День К. Сказки для взрослых

Text
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Font:Smaller АаLarger Aa

Мэр воспрянул духом, а на лице скользнула ехидная ухмылка.

– Голова, говоришь, раскалывается?! – грозно вопрошал он, но всё его естество, от митохондрии до вакуоли, ликовало. – Упал на ступеньках? Расшиб лоб и поранил руку? Ай-яй-яй! Как думаешь, сотрясение есть? Ах, есть?! И даже сильное?! Тошнит?! И голова кружится?! Идти не можешь?! Ох, бедолага, ох, ты бедненький. Да, понимаю и сочувствую. Искренне. По-дружески. По-товарищески. По-братски. Врача на дом не хочешь вызвать? А, ты надеешься, что всё само собой пройдёт?! Рассосётся?! Растворится?! Исчезнет?! – И уже шёпотом. – Хорошо бы.

Градоначальник выждал долгую паузу, не придавая значения тому, какую околесицу нёс его заместитель. Ему давно всё стало ясно. Кто-то подлый и коварный наслал ни них обоих страшное проклятие! Как пить дать… жаждущему, здесь без чёрной магии не обошлось!

Впрочем, как в первое, так и во второе мэр не верил, а свято верил в демагогию, материю и цифры. Именно с них он и решил начать:

– Успокоился? – строго спросил начальник подчинённого. – А теперь и ты давай, по-дружески, по-товарищески, по-братски, начистоту, как будто это твоё последнее слово, выкладывай, какая цифра отображена на твоей пострадавшей руке?

Наступила гнетущая тишина, лишь по ту сторону слышалось тихое сопение, означающее сомнение и недоверие. Мэр ждал честных, мужских признаний, но из телефона сквозило девственной нерешительностью, патологической боязнью, и, наконец, откровенной трусостью. Штурмом взять крепость не получилось, придётся приступить к осаде.

– Ну что ты весь скукожился? – приступил он к психологической обработке. – Что ты напрягся? Сбрось засов и открой дверь, ведь к тебе стучится лучший друг! Распахни славянскую душу, потомок Моисея! – На этом психологическая увертюра кончилась, началась сама соната, по жёсткости звучания напоминающая «нотки» Вагнера. – Ты что, дурак?! Ты позвонил мне, чтобы снабдить мои уши макаронными изделиями?! Ну? Что ж ты молчишь, как пень? Если я спрашиваю о таких подробностях, то, видимо, я откуда-то это знаю! Как думаешь – откуда? Или у тебя от страха все извилины переплелись? Совсем соображать перестал? Думай! Кумекай! Ну вот, наконец. Молодец! С возвращением… рассудка.

После прорыва психологической плотины, нахлынувший поток эмоций, порой сумбурных и противоречивых, градоначальник слушал молча. Лишь мужественное лицо отражало весь спектр чувств: он то беззвучно улыбался, то морщился, то озорно подмигивал, а один раз даже показал телефону язык. Но вот, наконец, и ему предоставили слово.

– Да, я согласен, явление более чем странное. Неординарное явление. Из ряда вон выходящее явление. Аномальное явление, требующее… Что? Сенсация? Пожалуй, что так, только эту сенсацию надо держать… Куда попасть? Мировая слава? Что-то тебя после клинического приступа страха здорово отпустило?! Так отпустило, что ты окончательно спятил! Зачем тебе мировая слава в тюрьме? Тебе оно надо? То-то! Не о том думаешь, дорогой! Тут надо пораскинуть мозгами, как избавиться от этой напасти. Как вытравить эту дурацкую букву и эти проклятые цифры! Да, кстати, я прослушал. Так какая, ты говоришь, у тебя итоговая сумма? А, ты ничего не говоришь?! Что-что? Это коммерческая тайна? Ну-ну, понятно. Только смотри, хранитель тайн, чтобы твоя сокровенная тайна не стала достоянием гласности в узких специализированных кругах, замкнутых на определённых специфических ведомствах. А-а-а, вот видишь, как хорошо иметь в трудную минуту под рукой друга, товарища и брата. И это тоже хорошо. И с этим с тобою согласен. Да, не время для дружеской грызни и товарищеских распрей. Надо сплотиться. Надо думать. Надо соображать… Извини, дорогой, тут ко мне параллельный звонок. Я тебе потом перезвоню. А, чтоб у тебя на лбу ещё кое-что выросло!

Но перезвонить и узнать, не выросло ли у друга ещё кое-что, мэру также было не суждено. Потому что на его телефон звонки посыпались чередой. Звонили начальники отделов, секторов, звонила главбух, и все наперебой твердили о массовой эпидемии, поразившей наповал их подчинённых и свалившей с ног их самих. Одним словом, никто не в состоянии выйти на службу, требующей полной самоотдачи во благо народа. И хозяин города с ужасом осознал, что вся верхушка муниципального правления парализована. Всех безжалостно скосил страшный и непонятный недуг. Но он ещё не догадывался, что этот самый недуг нанёс сокрушительный удар по всем без исключения, вне зависимости от занимаемой должности, полученного образования и профиля работы, сферам городской жизни. Это была катастрофа государственного масштаба, размах которой был ему ещё неведом.

Мэр в первый момент так возликовал от полученной информации, что готов был пуститься в пляс. Он не один! И их не два! И не три! Их много! Но потом вдруг опять погрустнел. Если одному, или двум, или трём, ещё можно было выплыть сухим и незамеченным, то это невозможно будет сделать в том случае, когда весь городской корабль пойдёт ко дну. О государственном «Титанике», как уже упоминалось, он ещё понятия не имел.

Градоначальник встрепенулся и посмотрел на часы – они показывали цифру девять. Он и не заметил, как остался дома один, не считая пришедшей кухарки и личного водителя, который, уже зная о болезни шефа, тем не менее, бессовестно ошивался на кухне.

Хозяин города (пока ещё), как и дома (тоже пока ещё), вышел из спальни, опёрся о перила и посмотрел вниз. В просторной гостиной царили тишина и порядок. Никого. Как всё было бы замечательно, если бы не… Вследствие нервных потрясений в нём опять разыгрался аппетит. Из кухни доносились приглушённые голоса: кухарка, молодая женщина, готовила обед, а водитель, пользуясь своим статусом, набивал желудок, что называется – на халяву, и вёл непринуждённую беседу, состоящую в основном из пошлых анекдотов, намёков и предложений. Обычное дело и обычный персонаж – интеллектуальная личность с алчными глазами шакала, мощными челюстями гиены и преданностью собаки. Подобные типы всегда беззаветно преданы, но лишь до того момента, пока их хозяин крепко стоит на ногах, а если и садится, то исключительно в своё кресло, которое под ним ни в коем случае не должно шататься.

Кресло под мэром ещё не шаталось, но, начиная с раннего утра, ноги давали сбой, вплоть до полной гуттаперчевости. Сейчас, впрочем, кальция в костях прибавилось, но не настолько, правда, чтобы чувствовать себя уверенно у штурвала городского фрегата при надвигающемся шторме.

Он набрал в лёгкие воздуха, открыл рот для голосового сигнала, но в этот момент раздался опережающий сигнал. Кто-то настойчиво жал кнопку звонка с улицы, возле высокой кованой калитки. Казалось бы, обычное дело, мало ли кому взбрело в голову зайти в гости к мэру?! С утра. Без записи. Без звонка. Без предупреждения. Да может и не к нему вовсе?! Кто знает, кто здесь шляется в отсутствие хозяев!? Причин могло быть уйма, и даже больше, случись такое в любой другой день, но только не сегодня. Сегодня хозяин не верил никому и ничему, перестал верить в случайности и совпадения. Обнажённые нервы обострили интуицию, а животный страх развил до предела звериное чутьё, маниакальную подозрительность и нюх на опасность.

Мэр весь вспотел, руку и лоб под слоем бинта начало жечь, из ног мгновенно улетучился весь кальций, а в глазах поплыли радужные круги, в середине которых ярко светились золотистые буквы «К». О еде он уже больше не помышлял. И вообще, он напрочь перестал о чём-либо помышлять, успев лишь выпустить набранный в лёгкие воздух. Потеря сознания, в отличие от потери совести, явление кратковременное и не столь повальное.

Очнулся почтенный и уважаемый глава городской администрации в собственной кровати. Понаблюдал с минуту потолок, припоминая последний эпизод, на котором была приостановлена жизненная кинолента, он морально готовился к самому худшему, втайне надеясь на смягчающие вину обстоятельства, главным аргументом из которых служил всемирно известный постулат о слабости человеческой натуры. Мол, что тут взять, да, грешен, а кто нынче праведник, но глубоко, очень глубоко раскаиваюсь.

Но, как выяснилось позже, трём посторонним мужчинам в штатском, находящимся в его спальне, было актуальным только «что тут взять», а остальное находилось за рамками их компетентности и принадлежало совершенно другой епархии.

– Здравствуйте, господин мэр, – сказал черноволосый, с пронзительным взглядом, мужчина, сидящий на стуле возле письменного столика, по всей вероятности – главный.

Мэр, не поднимая головы, спросил:

– Где я? Что случилось?

– Могу вас уверить, что вы в надёжных руках, – говорил только сидящий. – И под такой же надёжной защитой. И ничего страшного пока не случилось. Вам уже лучше?

Хозяин, обеспокоенный неопределённым и пугающим «пока», устало закрыл глаза и тихо спросил:

– Вы искренне полагаете, что мне может быть лучше?

Мужчина в чёрном костюме излучал оптимизм:

– Я не только полагаю, но я в этом абсолютно убеждён. Вам надо только сбросить давящий на вас груз, как вы молниеносно почувствуете чудесное облегчение. Уверяю вас, это проверено опытом.

Первоначальный бесконтрольный страх сменился тягостным волнением, которое действительно тупо давило на все органы внутреннего содержания, особенно – на сердце. Давления на душу и совесть мэр не ощущал, потому что всегда сомневался в присутствии первой и в необходимости второй, а посему о душевном волнении имел смутные литературные познания.

– Как вы сюда попали? – сухо задал первый вопрос, потом следующий. – Кто вас впустил?

– Впустил нас ваш водитель, как он представился, довольно вежливый молодой человек, – охотно отвечал сидящий. – Но это не имеет ровным счётом никакого значения. В любом случае, мы сюда вошли бы.

– Даже так? У вас есть на это полномочия? Кто же вы?

Главный сделал небрежный жест рукой. Человек возле окна открыл папку, извлёк лист бумаги и протянул хозяину дома. Тот стал внимательно читать, и написанное, по всему, производило на него весьма сильное впечатление. Мэр вновь покрылся испариной, лицо покраснело, глаза заслезились, а руки задрожали. С трудом дочитав до конца, где, как последний гвоздь в гробу, подводящий черту земному бытию, отчётливо виднелся размашистый автограф Президента, он нервно вернул бумагу и осипшим голосом спросил:

 

– Значит, всё было заранее известно? Это какой-то секретный научный эксперимент? Но как такое возможно?

Мужчина встал со стула.

– На эти вопросы у меня нет ответов, – сказал он. – Они вне плоскости моих должностных обязанностей. Я лишь строго исполняю распоряжения и инструкции Президента, а вы, уважаемый господин мэр, не о том сейчас думаете. В данную минуту ваши мысли должны быть поглощены исключительно вашей персоной и её будущим. Возможно, незавидным будущим. Я ведь не зря намекнул о непосильном грузе. – Человек в костюме и с полномочиями выждал паузу. – Ну, так как? Будем сбрасывать этот самый груз? Или будем усугублять?

Градоначальник искоса посмотрел на свою забинтованную руку и глаза его затуманились, а к горлу, как обычно в таких случаях, подкатил ком, спровоцировав в пустом желудке спазмы.

– Вы, простите, о каком грузе говорите? – вопрос дался с большим трудом.

– Я так понимаю, что будем усугублять? – впервые в голосе агента прозвучали жёсткие и властные нотки.

Ком мгновенно провалился в желудок, где тут же был атакован желудочным соком.

– Нет! Ни в коем случае! Ну что вы! – изворачиваясь, залепетал мэр. – Я всегда рад! И помочь, и сбросить! Только, вот, знать бы – что?

На этот раз человек беззлобно усмехнулся:

– Ну, честное слово, господин мэр, вы как ребёнок, у которого забирают любимую игрушку. Вы же читали бумагу, анализировали, а значит, понимаете, что нам многое известно. Нужны лишь детали. А если точнее, нужна только одна деталь, но важная.

– Какая? – спросил совсем тихо упирающийся градоначальник, отведя взгляд в сторону.

– Та, которая намертво запечатлена на вашей правой руке, под толстым слоем бинта. – Агент с неограниченными полномочиями добродушно улыбался. – Вы можете сами себе помочь только в том случае, если безоговорочно пойдёте на полное сотрудничество. Решайтесь!

Мэр понял, что сопротивляться глупо и бесполезно, по крайней мере, именно эта мысль посетила его измученный мозг. Не те это ребята, которых можно легко выставить за дверь. А вот они, при упорном неповиновении, разбинтуют не только руку, но и всю его тёмную бухгалтерию, а потом, без сожаления, захлопнут за его спиной тяжёлую железную дверь. Однако, если нельзя сопротивляться, то торговаться никто не запрещает, благо, этим миром движет коммерция.

– Хорошо, я согласен, – нарочито беззаботно сказал он, и стал медленно освобождаться от бинта. – Может, я и вёл себя как ребёнок, но любимая игрушка уж больно дорогая. Честно вам признаюсь, что я сам был крайне удивлён её стоимостью. Думаю, господа, вы также будете шокированы увиденной цифрой.

– Нас невозможно удивить и шокировать, это наша привилегия. Вы сами, буквально полчаса назад, могли в этом убедиться.

– О, это правда. Тут мне возразить нечего. Вы можете до смерти шокировать!

Человек в строгом костюме принял такой же строгий вид:

– Это только тех, кто нагло пытается юлить и делать из нас дураков, проявляя, тем самым, неуважение не только к нам, но и к самому Президенту.

– Да вы что такое говорите! – воскликнул мэр, в порыве искреннего уважения, граничащего с проявлением суеверного идолопоклонства. – Только не к Президенту! Ни за что и никогда! Да я лучше себе эту самую руку отрублю! – Затем, для убедительности, добавил. – Отгрызу!

Наконец, он освободил руку от бинта и, заискивающе глядя в глаза приблизившегося полномочного агента, ласковым голосом пропел:

– Уважаемый товарищ, может, как-нибудь договоримся тет-а-тет? Без огласки? Найдём взаимовыгодные точки соприкосновения? Очень не хотелось бы…

Но ледяной холод, исходивший из глаз напротив, вынудил градоначальника внутренне содрогнуться и замолчать. Он был неприятно удивлён, что великая магия денег не произвела своими волшебными чарами не только ожидаемого эффекта, а совсем наоборот – вызвала ненавистное отторжение. «Либо опасается коллег, либо редкостный фанатик», – подумал мэр с сожалением, подразумевая под редкостным фанатиком редкостного идиота.

Тот, в свою очередь, спокойно переписал цифры и протянул подчинённому, дав указание:

– Ты составляй по всей форме протокол, а я с господином мэром буду договариваться и искать точки соприкосновения.

Подчинённый глянул в листок и присвистнул, а господин мэр обрадованно воскликнул:

– Давайте! Давайте договариваться и искать! Умные люди всегда смогут договориться, если они достаточно умны не только для того, чтобы уметь зарабатывать деньги, но и достаточно мудры для того, чтобы легко делиться ими с друзьями.

– Прекрасно сказано! – воскликнул агент. – Вот сейчас мы и узнаем, насколько вы мудры.

– Давайте узнаем, и вы убедитесь, что я очень мудрый и не жадный человек, умеющий быть благодарным до конца жизни.

– Посмотрим. Я вам предлагаю два варианта решения проблемы. Вариант первый, – вы категорически отрицаете очевидный факт, и мы, под чутким руководством Президента, занимаемся вашим делом и телом вплотную. Вас устраивает такой вариант?

Мэр в ужасе недоумевал, но решил события не форсировать. Надо выждать. Может, второй вариант окажется более приемлемым.

– Ни в коем случае, уважаемый, – шёпотом ответил он, глядя собеседнику в подбородок, не осмеливаясь посмотреть в глаза.

– Прекрасно! – опять воскликнул нежданный гость, ставший вдруг хозяином… положения. – В таком случае, остаётся только второй вариант. Но дабы в дальнейшем пресечь всякие пошлые поползновения, ставлю в известность – другой альтернативы нет, как не будет и третьего варианта. Ну что, излагать второй вариант?

Градоначальник, скорее всего уже бывший, после такого предупреждения грустно осознал, что в своих надеждах он ошибся. Того, чего он ждал и к чему стремился, не последует. Утратив последние иллюзии, он опустил голову и прошептал:

– Да.

Но человек в чёрном, обладавший масштабными полномочиями, нисколько ими не кичился и не возносился, из озорства тиранически запугивая и унижая жертву, а совсем наоборот – он всячески старался поддержать и приободрить свою жертву. А всё потому, что он был профессионалом высочайшего класса и всегда чётко понимал, что главное – результат. Он человека видел насквозь, даже если тот не падал в обморок, и, исходя из этого, выбирал тактику поведения.

– Вы зря заранее посыпаете голову пеплом, – агент говорил мягко, почти ласково. – Всё не так уж сумрачно в вашей дальнейшей судьбе. Вот послушайте, что от вас требуется. Вы сейчас присядете к столику и напишете полное признание в хищении означенной суммы. А мы, взамен, предоставляем вам срок, но уже не тюремный, а только обязательный для уплаты данной суммы в пользу государства. Компенсировать ему, так сказать, понесённый по вашей вине ущерб.

– Но это же немыслимо! – в отчаянии воскликнул мэр. – Где я возьму такие огромные деньги!

Агент, сочувственно улыбнувшись, развёл руки в стороны:

– Тут я вам, конечно, не советчик, для этого существуют другие органы, но могу предположить, что образ жизни и среду обитания придётся поменять. Зачем вам этот дворец? А также придётся избавиться от лишней, в повседневной жизни вовсе не обязательной, роскоши, в виде дорогих автомобилей и всяких глупых безделушек, именуемых драгоценностями. Вот всё это я и имел в виду, когда говорил о непосильном грузе.

– Но даже всего этого не хватит, чтобы покрыть… недостачу!

Сердобольный агент и здесь утешил и успокоил:

– Государство всегда идёт навстречу сознательным гражданам, добросовестно выполняющими взятые обязательства. Оставшаяся сумма будет ежемесячно взыскиваться из вашей зарплаты. Я думаю, процентов двадцать, не больше. Так что, ещё можно жить!

Высокопоставленный чиновник выглядел окончательно растерянным от нахлынувших противоречивых чувств. От тюрьмы, вроде бы, избавлен, а вот от сумы, заплатив такую сумму, ещё неизвестно. Но из двух зол, как известно, выбирают…

– А где и кем я теперь смогу работать? – голос на последнем слове предательски дрогнул.

– Ну, если вас не устраивает должность мэра, то на ваше усмотрение. Ограничений государство не ставит.

Мэр ошалело посмотрел на по-прежнему улыбающегося агента:

– Разве меня не снимут с поста?

Мужчина наклонился к самому уху мздоимца и доверительно зашептал:

– Если всех с клеймом снять, я уж не говорю посадить, то чиновничий аппарат страны оголится наполовину. Минимум. А это уже государственный коллапс. А руководитель вы, в целом, не плохой. По крайней мере, Президент по работе претензий к вам не имеет, а когда избавитесь от злостной чиновничьей зависимости, то и подавно. Таким образом, вам предоставляется редкостный шанс оправдать высокое доверие. Да, я думаю, после сегодняшнего инцидента многие задумаются над своим поведением. Из тех, конечно, кто останется в живых и в здравом рассудке.

– Неужели нас так много? – скорее обрадованно, чем удивлённо спросил мэр, и совсем, как оказалось, не бывший.

Агент глянул на своих подчинённых, стоявших на достаточном расстоянии, чтобы не услышать его шёпота.

– Скажу больше, по секрету: все депутаты, весь кабинет министров, то бишь, наше правительство, ходят, кто рискнул выйти, в кепи с длинными козырьками и белых перчатках. Даже сам Президент, по такому знаменательному случаю, отменил все речи и перенёс все встречи, и только по телефону принимает наши доклады о проделанной работе. Вот такие обстоят дела. Только это между нами. Т-с-с-с, – и приложил свой палец к губам мэра. – Идите, пишите.

Но в этот момент затрезвонил телефон. Звонила жена. Градоначальник умоляюще посмотрел на своего спасителя:

– Товарищ начальник, можно ответить жене?

И человек, с ледяным взглядом и добрым сердцем, дал добро:

– Быстренько обрадуйте супругу и бегом к столу. Время не ждёт! Не вы у нас один. У нас ещё уйма работы… аж до полуночи.

День К. Новая шутка незнакомца

Глава 1

Примерно недели за две до очередного празднования Дня «К», государственного праздника, уступающего по значимости лишь Дню Великой Победы, у Президента ночью случился конфуз. Нет, конечно, не тот, что случается с маленькими детьми, пожилыми людьми и хроническими алкоголиками. Просто как-то совершенно неожиданно во сне ему открылась страшная тайна. Кто-то шёпотом, по большому секрету, сообщил ему, что его народ – подумать только! – его, Президента, не любит. И не то, чтобы совсем не любит, но в последнее время, прямо скажем, как-то недолюбливает. Не долюбливает до той степени обожания, которую он считал уже пройденной отметкой в легендарном марафоне к вечному сиянию славы.

И даже во сне он категорически отказывался в это поверить, негодуя и требуя доказательств. Но самое интересное то, что доказательства ему были незамедлительно предъявлены, однако, проснувшись, он совершенно их не помнил, хотя во сне, это он помнил точно, они выглядели настолько убедительными, что Президенту сделалось больно и тоскливо от такой чёрной неблагодарности и несправедливости. Он ведь действительно свято верил, что творит сплошное благо и что-что, а уважать и любить его просто обязаны! От такого разочарования Президент проснулся злым. И он, конечно, мог бы плюнуть на подобную глупость, но его сильно беспокоили странным образом стёршиеся начисто из памяти факты и аргументы, казавшиеся во сне стальными, и которые теперь, уже находясь в сознательном уме и твёрдой, непреклонной воле, смог бы с лёгкостью опровергнуть.

Он сел на кровати, тряхнул головой и громко воскликнул, пытаясь, видимо, хоть таким образом отмести прочь сонное наваждение и убедить себя в полной несостоятельности каких-то дурацких и уже сильно туманных доказательств, представив всё, как типичный дурной сон. Самый обычный кошмар, от которого, почему-то, не застрахованы даже самые великие люди, к коим он, без всяких сомнений, причислял и себя.

– Да чушь всё это! Ерунда! Этого просто не может быть!

– Может. И даже, очень запросто.

Баритон, с лёгкой хрипотцой, раздался из темноты и, ничуть не напугав Президента, ещё больше его разозлил.

– Что-то давненько тебя не было?! – недовольно сказал он, включая ночное бра, висевшее прямо над головой. – С чем пожаловал на этот раз, шеф?

Вопрос был задан в ироничной форме с ударением на слово «шеф». Тёмная фигура, сидевшая в мягком кресле возле журнального столика, чуть зашевелилась, но осталась на прежнем месте.

– Ну, во-первых, – ответила фигура, коей являлся всё тот же незнакомец, который в своё прошлое посещение помог Президенту нанести смертельный удар по коррупции, и в честь того дня Президент величайшим указом и учредил тот праздник, который был уже на носу, – для тебя я не просто шеф, и даже не босс. А если по большому счёту, то можно сказать – бог. Да, именно так. Поэтому, друг мой, всегда помни, кто является тебе другом! А во-вторых, – почему, вместо ошеломительной радости, я слышу непозволительную дерзость? Выказывать столь бесцеремонно чёрную неблагодарность тому, кто не раз в трудные времена приходил на помощь… это не просто хамство, а предательство и подлость. Эти качества я приемлю по отношению к другим, но жестоко, радикально пресекаю по отношению к себе. Неужели твоя мания величия зашла так далеко? Берёшь пример с друга и соседа?

 

Президент, осознав свою опасную оплошность, с трудом выдавил из себя скромные извинения, к коим он был совершенно непривычен, как, впрочем, и к скромности:

– Прости, друг! – Президент, с надрывом в голосе, на этот раз акцент внимания сконцентрировал на слове «друг», показав, как мог, глазами глубокое раскаяние, такое же глубокое уважение и безмерные верность и покорность.

Однако проницательный гость увидел там нечто другое.

– Я даже отсюда, не глядя тебе в глаза, наблюдаю в тебе лукавство, хитрость и изворотливость, – сказал он со смехом и, повысив голос на одну октаву, добавил. – Люблю таких, хоть и не шибко уважаю.

Президенту очень хотелось узнать, почему, но спросить постеснялся, хотя стеснительность в жизни ему была также чужда. А незнакомец задал новый вопрос, меняя тему разговора:

– Так что тебя так расстроило?

Глава государства глубоко вздохнул и на выдохе ответил:

– Я узнал, что мой народ, которому я служу верой и правдой, меня не любит.

Гость гадко хихикнул.

– Откуда информация? – строго спросил он.

– Да так, – Президент замялся, но решил рассказать всё как есть, – кошмар, понимаешь, приснился. – Потом шёпотом заговорщика разъяснил свои переживания. – Но происходило всё, как наяву. Мне даже страшновато стало.

– Тебе стало страшновато из-за такого пустяка? – недоверчиво спросил незнакомец. – Да будь это не сон, то с каких это пор ты стал бояться собственного народа? У тебя же столько верных псов: армия, МВД, спецслужбы, госбезопасность! А тут – какой-то народ?!

Глава государства свесил ноги на пол.

– В том-то и дело, – горестно, и в то же время зло, прохрипел он, всовывая ноги в тапки, – что и они меня не любят, а только притворяются. Лижут щедрую руку хозяина, но в любой момент готовы на этой руке сжать челюсти. – И с ненавистью выплюнул в пустоту, – Лицемеры паршивые! Все!

– Ты дурак, – монотонно сказал гость и закурил сигару. – Народ своего повелителя должен уважать, а чтобы заставить его уважать, надо заставить его бояться. Так было всегда, так должно быть и в будущем. Если, конечно, хочешь счастливо править?!

– Очень хочется хотя бы просто править. Без войн и смут.

– Дорогой друг, ты должен знать, что это очень просто, – с усмешкой успокоил незнакомец, пуская дым в потолок. – Если, конечно, ты грамотный руководитель. В первую очередь, не ослабляй усилий на главном фронте – в заложенном, в крайне испорченной, а потому сильно уязвимой душе человека, стремлении к карьере, славе и обогащению. Честолюбие, тщеславие и алчность – вот три кита, на которых стоит этот пошлый мир. Всё остальное из этого вытекает и к этому прилагается. Требуется лишь умение ловко эти человеческие страсти использовать, попеременно поощряя и наказывая. Играть на парадоксах и антиподах: призывать к миру и вооружаться, неустанно пугая всех потенциальным врагом; постоянно убеждать своих подданных в своей любви и заботе о них, ни на секунду при этом не ослабляя стальной хватки на их горле; закрывать глаза на казнокрадство, не упуская случая жестоко за это же наказать; объединяя людей в структуры, призывать к терпению и толерантности, и в то же время сеять между ними семена раздора и соперничества. Пробуждать в людях гордыню. Именно она никогда не позволит им любить и уважать друг друга по-настоящему. А значит, они никогда не объединятся душевно. Но всё надо делать осторожно, в меру, чтобы не выпустить ситуацию из-под контроля. Разделяй и властвуй, но хитро и с умом. На взгляд дилетанта, это не так просто, но в этом как раз-таки и заключается мудрость правителя. И запомни главное правило – никогда не говори правды, никому не доверяй и… всех без исключения следует дурить, дурить и дурить!

Президент, терпеливо слушавший, небрежно отмахнулся.

– Да знаю я это всё! Я же, всё-таки, историк!

– Извини, я совсем забыл, – весело согласился гость. – Ты же на все руки, ноги и голову мастер: и историк, и экономист, и агроном, и менеджер, и полководец, и хоккеист, и футболист, и… ну и так далее. Смотрит народ на такого умелого хозяина и ликует: «Какое счастье, что наш Президент на всё горазд! Какого рожна нам от жизни ещё надо?!»

Будь на месте незнакомца кто угодно другой, ему пришлось бы горько пожалеть о своей грубой иронии, но этот незнакомец был не просто старым знакомым Президента, но ещё его прямым куратором и покровителем. Да и не просто покровителем, а настолько грозным и могущественным покровителем, что он, Президент, с каждым годом смело повышающий степень своих полномочий без малейших опасений негативных последствий, покорно сносил бесцеремонность и острые шуточки своего ночного посетителя, лишь изредка, как капризный ребёнок, топал ножкой и мстительно огрызался. Да и то лишь для собственной самооценки. Однако в самом тёмном уголке своей далеко не светлой души он боялся, опасаясь подвоха, восхищался до обожествления, и в то же время ненавидел самой чёрной завистью, готовый пожертвовать многим ради благосклонности, похвалы и помощи от своего таинственного визитёра.

– Я стараюсь идти по следам великих предшественников, – глухо сказал Президент и, медленно встав, подошёл к окну.

– Твои шаги слишком мелкие и неторопливые, чтобы за ними угнаться, – сказал гость и, не найдя на столике пепельницы, бросил огрызок сигары в вазу с цветами. – А время безжалостно.

Глава государства резко одёрнул руку от шторы и, быстро повернувшись к тени в кресле, настороженно спросил:

– Что ты этим хочешь сказать?

– Только то, что сказал. А разве я не прав? До каких бы пределов ни доходила человеческая власть, но она бессильна перед временем. Смерть безразлична к человеческой иерархии и беспристрастна, в своей неумолимости, к стонам и мольбам королей и президентов, олигархов и рабочих, гениев и бездарей. А следом время присыпает песком забвения и тех, и других, напоминая человеку о его ничтожестве. А все глупые потуги человечества обрести физическое бессмертие обречены на провал. Вследствие установленного закона, нарушить который не в силах куда более могущественные сущности, нежели человек. – Глянув прямо в глаза Президенту, усмехнулся и закончил. – Но этим занимаются только отъявленные идиоты, а ты мужик умный и практичный, кумекаешь, что к чему. Только уж слишком алчный. Это даже как-то мелочно для государя, хозяина целой страны.

Президент, насупившись, стал оправдываться:

– Я что, только для себя стараюсь?! Я изо всех сил стремлюсь сделать цивилизованное государство, культурное и в высшей степени высокотехнологичное, чтобы не краснеть перед всякими иностранными коллегами.

– Это правильно, – вдруг похвалил гость, – технологии и культура, это прежде всего. Технологии – для ума, культура – для души, чтобы умно и душевно разложить и то, и другое. Побольше зрелищ, побольше шоу – всяких и разных, – всё для культурного отдыха и получения удовольствий. Я тебе так скажу: труд и веселье – лучшие лекарства от ненужных мыслительных процессов. Хотя, признаюсь, во многих аспектах вы ещё здорово отстаёте от культурных и цивилизованных стран. Там, например, уже давно шоу свободной любви смешанных полов достигло таких высот, что, как у вас принято говорить, рейтинги зашкаливают. А у тебя что? Есть ростки, но экономишь на удобрении.