История жизни советского инженера от Сталина до Путина. Книга 1

Отец в годы учебы в академии

Закончился мой период детства с его голубями, дружной дворовой компанией, просторным зеленым двором, с его кузнечиками, бабочками, жуками и пением птиц. Впереди были каменные джунгли со своими законами.

Новое место жительства нашей семьи находилось на улице 25 октября (сейчас Никольская улица). Дом был трехэтажный, кирпичный, старой постройки и находился прямо за остатками так называемой китайской стены, которая когда-то полностью окружала старый Белый город Москвы. Окна наших комнат на втором этаже выходили прямо на площадь Свердлова. Справа – гостиница «Метрополь», слева – гостиница «Москва», а прямо перед окнами – сквер и дальше Большой театр во всей своей красе. Контраст с прежним местом жительства был поразительным.

В квартире проживали еще три семьи. Горячей воды не было. Но была ванная с газовой колонкой. Для нашей семьи это было в новинку. По старому месту жительства мы привыкли к еженедельным походам в общественную баню. Был и небольшой двор, втиснутый между трех сильно заселенных домов. С четвертой стороны двора был проход с улицы 25 октября на площадь Свердлова. Он и сейчас существует, только дома теперь без жителей, заняты офисами, организациями, магазинами. Во дворе была своя компания ребят, играли в мини-футбол с риском выбить стекла на первых этажах, стоял стол для настольного тенниса. Мне предстояло найти свое место в этой компании.

Какое-то время мы жили на два дома, мне надо было закончить шестой класс по старому месту жительства и определиться, в какой школе я буду учиться дальше. В центр мы переехали окончательно в 1959 году, при этом все вместе: отец, мать, моя сестра Оксана, родившаяся в 1957 году, и родители мамы. Комнаты на Новоселенской улице остались за бабушкой, и там временно проживали товарищи по военной службе отца, не имевшие жилплощади в Москве.

Мой дом за моей спиной. Окна квартиры моей семьи крайние слева на втором этаже. Снимок 2021 года

Сестра Оксана в 1959 году

Необходимо отметить разный социальный, да и материальный уровень большинства москвичей, проживавших на нашем старом месте жительства и в центре столицы. Ждановский район был насыщен промышленными предприятиями, и там проживал в основном рабочий класс и служащие среднего звена управленцев. Соответственно и в школах района учились их дети, и уровень преподавания был ориентирован на соответствующую категорию трудящихся.

В центре Москвы среди жителей преобладали государственные служащие высшего ранга, министры, их заместители, высший командный состав армии, известные артисты, и, соответственно, их дети и внуки учились в немногочисленных школах в центре города (спецшкол тогда еще не было). Там требования к учителям были высокие и соответственно выше уровень преподавания.

Я как кошмарный сон вспоминаю свою учебу в новой для меня школе в первые три года. Школа имела номер 170 (в 2015 году ей исполнилось 80 лет со дня основания), находилась на Пушкинской улице, на правой стороне от центра, ближе к кинотеатру «Россия», во дворе, сразу за современными зданиями Совета Федерации России. Полное ее название было очень информативное: «Средняя общеобразовательная трудовая политехническая школа с производственным обучением Свердловского района г. Москвы».

В школе учились внук Н. С. Хрущева, дети А. И. Аджубея и много других представителей известных в стране по тому времени фамилий. Успеваемость у меня сразу упала до троек, практически по всем предметам, а по литературе, русскому языку, английскому просто была катастрофа. Как мне говорили одноклассники, ты и говоришь не по-нашему, откуда ты такой взялся. На социальной лестнице я оказался на самом дне. Во время уроков над моими ответами смеялись, а на переменках тоже было не сладко. Пришлось экстренно покупать книги по борьбе самбо и учиться сразу на практике, и не без успеха.

Родители в 1959 году

Во дворе ситуация складывалась не так критично. Я к тому времени неплохо играл и в настольный теннис, и футбол, это сразу было оценено, и через месяц я был уже своим в дворовой компании. Здесь хоть и тоже были генеральские дети, но на речь и манеры внимания не обращали.

Надо было исправлять ситуацию и, конечно, в первую очередь в учебе. Заниматься со мной в семье было некому. Отец был уже подполковником и постоянно находился в разъездах по полигонам и военным заводам. Мама с целью получения более интересной работы и, конечно, зарплаты сразу после переезда пошла работать по специальности техником-конструктором в авиационное КБ Яковлева на Соколе. Бабушка все время уделяла маленькой сестре.

Но материальное положение семьи улучшилось (у нас даже появился холодильник), и было принято решение найти мне учителя по литературе и русскому языку. Такой учитель был кем-то рекомендован, и я приступил к занятиям. Ездить пришлось далеко, в самый конец проспекта Мира у ВДНХ. Занимался три раза в неделю почти два года.

Учителем оказалась женщина с большим педагогическим стажем, пенсионер. Я с огромной благодарностью вспоминаю мои с ней занятия. К сожалению, время стерло в моей памяти ее имя и отчество. Кроме достаточно стандартных занятий по повышению грамотности, много времени уделялось методике осмысливания прочитанных произведений, как классических, так и современных. Тогда в моде (и заслуженно) был журнал «Юность». Практически все произведения, печатавшиеся там, мы досконально разбирали. После этого я писал по ним сочинения. Меня научили перед тем, как писать, обязательно составлять план сочинения.

Бабушка Евдокия Герасимовна с сестрой Оксаной

В это время я начал много читать, интерес к книгам у меня разбудил преподаватель. Результат стал появляться уже в конце седьмого класса. А в девятом классе у меня была уже твердая четверка и по литературе, и по русскому языку. С остальными предметами я справился сам, кроме английского языка. Закончил восьмой класс с двойкой по этому предмету. Пришлось все лето заниматься с еще одним репетитором, и осенью я сдал переэкзаменовку и был переведен в девятый класс. Больше серьезных проблем с учебой до окончания школы у меня не возникало.

Постепенно я справился и с моими проблемами социального положения в классе. Этому способствовало и появление в нашем девятом классе парня с нашего двора Валеры Быстрицкого. Мне теперь было с кем и ходить в школу, и общаться на переменах. Со временем мы стали друзьями, дружим и сейчас.

Выручили меня опять и хорошая игра в футбол на школьном дворе, и победы в школьном турнире шахматистов. Да и манеры общения, и содержание разговоров одноклассников я достаточно быстро освоил, и процесс пошел. Последнюю точку в выравнивании статуса поставила моя любовь к радиотехнике. У меня дома уже был самодельный музыкальный центр с приемником. А простые неисправности телевизора и приемника дома я устранял самостоятельно. В школе был радиоузел, он был в запущенном состоянии, никто им не занимался. Мне удалось оживить его, и теперь на школьных вечерах звучала музыка, а по школе можно было давать объявления и другую информацию. За «активное участие в работе школьного радиоузла» 23 июня 1962 года директор школы в письменном виде на красивом бланке объявил мне благодарность. Это была моя первая официальная награда. В десятом классе я уже был «свой» в классе и школе, появились новые друзья, начались и внешкольные встречи, вечеринки, туристические походы.

Жизнь в центре города давала одно существенное преимущество – это близкое расположение знаменитых театров, музеев, да и Кремль со всеми своими историческими местами был рядом, и я с друзьями там просто гулял довольно часто. Александровский сад был местом и катаний с гор на санках, лыжах, и местом первых юношеских свиданий. В театры мы с друзьями часто ходили по бесплатным приглашениям, которые доставали дети родителей-актеров, учившихся в нашей школе.

Валерий Быстрицкий с моей женой в 1995 году

Из музеев я регулярно посещал Политехнический и Исторический. В здании первого была замечательная детская библиотека. В огромных залах с арочными высокими потолками стояла священная тишина. Я в основном пользовался читальным залом и проводил там много часов после школы. Увлекся чтением фантастики, особенно связанной с космическими путешествиями. Стал для себя на бумаге проектировать космические корабли и особенно скафандры, придумывая к ним разные приспособления для перемещения и жизнедеятельности. Конечно, на это увлечение повлиял в первую очередь первый космический полет Ю. А. Гагарина. Никогда не забуду, как нас в школе срочно собрали на торжественную линейку и объявили о первом полете советского человека в космос. Какую бурю эмоций у всех без исключения учеников школы вызвала эта фантастическая новость!

Не было проблем и с посещением кинотеатров. В комплексе зданий «Метрополя» был трехзальный кинотеатр, где шли все современные на то время советские фильмы. Визиты мои с друзьями туда были регулярными, иногда и вместо школьных уроков.

Не могу не вспомнить и поездку с классом на каникулы в Ленинград. До этого я из Москвы выезжал только два раза: до школы в Харьков на полгода, куда отец был направлен для прохождения службы после окончания академии, и на родину отца в деревню в летние каникулы в пятом классе, где жила мама отца, бабушка Олимпиада. Она была второй раз замужем, и там в деревне Новоселовское жил и ее муж, и сводный брат отца Михаил Душин.

Ленинград произвел на меня ошеломляющее впечатление. Была зима, знаменитые фонтаны в Петродворце не работали, но красота дворцов, соборов, да и самого города в целом на белом фоне была еще ярче, выразительнее. Удалось побывать во многих музеях. Особенно поразила меня Кунсткамера и Петропавловская крепость. После этой поездки в одиннадцатом классе мы стали еще более сплоченными, дружными, появились первые симпатизирующие друг другу пары, некоторые из которых почти сразу после окончания школы стали семьями. Можно еще отметить, что наши два одиннадцатых класса после окончания школы регулярно раз в году в последнее воскресенье февраля собираются вместе. По состоянию на 2019 год всего несколько раз по объективным обстоятельствам встреч не было.

В Новоселовском. На заднем плане слева бабушка Олимпиада, справа сводный брат отца Михаил Душин

В Ленинграде класс жил в школе в порядке обмена визитами. Питались мы в обычных столовых города. В 1961 году ассортимент в столовых был скромным, да и финансовые ресурсы были у нас лимитированы, а молодому организму есть хочется. Тогда в столовых потребление хлеба было не ограничено, он был бесплатным. На всех столах стояли тарелки с нарезанными кусками хлеба, соль, горчица. И мы с огромным удовольствием увеличивали свой рацион питания, намазывая горчицу на хлеб.

Встреча одноклассников в 2005 году. Я второй слева. Рядом со мной слева мой сосед по парте Евгений Аркуша, глава Российского топливного союза

В десятом и одиннадцатом классах у нас была производственная практика на Центральном телеграфе. Вначале нас долго учили устройству и ремонту телеграфных аппаратов. Параллельно мы осваивали азбуку Морзе с работой на ключе и работу на клавиатуре телеграфного аппарата на скорость и вслепую. Впервые познакомились с перфолентой и ее кодировкой.

На Дворцовой площади с друзьями-одноклассниками. Слева направо: Г. Ламм, В. Быстрийкий, я, И. Колисниченко

В праздники нас бросали на усиление работников телеграфа по приему телеграмм по телефону. Выглядело это так. Сидишь в наушниках, на шее микрофон, руки должны быть свободными для набирания на клавиатуре телеграфного аппарата текста телеграммы, который абонент сообщает по телефону. Это была ответственная работа, не всем из нашего класса удалось наладить диалог в прямом эфире с желающими отправить телеграмму. Я остался в числе избранных и даже получил небольшую премию за работу без жалоб.

В одиннадцатом классе нас стали ставить в смены по аварийному ремонту телеграфных аппаратов. И сейчас помню большой зал, огромное число женщин-телеграфистов на телеграфных аппаратах передают и принимают телеграммы по всему СССР. Телеграммы разные, в том числе на красных бланках, правительственные. И над каждым аппаратом две лампочки, зеленая и красная. Обычно горит зеленая. И вдруг загорается красная. Телеграфный аппарат сломался. Надо срочно к нему бежать и ремонтировать. Находишься под прессом срочности и барышни-телеграфистки, которая комментирует все твои действия, да и подгоняет совсем не ласковыми словами. В общем, получилась неплохая школа жизни. Результат производственной практики – присвоение четвертого разряда монтера связи. Сказался опыт самостоятельного освоения радиотехнических премудростей, да и «руки оказались на месте». Можно было уже дальше не учиться и начинать работать. Многие из класса так и поступили в последующем, кто не поступил в институт, пошли работать на Центральный телеграф, а потом получали высшее образование в институте связи на вечернем факультете.

Не могу не вспомнить и еще один эпизод, связанный со школой и событиями в стране. Уже в выпускном одиннадцатом классе в 1963 году у нас был неожиданно прерван урок, пришел директор и стал объяснять, что дети за родителей не отвечают и не надо их обвинять за ошибки, допущенные не ими. Оказалось, что утром было объявлено о решении Пленума ЦК КПСС об отстранении Н. С. Хрущева от власти, и в нашей школе некоторые учащиеся тоже решили провести аналогичный процесс. Проще говоря, немного побили младшее поколение Н. С. Хрущева и его родственников. Нас попросили этого не делать.

В 1963 году я закончил школу, и встал вопрос о поступлении в институт. Другие варианты родители не рассматривали (сын должен получить высшее образование). В аттестате у меня была всего одна пятерка по физике, были и тройки. С учетом моей любви к радиотехнике и к физике вообще вуз должен быть, понятно, техническим. Отец последнее время был в командировках в Ижевске. Там завод осваивал производство новой космической электромеханической аппаратуры, и он участвовал в ее испытаниях и приемке. В городе был Механический институт, который готовил необходимых специалистов, в том числе и в области электроники. Вот его отец и выбрал для моего поступления. Логика его была понятна: твоих знаний недостаточно для успешной конкуренции с желающими поступить в ведущие московские вузы. Мать была категорически против моего отъезда из семьи, но отец в жесткой форме настоял на своем решении. Конечно, я готовился к поступлению в институт заранее, посещал цикл лекций для поступающих в вузы в Политехническом музее по математике, физике. Да и учеба в девятом – одиннадцатом классах многое мне дала.

Я считаю, что и при поступлении сразу в московские вузы у меня были неплохие шансы. Но с отцом спорить не стал, и документы были поданы для поступления в Ижевский механический институт на факультет электроники.

После получения аттестата об окончании школы летом 1963 года я приехал в Ижевск для сдачи экзаменов, меня разместили в студенческом общежитии. В комнате жило девять абитуриентов, стояли одни кровати, для стола уже места не было. Вся подготовка к экзаменам проходила на кровати, учебники и тетради хранили под ней. Ситуация со сдачей экзаменов в Ижевске очень напоминала мое первое появление в школе в центре Москвы, только с точностью до наоборот. В механический институт поступали в основном жители Удмуртской АССР, притом не только из городов, но и сельская молодежь. Конкурс на мой факультет был примерно два человека на место.

Экзамены я сдал достаточно легко, на все пятерки и был зачислен на дневной факультет. В сентябре надо было приступать к учебе. Но тут выяснилось, что институт не может мне предоставить место в общежитии. Приоритетом при размещении в общежитии пользовались ребята после армии и из сельской местности. Мест всем поступившим в общежитии не хватило. Я начал искать варианты места жительства в городе, вместе с иногородними однокурсниками хотели снять комнату. Но поиски затянулись, хозяева боялись студенческих компаний. В процесс опять вмешался отец. Он договорился, что под видом производственной практики меня примут на работу на Ижевский «Мотозавод» и, соответственно, предоставят заводское общежитие для проживания. Именно на «Мотозаводе» делали продукцию по линии службы отца. Работала военная приемка, а меня зачислили в штат отдела технического контроля контролером третьего разряда.

Пришлось совмещать учебу и работу. Была договоренность, что я буду трудиться только во вторую смену. Работа была на предельную внимательность. Я должен был проверять готовые электронные узлы на соответствие технической документации (каждая электронная схема, сопротивление, конденсатор, другие элементы должны были соответствовать типу, номиналу, мощности, указанной и документации), проверялось также качество паек, и если не было проблем, то я их покрывал зеленым лаком. Ошибаться было нельзя, после меня все смотрел представитель военной приемки. И если он находил ошибки в узлах, начинался «разбор полетов» в цеху и можно было лишиться работы (в это время уже не применялись репрессивные меры 40–50-х годов).

Несмотря на совмещение учебы и работы, учился я без напряжения. Сессии сдавал в основном на пятерки, добавилась и общественная работа. Меня избрали комсоргом группы, и это еще уплотнило мой график, свободного времени просто не было.

Были проблемы и в заводском общежитии. В комнате жили пять человек, включая меня. Соседями были командировочные ребята, лет 40. После работы, естественно, они развлекались: карты, водка, иногда женщины. Я приходил с работы поздно вечером. Шел на кухню готовиться к занятиям и засыпал после полуночи, как правило, при свете в комнате и мужских разговорах соседей.

В конце февраля 1964 года мне пришлось уволиться с «Мотозавода». Интенсивность занятий возрастала, как и количество мероприятий по комсомольской линии, совпадающих по времени с моими рабочими сменами. Другого у меня выбора не было. Общежитие меня тут же попросили освободить.

Отец договорился о моем временном проживании в семье у своего коллеги, военного представителя Министерства обороны Юрия Васильевича Воронцова. На все стало хватать время – и на учебу, и на комсомол, можно было и покататься на лыжах, и походить в спортзал в институте.

В конце обучения на первом курсе поступила новая команда отца. Пора возвращаться в Москву – он уже проработал вопрос о переводе меня на учебу в Московский энергетический институт на факультет автоматики и вычислительной техники. На втором курсе в 1964 году я уже снова жил в Москве и учился в группе А-2-63 в МЭИ.

Программа обучения на нашем факультете была очень разносторонняя, кроме обязательных общеобразовательных дисциплин, были и предметы, не имеющие прямого отношения к вычислительной технике, например, техническая механика, технология материалов, электрические машины, сварка, но все это позволило получить за годы обучения в институте фундаментальные знания. Как показали дальнейшие события, если инженер, неважно какой специальности, достигал руководящих вершин разного уровня, ему разносторонние знания, полученные в вузе, позволяли принимать правильные управленческие решения и в других направлениях, не связанных с основной профессией.

Перекур на занятиях по сварке

Я относился к учебе в институте как к жизненной необходимости, без особого восторга. Мне хотелось как можно быстрее приступить к практической работе, чтобы видеть результаты своего труда. Поэтому я с огромным энтузиазмом ждал летних каникул, чтобы со студенческими отрядами отправиться совершать трудовые подвиги.

После второго курса мне не удалось выполнить задуманное. У нас была летом 1964 обязательная производственная практика, и я был направлен для ее прохождения лаборантом в ВНИИ электромеханики. Практика свелась к корректировке различной документации на разработанные, но еще не запущенные в производство устройства для ЭВМ. Я с детства не любил рисовать, в институте задания, связанные с чертежами по различным предметам, пытался перекладывать на маму. Она это делала профессионально.

На практике пришлось трудиться самому. Приходилось много работать тушью, писать, чертить линии. И, конечно, появились, без наличия необходимых навыков, подтеки и даже, выражаясь по-школьному, кляксы. Добрые люди подсказали, что уксусом все можно исправить. Я пропитал уксусом кусочек ваты и стал чистить чертежи. Итог – ожог пальцев, появились солидные волдыри и больничный лист. После моего возвращения меня к документам уже не подпускали. Читал техническую литературу по вычислительной технике и представлял отдел, где я числился лаборантом, в соревнованиях института по настольному теннису.

В группе на факультете меня коллектив принял по-доброму. Достаточно быстро, с учетом взаимных симпатий и интересов, образовался устойчивый круг друзей. Вместе сидели и на лекциях, ходили в кино, в туристические походы и, конечно, все вместе проводили незабываемые студенческие вечеринки и по праздникам, и после сессий, и просто без повода для более тесного общения.

В таком возрасте взаимные симпатии между студентами и студентками часто выходили за рамки просто дружеских отношений. Мне из всех наших девушек на факультете больше всех нравилась Лида Бабурина из нашей группы.

Мы стали встречаться, ходить вместе в кино, театры, а после студенческих вечеринок с удовольствием провожал ее домой. Жила она с родителями в Измайлове на пятой Парковой улице. После проводов ее до дома мы еще долго не расставались, и домой на улицу 25 Октября я возвращался, как правило, или на последнем поезде метро, или даже иногда пешком.

Год 1965 выдался богатым на события, как радостные, так и печальные. Отцу удалось второй раз организовать улучшение наших жилищных условий. Министерство обороны согласилось выделить нам отдельную трехкомнатную квартиру на семью из шести человек за счет возврата государству жилой площади на улице 25 Октября и на Новоселенской улице. Квартиру мы получили в Измайлове на 13 Парковой улице в новом пятиэтажном доме типичной массовой застройки для тех времен и в марте туда уже переехали жить. Нашей радости не было предела. Своя, не коммунальная кухня, у родителей мамы своя комната, у родителей с сестрой тоже отдельная спальня. И у меня, хоть и проходная и для общего дневного пользования, но тоже своя комната. Но, главное, я теперь мог с Лидой проводить больше времени и возвращаться домой в любое удобное для меня время пешком, все мы теперь жили в Измайлове.

Лида на лекции

К сожалению, Владимир Никитович, мамин отец, плохо психологически перенес смену обстановки и летом умер. Мне не удалось присутствовать на его проводах в мир иной.

Девушки-подруги из нашей группы А-2-63. Слева направо: Лена Дорогинина, Татьяна Градова, Лида Бабурина, Марина Голощапова

Все месяцы летних каникул я был в Оренбургской области в составе студенческого отряда. Исполнилась моя мечта. «Учитывая желание добровольно принять участие в электрификации Оренбургской области» (так в тексте путевки), комитет ВЛКСМ МЭИ вручил мне комсомольскую путевку.

Работа по электрификации была для меня, с одной стороны, очень интересной, с другой, очень тяжелой в прямом смысле этого слова, особенно на начальном этапе. Наш студенческий отряд МЭИ должен был заниматься монтажом воздушных линий электропередач мощностью 10 кв. На первом этапе мы готовили опоры. Надо было деревянные столбы длиной в девять метров соединить с помощью проволочного бандажа с железобетонными пасынками. Для тех мест, где линия электропередачи должна поворачивать, изготовлялись уже из нескольких бревен поворотные анкеры. Вся работа проводилась вручную. Основной инструмент – лом и, конечно, руки. И столбы, и пасынки весили немало. Их надо было приподнять и положить на специальные подставки, выровнять и начать обматывать столб и пасынок проволокой с затягиванием на финише ломом. Похоже, у меня не было необходимой физической подготовки для такой работы. И я на этом этапе работ получил варикоз нижних конечностей уже на всю жизнь. Конечно, я об этом узнал позже, когда проходил диспансеризацию. Потом работа пошла веселее. Столбы были механическими средствами установлены в заранее пробуренные ямы, мы только засыпали ямы, иногда вместе со степными гадюками, которые по ночам попадали туда еще до установки столбов.

А дальше начались интересные монтажные работы. У каждого был свой участок линии, обычно где-то около трех-четырех километров. На машине нас развозили по участкам, оставляли там в полном снаряжении, в том числе со специальным поясом для пристегивания к столбу, чтобы руки были свободные, когтями для перемещения по столбам, буром для сверления отверстий в столбе и ввинчивания туда специальных штырей с изоляторами. Штыри и изоляторы развозились по столбам заранее на машине.

И вот ты переходишь по бескрайней очень красивой степи от столба к столбу, солнце палит безжалостно, залезаешь на одиннадцатиметровую высоту, если ветер, то столб еще и качается. Откидываешься назад на цепи пояса с мыслями о том, выдержит ли цепь, и начинаешь сверлить на определенном расстоянии друг от друга четыре отверстия (три фазы и ноль), потом ввинчиваешь туда металлические штыри, а на них уже навинчиваешь фарфоровые изоляторы. И к следующему столбу – повторить все заново. Тоже тяжело, но в переходе от столба к столбу удается восстановиться.

Вот так примерно это выглядит

В обед приезжает машина, отвозит на наш студенческий стан, где дежурные смены отряда уже приготовили обед. Короткий отдых, и снова в степь выполнять норму. День летом длинный, обычно удавалось выполнить плановое задание, если гроза не налетала. А вечером студенческие посиделки, песни под гитару, разумеется, костер. Но в 24:00. – отбой. Подъем в 6:00., завтрак и снова за работу. В лагере был «сухой закон», который выполнялся всеми, происшествий, связанных с его нарушением, я не помню.

Последним этапом для монтажников была работа по подъему на изоляторы уже предварительно раскатанных трактором по земле алюминиевых проводов и их крепление к изоляторам специальной проволочной вязкой. Этот этап работы был самым приятным и требовал меньше физических усилий. На заключительном этапе мы только успели смонтировать понижающие трансформаторные подстанции у небольших сел, разбросанных по степи, процесс подачи долгожданного электричества в дома состоялся уже без нас. Вернулся я домой с чувством выполненного долга и с деньгами.

Я дежурный в лагере, работаю водовозом

Следующая моя электрификация состоялась летом 1967 года. В комсомольской путевке была уже несколько другая формулировка. «Товарищ Семиколенных Александр Николаевич принят в члены Московского студенческого строительного отряда и по призыву МГК ВЛКСМ направляется на электрификацию сельской местности Липецкой области». Наш отряд «Энергия», составленный из студентов МЭИ разных курсов, должен был монтировать низковольтные линии непосредственно в селах, в домах сделать проводку и подать в дома электричество. Получилось как бы продолжение моей электрификации в Оренбургской области с конечным результатом. Меня, как уже «опытного энергетика», назначили бригадиром на буровой машине. Столбы были уже железобетонные, надо было, согласно имеющейся документации, пробурить ямы для столбов в установленных местах, установить на столбах к уже имеющимся штырям фарфоровые изоляторы, раскатать провода от подстанции до домов и соединить изоляторы на домах с общей линией. Не работа, а одно удовольствие по сравнению с работой в Оренбургских степях.

Но выяснилось, что быть начальником и еще иметь в распоряжении технику очень даже приятно. Конечно, если выполняешь без замечаний всю порученную работу, да еще без брака. Днем во время работы начали подходить местные жители с просьбами. Кому надо дуб из огорода вытащить, кому яму пробурить, ну, в общем, наша машина нужна по разным хозяйственным вопросам. Начальство сказало, что местных жителей обижать не надо, нужно помочь.

Вечером после работы помогали. Денег не брали, да их особенно и не было, местные жили не очень богато. Зато обязательно накрывали после выполненной нами работы стол с тем, чем были богаты со своего подворья и огорода. Порядки в этом студенческом отряде были более либеральные, чем в отряде в Оренбургской области. Формально «сухой закон» был, но он в разумных пределах нарушался. Вот и моей бригаде сельчане ставили на стол и местный самогон удивительного вкуса. Я впервые закусывал его свежими огурцами, окуная их в мед, по примеру местных жителей, и было очень вкусно.

Еще один момент в жизни бригадира необходимо отметить. Пришлось вспомнить, как ругаться матом. Я, конечно, его много наслышался, когда жил на Новоселенской улице в рабочей среде, да и среди любителей голубей. Но всегда относился к нему с предубеждением, и он не входил в мой обычный лексикон. Однако в Липецкой области пришлось его использовать. Например, ставим тяжелый железобетонный столб в яму. Пространство ограничено. Столб машиной надо аккуратно поднять с земли, чтобы его основание попало в яму без сильного отклонения влево или вправо. Члены бригады страхуют столб. Вот он поднимается, я стою в кузове машины и командую, кто-то замешкался или просто растерялся, и столб пошел куда не надо. Тут уже не до разговоров, крепкое слово встряхивает всех, и все исправляется. Это только один эпизод из возможных отклонений в производственном процессе, требующих энергичного вмешательства бригадира.

Электрификация завершилась грандиозным праздником. Сельчане впервые увидели свет лампы в доме. Появилась теоретическая возможность приобрести приемник, телевизор. А год-то был 1967!

В том году в начале учебы на четвертом курсе мне опять пришлось стать бригадиром. Наш курс в сентябре отправили в Волоколамский район Московской области убирать урожай картофеля. Мне доверили организовать и наше проживания в полевых условиях, и питание, и, конечно, сам производственный процесс.

Нужно было распределить студентов по картофелеуборочным комбайнам, в сортировочные пункты и обеспечить логистику своевременного подвоза мешков и их отправку с уже убранным картофелем. Но главное, надо было вести ежедневный учет наших доходов (от собранного урожая) и расходов (в основном по питанию). В целом процесс удалось организовать успешно, но были и «проколы».

Самый серьезный был связан с продуктами, выделенными совхозом для нашего питания. Привезли нам свежего мяса, мы его поместили в металлические столитровые бочки, сверху закрыли крышками и положили груз, оставили на улице. Погода была уже холодная, и не было опасения, что мясо испортится. Беда пришла с другой стороны. Утром все бочки лежали на боку пустыми, а вокруг на сырой земле было много собачьих следов (а может быть, и волчьих – лес был недалеко). Совершенно непонятно, как тяжелые, высокие бочки удалось повалить, здесь явно прослеживаются коллективные действия грабителей. Конечно, совхоз выделил нового мяса, но получился прямой убыток нашему предполагаемому заработку.