Книга пятничных рассказявок. Красный том
TextИнтервью с философом
– Итак, сегодня в нашей передаче «Интервью за три минуты» мы беседуем с философом Иваном Моисеевичем Эн. И сразу первый вопрос: «Почему вы взяли такой странный псевдоним? Эн. Не слишком еврейская фамилия».
Философ, огромный лысый дядька, больше похожий на грузчика, вальяжно махнул рукой из своего кресла.
– А кто вам таки сказал, что я еврей?
– Так вы же Моисеевич.
– По национальности я чукча. Знаете ли, дедушка в своё время был знаменитым оленеводом, перебрался в Москву как консультант, осел здесь, стал академиком. Это о нём была шутка «по чётным академиком, по нечётным в тундру». Так что нормальная фамилия. А папу моего он назвал в честь одного наркома животноводства… Того, правда, расстреляли в тридцать седьмом, но имя осталось.
– Хорошо. Следующий вопрос. Почему вы, известный борец и победитель множества турниров по боям без правил, решили стать философом?
– Вы путаете причину и следствие. Следует спросить, почему философ решил стать борцом.
– И почему же?
– Знаете, когда я написал свои первые научные статьи, я понял, что философ очень беззащитная профессия. Двух-трёх гопников, встреченных вечером после библиотеки, может хватить для потери всех мыслей о великом. И я пошёл на борьбу. Как оказалось, во время тренировок думается ещё лучше! Потом я специально находил вечерами молодых людей в кепках и оттачивал на них свои выступления перед конференциями. Поначалу они думали возражать, но моё красноречие и хорошо поставленный бросок убедили их слушать очень внимательно. Трое даже поступили в университет.
Философ шумно отхлебнул минеральной воды и продолжил.
– А уж какие идеи посещают во время поединков! Лежу я как-то в болевом захвате, и тут как пришло понимание по вопросу социальной трансформации…
– Да, да, мы поняли…
– К тому же поварившись в научной среде, я осознал, что на ринге гораздо честней отношения, чем среди высоких лбов.
– Спасибо Иван Моисеевич, давайте перейдём к следующему вопросу. Боитесь ли вы чего-либо?
– Да. Боюсь, что кому-то из нас или наших детей придётся писать «развалинами Вашингтона удовлетворён».
– Простите, но почему? Ведь это значит, мы победили…
– А вы представляете, какой ценой это будет куплено?
– По-вашему, лучше проиграть?
– Лучше не доводить до этого.
– И последний вопрос: «Что вы можете посоветовать в связи с экономическим кризисом?»
– Валить лес.
– Простите?
– Две трети правительства и депутатов отправить валить лес. Оставшихся хватит, чтобы закончить кризис за три недели.
– Благодарим вас, Иван Моисеевич. С вами была передача «Интервью за три минуты».
– Ну и отлично. А теперь я расскажу вам о моей новой теории.
– Нет, спасибо, мне надо идти.
– Не стоит мне возражать. После второго возражения я беру оппонента на болевой захват.
– Вы не посмеете!
– Ещё как посмею. Итак, теорема Гёделя…
– Мама!
– Теорема «о неполноте» гласит…
Весеннее настроение
– Ты где шлялась?
В ответ раздалось глупое хихиканье.
– Я тебя спрашиваю, где ты шлялась? Это уму непостижимо, мы её ждём, волнуемся, ночей не спим, а она болтается непонятно с кем!
Весна поправила венок из одуванчиков и снова захихикала.
– А у нас, между прочим, уже конец апреля! Где, кстати, этот негодник?
Природа сунула руку под стол и за ухо вытащила мальчишку-апреля.
– Кому я говорила, что ты тёплый весенний месяц? Какой снег, а? Кто тебя этому научил?
– Пустите, маменька! – Апрель попытался вырваться, но Природа ещё сильнее закрутила ухо. – Ай, ай, ай!
– Я тебя, негодник, спрашиваю, откуда ты снег взял?
– У неё! – Апрель показал на Зиму, кутающуюся в белую шубку, вырвался и снова залез под стол. Уже оттуда он показал Природе язык. Но осторожно, чтобы она не увидела.
– Ты где сейчас должна быть? – Природа грозно двинулась к Зиме. – В каком полушарии?
– Не хочу! – Зима гордо задрала белобрысую голову. – Там сезон дождей, никакого снега, противно…
– Ах, она не желает! А саванна без дождей – это нормально? А рассаду мне всю поморозила, это тебе нравится? Значит, так, быстро собрала чемодан и в Южное полушарие. Чтобы через полчаса духу твоего здесь не было. А будешь артачиться – включу глобальное потепление. Будешь вечно по грязи хлюпать.
Зима скорчила обиженную рожицу, но послушно пошла в свою комнату собираться.
– Теперь с тобой, – палец матери указал на Весну, – чтобы через неделю у меня всё цвело. И зелени побольше. А дождей – поменьше, мне ещё картошку сажать.
Весна опять захихикала и потихоньку подмигнула Маю, украдкой выглядывающему из-за двери. Заметив это, Апрель погрозил кулаком сопернику, заставив того спрятаться.
– Дурак ты, – к Апрелю сзади подползла крошка Лето, – девушкам цветы дарить надо. Вот дарил бы Весне – была бы твоя. А так она к Маю уйдёт.
Апрель на минуту задумался, что-то прикинул, загибая пальцы, и вытащил из-за спины мешок. Развязал горловину и принялся доставать: маленькое тёплое солнышко, букет подснежников, ворох клейких листочков, распустившуюся сирень.
Весна заулыбалась и кокетливо поправила волосы…
А где-то далеко метеорологи чесали в затылках и хмурили брови, не в силах объяснить резкое потепление.
«Нибиру»
Крейсер «Нибиру», скрытый маскировочным полем, висел на орбите третьей планеты. Толстый рептилоид в форме адмирала замер перед панорамным иллюминатором. Жёлтые глаза с хищным вертикальным зрачком, не двигаясь, созерцали голубой шар. Только нервно подрагивающий кончик хвоста выдавал напряжение командующего.
Створки двери на мостик с шипением разошлись в стороны. Постукивая когтями по металлическому полу, вошёл зелёный рептилоид в обтягивающей полевой форме.
– Адмирал, мы завершили исследование.
– Какие результаты?
Зелёный с сожалением покачал головой.
– Увы, ничего хорошего. Кошмарная планета. Около семидесяти миллионов лет назад нормальная эволюция была прервана. Падение астероида, извержение вулканов, следы деления на ноль, похолодание… Зарождающийся разум рептилоидного типа был уничтожен.
– Ужасно, ужасно, мой друг. А что потом? Новых попыток не было?
– Тяжёлые условия планеты породили примитивную несчастную расу, мой Адмирал. Теплокровную, чтобы выдержать постоянные холода. Покрытую ужасными волосами вместо чешуи. Они вынуждены постоянно есть, ради поддержания собственной температуры. До трёх раз в день!
– Кошмар! Тратить драгоценную жизнь на эту низменную необходимость. Что может быть хуже, чем быть придатком к собственному желудку?
– Это не всё, мой Адмирал. Они живородящие. Из-за невозможности откладывать яйца они вынуждены вынашивать потомство в себе.
– Тысяча богов! Как это унизительно!
– Да. Это действительно ужасно. Слабые, несчастные, вынужденные мучительно выживать.
Адмирал отвернулся, стирая с морды непрошеные слёзы.
– Командир, не будет ли милосердным уничтожить эту планету? Ведь это – не жизнь, а сплошное мучение. Тюрьма для разума.
Ящер взглянул на голубой шар планеты – кошмарной и жуткой.
– Нет.
Адмирал прошёлся по мостику, пытаясь успокоиться.
– Мы должны быть не только милосердными, но и сделать всё для спасения этих несчастных. Подготовьте группы прогрессоров. Мы останемся тут и изменим их. Применим всю мощь науки и выправим несправедливость эволюции. Сделаем из них правильных рептилоидов. Первым шагом внедряйте у них ГМО, социальные сети и телепузиков. Немедленно начните облучать их с орбиты телепатически – они ничего не должны заподозрить.
– Да, мой Адмирал!
Зелёный рептилоид козырнул и направился к выходу.
– Да, и ещё, – остановил его Адмирал, – ликвидируйте все заводы по производству фольги. Шапочки из неё будут экранировать излучение, и они могут заметить наших прогрессоров. А беспокоить этих больных существ нельзя.
Командир рептилоидов кивнул, отпуская подчинённого. И снова уставился на планету.
– Бедные, несчастные инвалиды. Как же вы мучаетесь. Но ничего, мы вас вылечим. Рептилоиды своих не бросают!
Классика литературы в страшилках
(рассказывать зловещим голосом, в темноте, подсвечивая лицо фонариком, после рассказа зловеще хохотать)
Давным-давно стоял красный-красный город. А в городе был пруд, в котором обычные злые дядечки запретили купаться. А около пруда прогуливались два дядечки. Эти дядечки писали очень скучные книжечки, которые никто не читал.
Вот гуляют они возле пруда, где нельзя купаться, и рассказывают друг другу, что на самом деле не существует Самого Доброго дядечки. А в это время в красный-красный город приехал Самый Злой дядечка. Увидел он тех двух дядечек, что писали скучные книжки без картинок, подошёл к ним и спрашивает:
– Это вы думаете, что Самого Доброго дядечки не существует?
А они ему отвечают:
– Откуда же взяться Самому Доброму дядечке, если его никто не видел?
Тогда Самый Злой дядечка рассказал им, что сам видел, как один дядечка, завернувшись в белую простыню с красным кантиком, кричал на Самого Доброго дядечку.
Они посмотрели на Самого Злого дядечку и решили его сдать в психбольницу.
А он их спрашивает:
– Может, ещё и Самого Злого дядечки не существует?
– Нет, конечно! – отвечают они.
Самый Злой дядечка рассердился, что они думают, что его не существует. Как толкнёт дядечку, который писал самые скучные книжечки. А там какая-то тётенька масло разлила. Дядечка, писавший скучные книжечки, поскользнулся и попал под трамвай.
Цветы папоротника
– Подходим, берём мёд! Лечебный, полезный, самый вкусный! Не стесняемся, подходим, пробуем, покупаем! Самый лучший мёд!
Толстая торговка за прилавком, заставленным разномастными баночками, надрывалась во всю мощь лужёной глотки. Место для торговли было выбрано со знанием дела – на изгибе тропы, где утомлённые подъёмом от водопада туристы останавливались перевести дух. Но сегодня торговля шла вяло, разморённые жарой люди не желали сладкого.
– Подходите, женщина. Вот, пробуйте майский.
Торговка вытащила из стаканчика одноразовую пластиковую палочку, зачерпнула янтарную каплю и протянула худой даме в очках. Та нехотя взяла и попробовала. Удовольствия на бледном лице не появилось. Но продавщица зашла с фланга.
– Акацию ещё пробуйте. Очень хорошо для желудка.
Во взгляде женщины появилась заинтересованность.
– Каштан для поджелудочной. Хлопковый шлаки выводит лучше всего. Подсолнечник тоже хорошо, но он больше для давления подходит.
Рыбка клюнула, и торговка, не торопясь, тащила улов.
– А для печени? – Добыча дёрнулась.
– Сейчас, сейчас. Вот. Папоротниковый. Последние две баночки остались. Сегодня уже разобрали.
Дама заинтересованно взяла пластиковый контейнер и посмотрела на просвет.
– Папоротниковый? Почём он у вас?
– Простите, – в разговор влез полненький коротышка, – вы сказали папоротниковый?
– Вот, женщина последний забирает.
Торговка со значением кивнула даме. И та полезла за кошельком.
– Вы, наверное, ошиблись, – толстячок ехидненько улыбнулся, – не бывает папоротникового мёда.
– Как это не бывает?! А это тогда что?
– Всё что угодно, но не папоротниковый.
Дама с сомнением поставила баночку.
– То есть я вру, да? – Торговка оперлась о прилавок и наклонилась вперёд, – я, значит, вру. Десять лет тут торгую, каждая собака меня знает, люди каждый год ко мне за мёдом приезжают и я теперь вру. Так?
– Нет, нет, – толстяк помахал перед собой ладонью, – я имел в виду, что вы ошиблись…
– Я, значит, ошиблась? Да у меня десять человек поженились благодаря мёду. Вон пара два года назад приезжала, десять лет детей не было, а мёду лечебного взяли, поели – уже второго рожают! А я, выходит, ничего не знаю! А? Каков!
– Так ведь папоротник, он не цветёт!
– Не цветёт? А это тогда что?
Торговка потрясла перед лицом мужчины баночкой.
– Пчёлы тоже врут? Вы посмотрите, приехал тут, самый умный. И люди ничего не знают, и пчёлы не тот мёд приносят, и курорт ему наш не нравится. Понаехали из своей столицы!
Толстяк, не ожидавший такого напора, смутился. На крики начали оглядываться люди из его группы, и он, не желая ввязываться в скандал, ретировался.
– Каков гусь, а?! – Торговка крикнула в спину неудачливому спорщику и повернулась к даме в очках, – Да у меня мёд замминистра покупает. Каждый год приезжает!
Та согласно закивала, снова достала кошелёк и с банкой мёда поспешила за своей группой.
Через пять минут площадка перед лотком опустела. Торговка утёрла пот и толкнула мужа, дремавшего на складном стульчике.
– Вася, давай, пока следующие не пришли, налей банок пять папоротникового. Сегодня очень хорошо идёт.
Мужчина вяло протёр глаза и поднялся.
– А это какой?
– Какой, – передразнила его торговка, – сколько раз повторять можно. Там всего две фляги. Из светлой – акация, подсолнечник и папоротниковый. Из тёмной – всё остальное.
Василий кивнул и поплёлся вверх по тропе.
– И к Люсе зайди, – крикнула торговка ему в спину, – пусть ложки продаёт как эвкалиптовые, а то можжевельниковые плохо брать стали!
И устало опустилась на стул – спорить с обгугленными туристами с каждым годом становилось всё сложнее.
Че-бу
– Чебуран Геннадьевич, вас начальник экспедиции вызывает.
– Да-да. Скажите, я сейчас подойду.
– Нет, мне сказали вас сразу проводить. А то вы опять увлечётесь и забудете.
Чебурашка, а это был именно он, тяжело вздохнул и отодвинул походный микроскоп. Как далеко он ушёл от забавного зверька, найденного в ящике с апельсинами! Усыновлённый Геной, выучился, повзрослел. Пытаясь понять, кто он на самом деле, увлёкся биологией. Аспирантура, диссертация, смелые исследования по ботанике, докторская, кафедра. Вот он уже учёный с мировым именем. Как и прежде низенький, в круглых очках, с первой сединой на больших ушах. И одинокие вечера в пустой квартире, где никто не ждёт. Изредка заходящий Гена неодобрительно хмурится и качает головой. А месяц назад старый друг чуть ли не силой заставил поехать с ним в экспедицию. И теперь вокруг палатки, где Чебурашка устроил лабораторию, шумят джунгли.
– Чебуран Геннадьевич, пойдёмте, там что-то готовится. Профессор Крокодилов сказал вас срочно к нему, – аспирант-посыльный подёргал его за рукав, пытаясь поторопить.
– Крокодилов, – ворчал Чебурашка, идя через лагерь, – как он додумался такую фамилию взять? А зачем я на неё согласился? Надо было брать «Ушанов», как и хотел. Так нет, думал приятное этому крокодилу сделать…
Профессор Крокодилов, он же просто Гена, в шляпе, кожаном жилете и широких оливковых штанах походил больше на Генри Джонса-младшего по прозвищу «Индиана», чем на руководителя антропологической экспедиции. Правда, Чебурашка, видевший на столе у Гены геологоразведочные карты, сильно сомневался, что антропология имеет к ним хоть какое-то отношение.
– Ага, вот и ты! Пойдём, у нас намечается небольшое дело.
– Опять в джунглях кто-то потерялся?
– Нет, сегодня только хорошее. Посмотрим на местную диковинку. Ты же хотел увидеть местный обряд?
– Спасибо, уже наслышан, – Чебурашка нахмурился, – Ещё предложи принять в нём участие. В качестве главного блюда.
Крокодил расхохотался.
– Нет, будет гораздо интересней.
Из палатки за спиной профессора выбралась девица приятственной наружности. В девичестве Шапокляк, а теперь Крокодилова, она была всем хороша. Кроме наличия склочной родственницы, Старухи, державшей в железном кулаке теневую жизнь всей Москвы.
– Я зарядила аппаратуру. Выдвигаемся?
– Да, солнышко, – взгляд Крокодилова заметно потеплел, – не куксись, Че, тебе понравится.
Они присоединились к длинной процессии аборигенов, тащивших на носилках деревянные ящики.
– Давай-ка ты здесь поедешь, – Гена, получив согласие дикаря с кольцом в носу, усадил друга на один из ящиков, – там трава высокая, тебе тяжело будет.
Чебурашка тяжело вздохнул – тащиться в джунгли ему совершенно не хотелось. Лёг на ящик и закрыл глаза. От ящиков пахло сухим деревом и апельсинами. Старый, давно забытый запах. Тот самый, пропитавший первые воспоминания детства. Апельсины, шершавое дерево и одиночество. Грусть, как прибой, накатывала на Чебурашку в такт с шагами носильщиков. Незаметно для себя он задремал. Во сне пахло джунглями, шерстью и молоком. И чей-то голос напевал колыбельную без слов.
– Приехали, соня.
Гена потрепал его по уху. Чебурашка спрыгнул с ящиков и осмотрелся. Они остановились на краю широкой расщелины. По длинному подвесному мосту аборигены тащили ящики на другую сторону пропасти.
– Скоро начнётся. Давай вот тут под кустом займём место.
Дикари, сложив ношу на полянке на другой стороне, бегом вернулись обратно и спрятались под деревьями.
– Обещают, что сейчас начнётся.
Но Чебурашка уже не слышал. Под самым кустом обнаружился зелёный росток с резными листьями. Нацепив очки, он принялся изучать интересный экземпляр. Ineptias communis? Или Ineptias singularis?
– Че, смотри!
Но увлечённый растением Чебурашка даже не собирался смотреть.
А на другой стороне пропасти всё сильней шатались деревья. Кто-то огромный приближался через джунгли.
– Кинг Чъбу! – подняв палец, многозначительно сказал Гене дикарь с кольцом в носу.
Треск и шум приближались. Потревоженные заросли гудели тысячами птичьих голосов. Но вот деревья на краю джунглей расступились, пропуская гиганта.
Огромное существо. Высотой в три этажа. Всё покрытое тёмно-коричневой шерстью. С большими, шире головы, круглыми ушами. И печальной, светло-жёлтой мордой.
– Кинг Чъбу! – хором выдохнули аборигены и повалились лицом на землю.
– Че! – Гена толкнул ботаника локтем.
Но тот лишь отмахнулся, рассматривая листочки через лупу.
Гигант подошёл к ящикам и сел, горой нависая над подношением. Большими лапами аккуратно открыл первый и осторожно высыпал апельсины на землю.
– Чеее-буууу… – Печально вздохнуло существо. И открыло следующий ящик.
Гена повернулся к другу, чтобы привлечь его внимание. Но этого и не потребовалось. Услышав следующий печальный вздох, Чебурашка мелко задрожал и повернулся на звук. Снял очки, протёр их краем рубашки и снова надел. Долго всматривался, щуря глаза. Поднялся во весь маленький рост и пошёл к мосту.
– Гена! Останови его! Это опасно! – Крокодилова дёрнула мужа за рукав.
– Тихо. Всё будет хорошо.
А Чебурашка на одеревеневших ногах уже шёл по мосту. Он вспомнил. Да, он, наконец, вспомнил. Как маленький потерял маму. Как забрёл на плантацию апельсинов и уснул в ящике. Как проделал долгий путь в холодную северную страну. Он вспомнил и теперь шёл обратно.
– Чеее-буууу…. – гигантское существо снова вздохнуло, высыпав очередной ящик.
– Мама!
Чебурашка побежал. По трясущемуся мосту, не обращая внимания на высоту под ногами.
– Мама!
Существо услышало его и подняло голову.
– Че-бу!
Она вскочила. И бросилась навстречу давно потерянному сыну.
– Че-бу!
– Гена… – поражённая Крокодилова сжала руку мужа, – он нашёлся. Через столько лет… Такая поразительная случайность!
Гена хмыкнул. Эта случайность стоила ему годы поисков, километра нервов на организацию экспедиции и ещё столько же на уговоры Чебурашки поехать в неё.
А мама и сын встретились. Огромные руки с нежностью подхватили Чебурашку и прижали к груди.
– Че-бу!
Огромные губы поцеловали Чебурашку. Мать прижала сына, повернулась и пошла прочь. Снова затрещали деревья и поляна на противоположной стороне провала опустела.
– Слушай, – Крокодилова подёргала Гену за рукав, – а ты свою родню не пробовал искать?
Гена щёлкнул зубами и покосился на жену. Как объяснить, что все его родственники – дикие крокодилы? Что он сам эмигрировал от них, чтобы не быть съеденным на очередном дне рождении дядюшки Аллигатора.
– Сирота я, – Гена чмокнул жену в лоб, – только ты у меня есть.
Девушка обняла его.
– Я тебе не дам потеряться. Никуда тебя не отпущу.
А в это время Чебурашка крепко прижимался к маме. И тихо плакал от счастья. Потому что нет ничего лучше, чем вернуться домой.
Благодарности
Эта книга посвящается моей дочке Маргарите и жене Ирине.
Без вас эти истории не были бы придуманы.
Моя особая благодарность Галине Жадан и Сергею Родочинскому.
Ваша помощь текстам неоценима!
Спасибо поддержавшим и верившим в меня. Друзья, вы лучшие читатели!
Ильина Александра
PolinaV
Настасьюшка (Anastasya Petukhova)
Екатерина Листопадова
Наталия Романова
Ольга Савченя
Вика Ландыш
Анатолий Максимкин
Николай Юга