сам ноги в руки и беги отсюда. Так и быть, оставляю тебе аркебузу. Будешь жив – привези назад. Я в Брукмере до конца ярмарки точно пробуду, а скорее всего там же и на зиму останусь. Остановлюсь на постоялом дворе «Под болотным змеем». Найдешь – тебе всякий покажет. Ну, удачи тебе.
Он хлопнул меня по плечу, сжав его вместе с ремнем аркебузы. Отчего-то мне вспомнилось, как пару дней назад меня так же напутствовал Грановский.
***
В приземистой глинобитной хижине, куда привел меня деревенский староста, было темно и пахло одновременно несвежим бельем, жареным мясом, пылью и сыростью. Свет сочился в нее сквозь единственное окошко, забранное пузырем. У печи, похожей на русскую, возилась с ухватом дородная женщина, а с полка на диковинного гостя смотрели несколько ребятишек. Старшему было лет двенадцать, младшим в районе пяти. То и дело в окне можно было увидеть лицо кого-то из любопытствующих селян.
Усевшись на лавку за низкий стол из влажного темного дерева, накрытый полотняной скатертью, я невольно впился глазами в горшок, из которого поднимался густой пар, пахнущий чем-то вроде пшенки. Аромат ударил в голову, она в ответ закружилась, а ноги стали посылать в голову панические сигналы о том, что они отказываются встать с лавки. Невольно сглотнул слюну, стараясь унять заходивший ходуном желудок, и сосредоточиться на словах старосты, который, оказывается, все это время мне что-то говорил.
– Так вот, значить, тогда эта пакость и объявилась. Раньше-то, еще пару лет тому, от него до леса больше лиги было, она и не совалась. А тут на-поди. Теперь не знаем, что и делать. И главное, здоровенные, что твой гусь. Что им сделаешь? Пробовали вилами гонять, да все без толку! Огня только боятся, да и то несильно. Коли огонь – так не лезут, а как погасишь – сразу налетят. Тоже всю ночь жечь не будешь…
– А как они выглядят? – спросил я.
– Да как сама смерть, значить, страшные! – не слишком обнадеживающе объяснил староста. – Крылья, как, например, у мыши летучей, а башка – один рот сплошной, зубищами усыпанный. И на хвосте – шип, видать, ядовитый. Тилли-то он этим самым шипом и кольнул, так тот теперь лежит в избе, бредит, нога вся распухла.
Дело было плохо. Судя по базе данных, появившейся после с утра в моей голове, староста описал мне квакенов – молодняк тех самых горгулий, которых мне велел остерегаться Олег. Если я правильно понял то, что вложила в меня энциклопедия, сражаться с таким мне было рановато. И что мне теперь делать? Встать и уйти?
Словно прочитав на лице мои сомнения, староста поспешил подвинуть ко мне горшок и протянул большую, грубо выструганную деревянную ложку.
– Вы б откушали сперва, ваше инородие, – услужливо проговорил он. – Я ж знаю, что вы там, по лесам блуждая, почитай, ничего и не едите. А есть-то надо, тело, значить, это, напитывать.
Сил сопротивляться не было, я запустил ложку в горшок, достав ароматную горку разваренной крупы, по виду напоминающей гречку, и поспешив отправить в рот.
Мне показалось, что ничего вкуснее я не ел в своей жизни. Я понимал, что, возможно, это иллюзия, вызванная голодом, но поделать с собой ничего не мог: ложка словно зажила отдельной жизнью, отправляясь снова и снова в горшок за новой порцией. Крупа была сладковатая, и от нее, как от гречки, отделялась во рту тонкая шелуха. Я хрустел кашей, слушая жалобы старосты, который от рассказов про нашествие квакенов, перешел постепенно к общим бедствиям: неурожаю брюквы, росту податей, которыми маркграф буквально истиранил своих подданных, а также непочтительности нынешней молодежи к старшим. Примером последней напасти мог, по мнению старосты, служить его сын Винс, которому лишь бы девок щупать за мягкое, а как землю пахать – так его и нет.
Наевшись каши до некоторой тяжести в животе, я отпил из заботливо поданной старостой кружки чего-то похожего на квас и почувствовал, что меня клонит в сон.
– Так что же наше дело-то, а? – несколько взволнованно произнес староста, явно заметив, что я понемногу утрачиваю нить беседы.
Наевшись за счет этого человека, у которого явно каждый горшок каши был на счету, я уже не чувствовал в себе сил, чтобы ему отказать. Предостережения Олега казались чем-то не очень существенным: кроме того, я все еще не вполне верил, что все это не игра. Если же это обычная RPG – пусть даже гиперреалистичная – то, уж конечно, подсунуть мне непосильный квест в самом начале она не может. А раз так, значит, ничего страшного не происходит. Разберемся с этими квакенами. Только не прямо сейчас, конечно. Сейчас ужасно хотелось спать – так сильно, что я с трудом сдерживался, чтобы не растянуться прямо тут, на лавке.
Заметив это, староста поднялся из-за стола и сделал приглашающий жест.
– Если вы почивать изволите, так это вы лучше туда пройдите, – сказал он, указывая на низкую темную дверь на улицу, почти вросшую в земляной пол хижины. – Там у меня домик отдельный, навроде кладовой, а иногда его господам сдаю, кто проезжает. Только редко кто тут проезжает, нынче-то. Времена-то нынче, вона, какие…
Пройдя в крохотную темную хижину с низким потолком, уставленную вдоль стен бочонками, от которых несло чем-то кислым, я повалился на такую же, как в общей комнате, длинную скрипучую лавку, подложил руку под голову, и тут же забылся тяжелым дневным сном.
– Вот, а куру, значить, вечером, – услышал я, сквозь надвигающийся сон, из-за двери приглушенный голос старосты. – Покуда еще сготовится.
Глава 9
Проснулся я оттого, что кто-то осторожно потряс меня за плечо.
– Эй, ваше инородие, вы бы вставали, а то стемнеет уж скоро, – раздался рядом низкий мужской голос, совсем непохожий на голос старосты.
Я с трудом приподнялся над лавкой, уставившись на парня чуть помладше меня, светловолосого и крепкого, в потрепанной куртке на шнурках и портках с черным кожаным поясом. Выглядел он явно более щеголевато, чем прочее население деревни, включая старосту.
– Ты кто? – спросил я, подавив зевок и сев на лавку. Голова была тяжелой, словно горшок с кашей.
– Винсом меня звать, – охотно ответил парень. – Я сын Густава, старосты здешнего. Он меня просил вас к дальнему полю проводить. Ну, я сидел в сенях, ждал, будить-то вас не хотел. Но сейчас-то уж дело к вечеру, думаю: вам же, поди, подготовиться надо.
Я чуть расправил измявшуюся грязную рубашку и выглянул в окно сквозь мутный пузырь. Солнце, в самом деле, уже почти село: верхушки леса на горизонте полыхали алым.
– Спасибо, что разбудил, Винс, – сказал я, потянувшись за ружьем и мешком с зарядами, который мне Олег также любезно оставил. – Когда они обычно появляются?
– Мученики их знают, – пожал плечами Винс. – Наши-то после заката давно на улицу не выходят – на всякий случай. Може, и сразу, как стемнеет. Сейчас уж, почитай, что у всех двери на замок.
– Ну, тогда давай готовиться, – сказал я, прочищая ружье шомполом. – Топор поострее есть у вас?
– Найдем, – кивнул Винс. – Там это, мать куру, значит, сготовила…
Я сглотнул, но понял, что есть мне совсем не хочется. Дело было не только в давешнем горшке каши, но еще и в волнении, заставлявшем мерный стаканчик с порохом в моих руках дрожать и со звоном стучать о дуло ружья. Мне предстоял бой. Первый бой, в котором я смогу рассчитывать только на себя.
Только сейчас я окончательно осознал, что совершенно не знаю, что буду делать с этими квакенами, что я ввязался в какую-то совершенно дурацкую авантюру, достойную премии Дарвина, и пропаду не за грош. Слабым утешением мне служило лишь то, что, погибнув, я, возможно, очнусь в заброшке напротив офиса «Норски» и отправлюсь обсуждать с Грановским условия контракта. Вот только уверенности в этом не было совершенно никакой. Пожалуй, лучше было бы на это не надеяться, и, как сказал Олег, исходить из того, что это реальная жизнь.
Пока я готовился: заряжал ружье, распределял заряды по мешочкам, выбирал топор поухватистей и припоминал все, что вложила в мою голову неведомая программа относительно квакенов, Винс, обосновавшийся здесь же, практически непрерывно болтал.
Оказалось, что он целый год провел в Брукмере в услужении у маркграфа. Потом, правда, выяснилось, что не у самого маркграфа, а у лейтенанта маркграфской гвардии… ну, ладно, не лейтенанта, а рядового мушкетера, но все-таки. А теперь вот по просьбе отца явился он в деревню помогать с хозяйством. Собственно, главным образом, отец просил его с другими парнями разобраться с нашествием нежити. Те и впрямь попытались прогнать тварей дрекольем, но ничего путного из этого не вышло: одного квакен ужалил, еще двоих сильно ранил, прочие еле ноги унесли.
Более или менее разобравшись со снаряжением, я, чтобы скоротать оставшееся время, попросил Винса рассказать про Брукмер. Уже через полчаса я знал о городе сильно больше, чем хотел. Так, я узнал, что лучший бордель в городе «У рыжей Мэл», что трактирщик в «Черном дубе» безбожно разбавляет пиво, что у графских гвардейцев вечная вражда с городской стражей, и что на местной ярмарке можно попробовать лучшие колбасы, какие только встретишь от Чернолесья до Изумрудного залива.
Ничего из этого, кроме разве что колбас, меня не заинтересовало. Однако про себя я отметил, что Винс, пожалуй, может быть очень полезен для того, чтобы начать хоть немного ориентироваться в этом мире. И решил, что нужно будет обязательно поболтать с ним потом, если только я останусь жив.
Стараясь отвлечься от его трескотни, я постарался сконцентрироваться на том, что теперь знал о нежити. Это не было похоже на обращение компьютера к базе данных – скорее ощущалось так, словно я когда-то прочитал об этой нежити книгу. И половину прочитанного, конечно, забыл. Но мог восстановить в памяти, если постараться.
Крутилась у меня в голове какая-то идея. Совсем простая, но из-за сонной одури я никак не мог ее хорошенько сформулировать.
– Слушай, ты вот про куру говорил, – сказал я. – Придется вам, ради избавления от нежити, еще одной пожертвовать.
***
Когда за узким, похожим на бойницу окошком совсем стемнело, я решил, что тянуть больше нечего, и пора уже отрабатывать не съеденную пока еще курицу. Взяв ружье наизготовку, я осторожно, стараясь не скрипнуть, приоткрыл дверь и выглянул на улицу. Плащ я оставил в хижине на лавке – не хотелось, чтобы он стеснял движения.
Ночь была промозглой, и я, стоя в одной рубашке, невольно поежился. В просвете между комковатыми тучами сияла луна – похоже, я увидел ее впервые с момента, как здесь оказался.
Тишина на единственной деревенской улице стояла полная. Кажется, можно было услышать стук собственного сердца. Курица, которую я попросил выпустить, суетливо бегала по двору и жалась к стене птичника, словно умоляя впустить ее внутрь.
В узком окне хозяйского дома теплился тусклый огонек – похоже, жгли лучину. Больше разглядеть было ничего нельзя, но я подумал, что староста наверняка сейчас следит за мной – интересно узнать, что будет делать один из знаменитых егерей. А что он, собственно, будет делать?
Я знал, что квакен всегда нападает сверху: летает над облюбованным местом и ждет жертву. Ему не нужно непременно кормиться каждый день, как живому хищнику. Он может ждать. Наверное, если где-то добычи совсем нет – он уйдет, но про эту деревню он точно знает, что добыча есть. Значит, и сегодня появится. Возможно, уже появился.
Невольно я глядел на небо, стараясь различить на его фоне черную тень. Тщетно. Может быть, если бы туч совсем не было, и горели звезды…
Я осторожно спустился по скрипучему крыльцу, прижавшись к стене дома. Нужно было ни в коем случае себя не выдать. Эта тварь мертва, но отнюдь не глупа.
В который уже раз горячим гвоздем в моей голове вспыхнула мысль о том, насколько все это реально. Не может ли быть так, что игра просто нарочно ставит меня в пугающие ситуации? В конце концов, разве не об этом говорил Грановский?
Сначала, там, в заброшке, она изучала меня. И что-то обо мне поняла. Что? Что я боюсь темноты и летающих ядовитых тварей? Или что-то более сложное?
Было бы очень приятно думать, что все это именно так, что ситуация под контролем – пусть даже ее контролирую не я. Что это просто игра. Мне подумалось, что что-то подобное, наверное, чувствуют глубоко верующие люди: если твердо знаешь, что на все – воля божья, то жить не так страшно.
– Куа… – раздался вдруг где-то за частоколом гортанный крик, отдаленно похожий на кваканье лягушки. Я тут же отбросил в сторону размышления об иллюзорности мира. Это было оно. И, похоже, оно звало собратьев.
Очень нехорошее дело. Мне стоило бы убраться в дом. Я завертел головой по сторонам. Вот сейчас все решится.
– Куа… – теперь кричали уже ближе. Кажется, где-то позади дома, над соседним. Это та же тварь или уже другая?
Додумать я не успел, потому что секунду спустя продолговатая черная фигура упала с неба на жалобно пискнувшую курицу и принялась остервенело рвать ее, разбрасывая в стороны окровавленные перья. Не раздумывая, я тут же навел на плохо различимый в темноте черный силуэт ружье. Стараясь целиться одной правой рукой, я сжал левую в кулак и вызвал огненное лезвие, ярко вспыхнувшее в темноте. Не дожидаясь, когда противник переключится с курицы на меня, я приложил голубое пламя к полочке с порохом.
Яркий сноп искр взлетел в воздух и тут же погас. Выстрела не было. Чертово ненадежное старинное дерьмо! Порох, что ли, отсырел?!
Тем временем, тварь отбросила мертвую курицу в сторону и повернулась ко мне.
Была она ростом около метра, абсолютно черная, с крыльями за спиной и человеческим телом. Вот только вместо головы зияло нечто, похожее на пасть пиявки, усеянное мелкими кривыми зубами, а сзади хищно кривился жалом скорпионий хвост.
Она не смотрела на меня – ей было явно нечем. И все же, она меня видела. Мгновенно, без разбега, тварь прыгнула на меня, выставив вперед пальцы с мелкими когтями.
Времени у меня хватило только на то, чтобы, схватив ружье за ствол, ударить в раскрытую пасть прикладом. Существо отскочило назад и яростно зашипело, разбрызгивая капли зловонной слюны и куриной крови. От удара из ружейного ствола выскочил тяжелый шарик пули, стукнувшись о мое колено. Теперь сражаться можно было только врукопашную.
– Куа… – раздалось где-то правее, кажется, возле загона со скотиной. Там была еще одна тварь. И хорошо еще, если одна…
Сражение явно развивалось не по плану. Как убивать двух квакенов одним топором, я не представлял, да и одного-то… Между тем, было похоже на то, что второй отрезает мне путь к отступлению – добежать до дверей хижины я уже не мог. Приехали.
Оправившись от моего удара, существо снова разинуло пиявочную пасть, взмахнуло крыльями и взлетело, тут же бросившись на меня сверху, выставив вперед хищный хвост. Я отбил смертоносное жало ударом приклада, но секунду спустя когти твари впились в мое плечо, а зубы едва не вгрызлись в шею
Левой рукой, я схватил существо за хвост, не давая ему всадить в меня жало, а правой потянулся за топором. Зубы твари были буквально в сантиметрах от моей шеи, она хищно разинула безразмерную круглую пасть, из которой пахло смертью и разложением. Я тянул ее вниз за хвост, одновременно следя за тем, чтобы жало не впилось в руку.
– Куа… – раздалось сверху уже совсем недалеко. Больно вцепившаяся в меня когтями тварь громко, ликующе ответила.
Бросив попытки добраться до топора, я перехватил хвост твари право рукой, а левой вызвал огненное лезвие и ткнул им прямо в раскрытую пасть чудища. Оно захлебнулось своим ревом, разжало когти, и я, не теряя времени, нанес новый удар, а потом еще один. Во мне бушевала ярость, я колол черное дергающееся тело так, словно хотел сделать из нее решето.
Наконец, перед мои помутившимся от ярости взором всплыла знакомая уже синяя надпись «+200 xp». Я вытер пот и решил оглядеться по сторонам. Но было поздно.
Налетевшая слева черная тень с разгона впилась наждаком мелких острых зубов мне в плечо. Адская боль вызвала новый прилив ярости, и я ткнул ее лезвием, а когда оно отскочило в сторону, отчаянно шипя, подхватил топор и рубанул им со всей силы. Топор сухо хрустнул костями, глубоко увязнув в теле чудища. Я закусил губу от боли, и рубанул сверху наотмашь, перерубив дергающееся тело пополам. «+200 xp, Level up».
Но порадоваться новому уровню я не успел. С громким, приближающимся, словно рев летящего поезда «Куа!» на меня бросилась сзади третья тварь. Инстинктивно я лягнул ее ногой, она отскочила, и выигранного времени мне хватило на то, чтобы развернуться – но только на это. Едва повернувшись, я увидел прямо перед собой уже квакена, еще покрупнее двух предыдущих, ростом с невысокого, тощего человека. Секунду спустя он уже летел на меня со скоростью пули, и все, что я успел, это выставить вперед руку, не давая ему сразу же впиться зубами мне в шею. В итоге раскрытая пасть застыла в каких сантиметрах от моей сонной артерии, а вот с хвостом я сделать уже ничего не успел. Мгновение – и острый, взрывающий мозг приступ боли пронзил мою икру, в которую впилось кривое жало.