– Простите, а почему они его продали? Они вам сказали причину?
– О, Ja! Да они непременно сообщили нам об этом, но мы с мужем, э-э-э как это по-русски… ни верили эту чушь! А как нацисты пришли в Румынию, так нас выселили в соседний дом. И мы больше тут не появлялись. А с приходом вас, всё вернулось на свои места. Danke, спасибо вам!
– А что вы скажете о пропаже нашего солдата и командира полка? Может что-нибудь слышали, видели. Нет?
– Nein, простите господин лейтенант, но мы ничего не слышать! – продолжая робко улыбаться, говорила она.
– А господин Майер, он где был вчера примерно с восемнадцати часов вечера и до утра следующего дня?
– Густав несколько дней как уехал в Брашов к сестре, его тут не было! – ответила Магда, и привстав с места, ушла готовить пищу.
– Хорошо, я вас понял! Auf Wiedersehen, Frau Mayer! Entschuldigen Sie, dass Sie sich die Zeit genommen haben! (До Свидания, госпожа Майер! Простите за то, что отнял у вас время!) – и удалился к себе в расположение.
***
Смеркалось. Расположившись на корме танка, разглядывал свои часы, время на которых тикало 22:43 по-местному. В эту лунную ночь, полёживая на танке и разглядывая небо, ты оцениваешь поверья и представленья.
Неподвижная мерцающая местность с одинокими молчаливыми деревьями, уснувшая деревня, темная, – все кажется таинственным и вечным… Долго-долго смотришь ты на ночь, и мысли не могут уйти от какой-то основы.
И все же я решил отвлечься от этих мистический мыслей, и наконец- таки написать жене письмо. Достав из подсумка фонарик, бумагу и карандаш, я принялся писать. На этот раз мысли меня одолели, и я излагал на бумаге все что было в моей голове. В письме я призывал её надеяться и ждать. Так как скоро война окончиться, и мы будем снова вместе.
Случайно опрокинув взор на крыльцо центрального входа, я увидел, как один боец, пристально смотря в одну точку, взведя затвор автомата, медленно крался в сторону арки, которая большим коридором, соединяла центральный вход и левое крыло. Выключив фонарь, я стал наблюдать за ним. И как только он скрылся за аркой, тут же последовал неистово душераздирающий крик, а вслед за ним и автоматная очередь:
–А-а-а-а, бесы!
Бросив письмо, я схватил автомат, соскочил с танка и мигом ринулся к нему. Боец, не замечая никого вокруг, расстрелял весь диск ППШ в темный проём, который был, слегка подсвечен в конце керосиновой лампой.
На мою просьбу прекратить огонь, он не среагировал, и мне пришлось его ударить прикладом по спине. После чего тот сразу потерял сознание. На стрельбу и крики сбежался весь караул.
– Что случилось? Какого хрена стрельба? – спросил меня начкар.
– Да вот бойцу толи показалось толи правда там кто-то был! – пристально всматриваясь в темный коридор ответил я. И вдруг за угол забежала черная тень, растворившись в ночной мгле.
– Там впрямь кто-то есть! Ребята за мной! – воскликнул я, и с несколькими хорошо вооруженными бойцами, побежали к выходу. Но там, кроме голых стен, на одной из которых висела одна лишь картина, и плотно закупоренного окна, ничего не было. Начальник караула, посмотрев на все это, сказал:
– Тьфу ты черт! Тут же никого нет! Ты чего лейтенант, с бодуна что-ли?
– Да вы что товарищ старший лейтенант, я вообще ни пью! Привиделось что-ли? Хотя ни мне одному! Караульный тоже что-то видел же! – опустив автомат, я в недоумении пытался оправдаться.
– Ну вам я сейчас покажу! Где этот солдат? – прокричал начкар, и поставив автомат на предохранитель, подошел к нему.
– Постой лейтенант! Не трогай сейчас его. Тут и впрямь мистика какая-то происходит. Надо разобраться! – остановив караульного на руку, сказал я.
– Какая мистика, младший лейтенант? Выпил, небось, чего-то вот и почудилось!
– Разберемся, пошли его в чувства хоть приведем.
– Устроили тут цирк, мать вашу!
Бойцы уже оттащили караульного в зал, где когда-то издавна пировали короли. Усадив его на лавку, бойцы хлопали по щекам, приводя в чувства.
Подбежав к нему, мы наблюдали страшную картину. Сидя за столом держась за голову, он не мог ничего сказать, так как в буквальном смысле пропал дар речи. Все что боец мог сделать это прерывно мычать. Сняв с него каску, мы ужаснулись. Как его густые черные волосы, стали седыми. В свои двадцать семь лет, он превратился в старика. И все за одну ночь.
Мы делали всё, что могло вывести его из шока. Давали хлебнуть спирту, били слегка по щекам, но все бесполезно. Уткнувшись взглядом в одну точку, он полностью утратил связь с внешним миром.
Этой страшной октябрьской ночью, спать уже никто не мог. Мы просидели с этим бойцом до рассвета. Дождавшись утра, к нам прибыла следственная группа Максимова из четырех человек, во главе с Александром Владимировичем и служебной овчаркой по кличке Паулюс.
Кулагин со своими подчиненными, выйдя из машины, осмотрелись и подошли к нам:
– Что у вас тут происходит? – спросил Кулагин, положив руку на свою кобуру.
– Вот товарищ подполковник, (указывая пальцем на сидящего солдата) он видел якобы какую-то тень и открыл огонь по ней. Мы проверили, но там никого не обнаружили. Даже если кто-то там и был, то мы бы заметили. Но там наглухо забитое окно, с видом на склон! – доложил я.
Кулагин наклонился к этому седому бойцу, и начал спрашивать у него в чем дело, и что он видел. Тот, помолчав некоторое время, качаясь из стороны в стороны как маятник, вскоре произнёс лишь одну фразу:
– Бесы…
– Что? Какие нахрен бесы? Ты чего пьяный что-ли? А ну отвечай? – хлопая его по лицу, повысил голос Александр Владимирович.
– Остановитесь, товарищ подполковник! – схватив его за руку сказал я, – алкоголем от него не пахнет. Да и спирт у нас второй день как закончился.
Пристально глядя на поседевшего бойца, он утихомирил свой пыл:
– Ладно, разберемся! – сменив гнев на милость, указав рукой на рядом стоящих офицеров, в полевых гимнастерках, он сказал:
–Вот, обещанная следственная группа, знакомьтесь!
Щуплый, со шрамом на подбородке, слегка грубым голосом, представился:
–Капитан главного управления контрразведки СМЕРШ Максимов, командир группы!
– Старший лейтенант УГРО Швец, заместитель командира!
– Старший лейтенант Буров, криминалист!
– Младший лейтенант Абросимов, кинолог!
– А это наш Паулюс, отличный сыскной пёс! – добавил Абросимов.
– Кто занимался этим делом из вас? – спросил Максимов рассматривая каждого из нас.
– Гвардии младший лейтенант Петровский! – вытянувшись по стойке смирно, ответил я.
Пристально посмотрев на меня, он спросил:
– Ты? Ты что следователь?
– Ни как нет, товарищ капитан! Но я для вас хотел собрать кое-какую информацию! Думал вы прибудете и будет легче раскрыть это дело! – опуская свой голос на тон ниже, отвечал я.
– В общем вы сами в этом убедитесь скоро! – продолжил я и голос мой от страха стал еще более посаженным и дрожащим, – Разрешите, я покажу вам места преступлений?
Кулагин, кивая головой, положив мне руку на плечо, сказал:
– Давай пойдем! Мне даже интересно, что у вас тут происходит!
Я сводил их, на все те места, где настигал ужас наших ребят. Следователи сразу же принялись за работу. Они снимали отпечатки пальцев со стен и предметов, к которым предположительно могли дотрагиваться неизвестные. Проанализировав происходящие, чекисты сделали предварительный вывод, что враг, может находиться среди нас. С утра до ночи, каждый день, они вызывали к себе всех которые могли, что-то слышать или видеть в тот момент. С особым энтузиастом они допрашивали хозяев.
Того седого солдата, было приказано изолировать ото всех. И его закрыли в подсобке на первом этаже, под охрану младшего лейтенанта Абросимова с собакой. Допрашивать его не получалось, так как умом он тронулся окончательно. Было принято решение, ближе к вечеру, отвезти его в госпиталь под Брашов, для оказания специализированной психиатрической помощи. С меня сразу взяли расписку о неразглашении, запретив вмешиваться в это дело. Так как, это дело стало носить гриф «Совершенно секретно».
Ближе к вечеру, утомленным от безделья, я прогуливался возле фонтана и слушал как поют мои бойцы верхом на броне.
В машины, стоявшие в преддверье главного входа, грузились Кулагин со своей группой. Все было спокойно, пока в замке не заскулила собака Абросимова.
– Абросимов, заткни ты своего Паулюса! – крикнул Максимов, складывая документы в портфель.
Но собака продолжала жалобно скулить.
– Абросимов, твою мать! Ты чего там оглох что-ли?
Не услышав ответа, Максимов отстегивая заклепку кобуры, вытащил пистолет и проследовал в замок.
– А ну все сюда, быстро!
Ребята вылезли с машины схватив оружие, и побежали на голос капитана. Пребыв на место, я наступил на лужу крови, которая вытекала из-под двери подсобки. Зайдя туда, мы обнаружили, труп этого седовласого бойца, с перерезанным горлом, и повешенную на лебедке собаку Абросимова. Самого хозяина собаки мы не нашли. Он будто испарился. На стене, напротив трупа пса, было опять оставлено послание: «Sie sind tot!» (Вам конец!)
Кулагин, смотря на все это, был обескуражен:
– Как так могло случиться? В подсобке нет других выходов! Где Абросимов?
– Видите ли, товарищ подполковник! Когда я вошел, дверь была закрыта, причем изнутри. Взломав ее, я обнаружил это. За Абросимова ручаюсь лично! Он все это время был со мной, а происходить все началось намного раньше, еще до нас.
Подполковник, поправляя фуражку на голове, добавил:
– Ну как могло такое случиться? За закрытой изнутри дверью, причем без окон?
Максимов растерянно пожал плечами. Александр Владимирович посмотрел на меня и спросил:
– Петровский, а ты что молчишь?
Так же пожав плечами, я ответил:
– Не могу знать, товарищ подполковник! У меня нет мыслей на этот счет.
– Надо разработать план. Устроить засаду, не знаю, заминировать ходы и выходы. Надо же что-то делать, в конце концов! Уже до офицеров СМЕРШ добрались! – разводя руками, высказывался Кулагин.
–Пойдемте в мой кабинет, там обдумаем! – закрыв дверь подсобки, сказал обескураженный Максимов.
– Пойдем, а ты Петровский приберитесь тут с бойцами! – уходя, отдал приказ подполковник.
– Разрешите, я с вами буду, товарищ подполковник? Я думаю, что я вам пригожусь в этом деле! – воскликнул я вслед.
– Ни суй свой нос, ни в свое дело! Мало тебе того раза? Это дело поручено только сотрудникам нашего управления! А ты таковым не являешься! Поэтому иди и командуй своим экипажем! Иди, и чтоб духу твоего не было здесь!
– Слушаюсь, товарищ подполковник! – опустив глаза, ответил я.
После этого, я с подавленным настроением, вернулся к своим ребятам.
– Лейтенант, да ладно тебе не бери в голову! Тебе какой резон с этого? Пусть у чекистов штаны преют, это их головная боль! – сказал Столярчук, начищая свое табельное оружие.
Ударив кулаком по борту танка, я возмутился:
– Да они то занимаются! Так нас всех тут, за это время перебьют или украдут. Слов нет! Пусть сами как хотят!
– Давно пора было так сделать! А если кто к нам сунется из этих «призраков», мы их тут же и хлопнем! – щелкая затвором, своего намасленного ТТ, улыбаясь сказал он.
Не желая мириться с мнением СМЕРШ, я решил влезть в это дело дождавшись темноты.
***
Наступила ночь. Все разошлись по своим спальным местам. Я выбрался из танка и медленно пошел в замок, к месту преступления. Было жутко темно. В помещении ни души. Достав свой пистолет, я открыл дверь подсобки, и начал рассматривать труп, который после произошедшего никто не упаковал. Он лежал в неестественной позе. Глаза у него были открыты, на углах рта была запекшаяся кровь. Все тело его залито кровью. Руки, скрещенные на груди, видимо пытался зажать рану. Рядом висела бездыханная тушка Паулюса. Облазив все стены, я ни нашел, ни малейшей зацепки. После осмотра, я вышел из подсобки, осмотрелся вокруг, и вернулся обратно к танку.
Спать по-прежнему не хотелось. Не зная, чем себя занять я снова сел писать письмо Ксении. То письмо, которое я писал ранее, было утеряно в этой передряге, не понятно каким образом правда.
В эту ночь в Трансильвании было особенно хорошо. Огромное звездное небо, расстилалось над моей головой. Чуть дальше на обрыве виднелся сам город. Сверчки кружили над деревьями, создавая иллюзию танцующих звезд.
Взяв карандаш и бумагу, подсвечивая себе фонариком, я царапал на бумаге банальные фразы. Я задумывался над каждым словом, отвлекаясь на парадный вход. Черная большая тень в фуражке, показалась в проеме, подсвечиваемой бледной лампой. Со страху я бросил все на землю, достал автомат, и медленно проследовал за этим «призраком».
Не спеша он переходил из угла в угол, даже нисколько не оглянувшись назад. Топая по его следам в сторону той самой караульной комнаты, меня охватил жуткий страх, который я пытался в себе сдерживать. Мои волосы вставали дыбом от увиденного. Вдруг, тень остановилась, оглянулась по сторонам, и тотчас же исчезла в одной из стен караулки. Я включил фонарик и судорожно освещая коридор, никого в нем не обнаружил. Подойдя к этому месту, где исчез «призрак» я прощупал стенку, которая издавала некую пустоту внутри. И тут меня осенило, что это скорее всего потайные двери.
Я побежал к Кулагину в кабинет и доложил о находке. Тот сидел со своими сотрудниками и выкуривая папиросы одну за одной, разрабатывали план.
– Товарищи офицеры! Я нашел! – запыхавшись, сказал я.
– Чего ты нашел? – выдыхая дым, спросил подполковник.
– Тайные двери! Через них они передвигаются по замку! – возбужденно, продолжал я.
Максимов подскочил с места схватил автомат сказал:
– С нами пойдешь! Покажешь! Заодно и поглядим, что там за «призраки».
– Есть товарищ капитан! Пойдемте! – взведя затвор автомата, я ринулся за ними.
Мы спустились в подвал. Я шел впереди, за мной капитан Максимов, подполковник Кулагин, Швец и Буров.
Подойдя к месту, я прошептал:
– Вот эта стена, товарищ капитан! Что будем делать?
– Предлагаю взорвать ее! Швец неси заряды! – так же шепотом приказал он.
Швец убыл наверх за тротиловыми шашками. Оставаясь в засаде, мы продолжили осмотр таинственной стены, за которой слышались чьи-то шаги.
– Капитан, там кто-то идет, валим! – сказал я.
– Прячься в том углу, а мы отойдем! – быстро среагировав, сказал Кулагин, удалившись к выходу.
Забившись в углу, я увидел сквозь темноту три черных силуэта, которые направились в сторону Максимова и остальных ребят. Страх обледенил мой мозг до такого состояния что я с криком открыл огонь на поражение. Весь диск был выпущен по движущимся теням, которые вскоре упали замертво. Подбежав ко мне, Максимов фонарем осветил их тела. Это были люди в форме СС, окутанные в черные плащи.
– Ну, теперь мне все понятно! Поднимай тревогу, гарнизон в ружьё! Будем брать! – приказал Кулагин.
Буров немедленно выбежал на улицу и взяв ручную авиационную сирену, поднял всех по тревоге. Бойцы подскочили в нашу сторону. Швец, принес тротиловые шашки, после чего заложил их под стену, и зажег бикфордов шнур. Покинув помещение, раздался мощный взрыв. Ворвавшись с бойцами и подполковником внутрь, мы наткнулись на подземный бункер, где засели около шестидесяти эсэсовцев. Перестрелка велась всю ночь, до того момента пока не был ликвидирован последний вражеский солдат.
После боя мы тщательно осмотрели помещение. В одной из комнат мы обнаружили странное устройство, схожее с трансформатором, и огромную лабораторию по производству препарата нового поколения, как станет известно мне после. Это были детали для оружия возмездия. С ним же находился мощный аппарат, который мог отключать все приборы, находящиеся на расстоянии до десяти километров. Именно он и глушил нам радиосвязь. Далее в глубине самого мрачного строения, мы обнаружили трупы исчезнувших ребят. Там же был и Абросимов, Аристов и караульный Васька. Они были умерщвлены каким-то веществом, судя по местам от инъекций на их телах. Кошмар для нас закончился.
Выбравшись наружу, мы извлекли тела погибших. Кулагин вышел на связь, и доложил лично товарищу Абакумову, о успешно проведенной операции по устранению тех самых «призраков». Тот потребовал списки всех участников операции, и приказал дать всем им подписку о неразглашении. После связи с центром, Кулагин подошел ко мне:
– Говорил тебе, не суй свой нос! Какого черта тебе загорелось туда самому лезть?
– Да это случайно получилось, товарищ подполковник, правда! Я сидел, никого не трогал и тут бац! Тень проплыла, ну и за ней рванул. И вот нашел нам приключения!
–Ладно, я обязан подать поименные списки руководству, кто участвовал в захвате лаборатории. Это все-таки оружие нового поколения, поэтому будет в строжайшей секретности.
– Что теперь будет, Александр Владимирович? – вопросительно посмотрев на Кулагина, сказал я.
– Жди звонка. Вызовем, приедешь в штаб. А сейчас отдыхай! – улыбнувшись ответил он и сел в «виллис» к Максимову.
Спустя несколько дней меня вызвали в Брашов к подполковнику Кулагину. Примчавшись на служебном мотоцикле, я сломя голову летел к нему в кабинет. Постучавшись в дверь, мне дали разрешение войти. В кабинете за его столом сидел статный и приятный на лицо офицер в ранге комиссара государственной безопасности второго ранга. Рядом с ним сидели: Кулагин, Максимов и Гайсаров. Представившись, я прошел к столу. сам начальник главного управления контрразведки СМЕРШ, генерал-полковник Абакумов Виктор Семенович.
– Присаживайтесь, товарищ Петровский! – начал разговор приятный офицер.
– Благодарю, товарищ комиссара государственной безопасности второго ранга!
– Итак, я начальник главного управления контрразведки СМЕРШ, комиссар государственной безопасности второго ранга Абакумов Виктор Семенович.
Услышав его фамилию, я тут же рьяно подскочил с места.
– Присаживайтесь младший лейтенант, что вы вскакиваете? – удивился вдруг он.
– Виноват, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга! Просто так неожиданно! – взволнованно, даже с неким чувством переполняющей гордости ответил я.
– Мне доложили, что вы первым обнаружили секретный бункер. Так ли это?
– Так точно, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга!
– Вы подписали бумагу о неразглашении гостайны. Теперь вы находитесь под строгим и чутким контролем нашего ведомства. Любое выход данной информации за пределы этого помещения, может иметь для вас фатальные последствия! Вы меня поняли?
– Так точно, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга!
– Я изучил ваше личное дело, младший лейтенант. И нашел там много интересного. Вы были арестованы, находились под следствием, дело даже доходило до расстрела. Как вы можете пояснить, этот факт?
– Виноват, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга! Это было по собственной глупости. Да я признаю тот факт, что дал покончить жизнь самоубийством власовцу и предателю Демьяну Денисенко. Да меня подводили под расстрел, но вскоре помиловали и направили в штрафбат. После всего что было, я многое переосмыслил и понял!
– Это самое главное, что вы поняли. Впредь, надеюсь, такого больше с вашей стороны, мы наблюдать не будем! (после секундной паузы) Ну это в прошлом, а сейчас от лица нашего ведомства, я хотел бы вас поблагодарить за проведенную операцию, товарищ старший лейтенант!
Немного опешив, я поправил его:
– Товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга! Я прошу прощения, но вы ошиблись, я всего лишь младший лейтенант!
Абакумов пристально посмотрел на меня. Его брови будто легли на глаза и кивнув головой сказал:
– Да! Пожалуй, вы правы капитан Петровский! А ваша скромность мне (секундная пауза) даже импонирует!
Абакумов приказал Максимову достать из его портфеля погоны и маленькую красную коробочку. Виктор Семенович подошел ко мне, осмотрел еще раз с ног до головы и сказал:
– Гвардии младший лейтенант Петровский! За умелые действия, проявленные в бою против немецко-фашистских захватчиков, и захватом секретного бункера, вы награждаетесь орденом Отечественной войны I степени с присвоением внеочередного воинского звания капитан. Поздравляю!
– Служу Советскому Союзу! – улыбнувшись, во весь свой голос, произнёс я. И в этот момент мне хотелось почему-то его обнять, как и всех присутствующих здесь офицеров. Детство из меня видимо ни хотело выветриваться, и я словно мальчишка, которого похвалили за отличную успеваемость в школе, переполненный счастьем, чуть было не сорвался.
– Вы свободны, товарищ гвардии капитан! – сказал Абакумов, и улыбаясь прошел за стол Кулагина. Вытянувшись по струнке, отдав воинское приветствие по всем правилам Устава, я тотчас же выбежал на улицу к мотоциклу. Меня охватывало чувство бесконечной радости. Больше всего мне хотелось похвастаться перед ребятами своего полка. Оседлав трофейный BMW, я на всех газах ринулся в расположение. Прибыв на место, мои ребятки уже накрыли стол ожидая моего возвращения.
–Здравия желаю, товарищ гвардии младший лейтенант! – поприветствовал Карасев, протягивая свою мощную руку.
Подойдя к столу, я бросил на стол новые погоны и футляр с орденом.
Столярчук обомлел от увиденного, как и все рядом находящиеся. Мой экипаж вскочил с места и по стойке смирно, застегивая свои верхние пуговицы гимнастерок, в один голос произнесли:
– Поздравляю, товарищ гвардии капитан! С заслуженной наградой!
– Да расслабьтесь мужики! Я сам еще ни верю! – улыбнулся я.
Старшина вытащил звезды из погон, орден из футляра, и положил в граненый стакан, залив все это водкой до краёв:
– Сейчас не считается младшой! Обмыть надо, а то плохо носится будут! Пей до дна, доставай зубами!
Гелашвили, поправляя пилотку, поддержал Карасева:
– Да командир, только после этого считается! Обычай такой в армии!
Взяв стакан, я зажмурился, и несколькими большими глотками опустошил его за считанные секунды. Достав зубами звезды, я произнес:
– Товарищи бойцы, гвардии младший лейтенант Петровский, представляюсь по случаю получения внеочередного воинского звания – капитана!
«Ура, командиру!» – воскликнули хором ребята, позвав при этом жестами сослуживцев из других экипажей. После этого мы все сели праздновать. Слава Богу, этот кошмар закончился. А закончился он тем, что мы накрыли лабораторию по производству Первитина, наркотического препарата на основе амфетамина. После употребления, которого, противник мог не спать и быть активным около трёх суток. Но самое главное и секретное – это те самый блоки для системы корректировки полетов ракеты ФАУ-2, или оружие возмездия Гитлера. Поэтому этим делом и занялись компетентные органы. Вот такие дела. А пока мы праздновали победу и на моей груди была еще одна «дырочка», в которой поблёскивал орден Отечественной войны I степени.
Пролетело время. С начала ноября, нас снова отправили в резерв на доукомплектование. Мы накапливали силы для нового броска на Венгрию. Жене письмо я так и не написал, и решил в ближайшее время не писать. После войны, будет подарком, приеду как снег на голову. А пока, война входила в свою завершающую фазу. Немца из Румынии мы погнали и в нашей победе уже никто не сомневался. Так заканчивался этот тяжелый 1944 год.
Эпизод 24: «Должность»
В конце декабря 1944 года, после долгого переформирования наша бригада вступила на территорию Венгрии, приняв участие в Будапештской наступательной операции. В подробности вдаваться не буду. Скажу только то, что мы гнали врага безостановочно, и фронт покатился далеко на Запад. Третий Рейх доживал считанные дни. В январе 1945 года я решил вступить в партию, подав заявление уже полковнику Кулагину (его вместе с Максимовым, повысили в звании после прошлых событий). Александр Владимирович сказал, что после взятия Берлина, мне и другим офицерам, которые так же соизволили стать коммунистами, будет вручать партбилет в освобожденной столице. Так якобы более символично.
Немцы, несмотря на своё очевидное поражение, безнадежно оказывали сопротивление. С Востока наступаем мы, с Запада союзники. Гитлер воевал на оба фронта. Благодаря Тегеранской конференции, проведенной в 1943 году, наше правительство смогло добиться от Запада, открытия Второго фронта. Но это всё политика. Обойдем ее стороной. А сейчас, мне хочется рассказать о том, что было с нами в январе этого года, в пригороде Будапешта, после форсирования реки Дунай.
В начале января, мы вошли в город Эстергом. Это был наш опорный пункт и плацдарм, с которого начиналось наступление на столицу Венгрии с севера. После очередного заседания в штадиве, я возвращался в экипаж. Мы расположились в палатках с буржуйками, на открытой местности в пригороде Эстергома. Старшина Карасев сидел за столом с напененным лицом, и оттачивая опасную бритву, готовился к бритью. Сержант Столярчук с ножницами в руках наводил марафет на голове у Матвеева, а Гелашвили, сидя на корточках, прислонившись к теплой трубе, точил свой золотистый, фамильный кинжал.
– Командир, что сказали в штабе? Когда наступаем? – спросил Карасев, корча перед зеркалом гримасу, подбривая подбородок.
– Скоро. Принято решение наступать с севера, прямо на Будапешт. Будем поддерживать совместно с самоходчиками седьмую гвардейскую! – задумавшись, сказал я.
Столярчук, вертя на пальцах ножницы, влез в разговор:
– Ну наконец-то! Сколько можно уже то по резервам, то по тылам!
– Тут Яша своя стратегия у командования. Как там наверху решат, так и будет. Мы люди маленькие все равно.
– Командир, хотел спросить! Когда война кончится, чем заниматься будешь? – поинтересовался Матвеев, глядя на меня, своими большими голубыми глазами.
– Как что? Вернусь в институт, доучусь оставшиеся три года. Детишек сделаю. И заживу как человек! – улыбчиво ответил я на его вопрос.
– Ну, ничего Саныч, осталось совсем не много! И вернемся! – подбривая свои виски, произнес Борис Константинович.
– А ты Борь, что после войны? – спросил я.
– Да вернусь в родное село. Открою школу свою, буду детишек обучать! Тут только вернуться надо.
Столярчук задумавшись, снова влез диалог:
– А я ребят не давно, письмо получил из Ксаверовки. У меня сын будет!
Повернувшись к нему Карасев, в голос загоготал:
– Хах догулялся кобель. А я тебе говорил, что нечего хвостом своим вилять налево направо. У тебя ж у самого семья, дети, а ты поскудник на стороне крутишь!
– Да пошёл ты! Я с семьей сколько не виделся! Последний раз писали мне еще в госпиталь в мае 43-го, по-моему. С тех пор молчат. Забыли про отца. Похоронили и забыли! – с тоской в голосе, говорил Яков.
– Поздравляю тебя Столярчук! Вот после войны вернешься и вырастишь! – сказал я.
– Может оно и так! Ладно, давайте пообедаем, пока тревогу не объявили! – хлопая себя по животу, улыбнулся он.
– Доставай все что есть, сейчас доедим его, а то мало ли!
Яков притащил из танка картонный ящичек с тушенкой, и раздал всем по две банки. Во фляжке оставалось немного спирта, и мы его тут же приговорили. После трапезы, все разошлись по своим койкам. Пока ребята отдыхали, я вышел из расположения, забрался в танк и начал гонять рацию, в поисках какого-нибудь концерта.
К вечеру все экипажи обошел наш новый замполит капитан Ильницкий. Он прибыл к нам с новым комполка, полковником Котовым после гибели Аристова. Ильницкий был боевым командиром, находясь на фронте с первого дня войны. После тяжелого ранения под Харьковым, он сильно поправился, и во избежание увольнения из армии, полковник Котов оставил его при штабе, назначив своим заместителем. Капитан увидел, что люки танка настежь открыты, он вытащил свой пистолет и начал тарабанить по погону танка.
– Эй, живые есть тут?
– Ну кому там делать нечего? – отключив рацию, и высунувшись в люк мехвода, возмутился я.
– Мне делать нечего, капитан! Вылезай на свет божий! – усмехнулся Ильницкий.
– Ой, пардон товарищ гвардии капитан! Что-то случилось?
– Давай выходи, поговорить надо! Я все экипажи предупредил, вот до твоего добрался. А то вы разбросаны по всей территории.
Выбравшись из танка, мы отошли с ним на несколько метров.
– Давай закурим по одной? – предложил он, открывая свой портсигар.
– Что за дело? Наступление скоро?
– Да. Приказ Ставки! Шестого января нанести удар севернее Эстергома, по северному берегу Дуная, с выходом на Комарно. Наша задача обойти Будапешт, и не дать прорваться к нему силам 6-й танковой армии СС. Займем все переправы и возьмём их в клещи.
– Я все понял, товарищ капитан! Значит, скоро в бой! – встрепенулся вдруг я.
– Ишь ты как я тебя обрадовал! Готовьтесь как следует!
– За то ни беспокойтесь, товарищ капитан! Ни в первой в таких делах!
– Ну, вот и славно! Ах да чуть не забыл, я тут еще в штабе подслушал, говорят командир взвода слёг в госпиталь, и вроде бы хотят тебя на его место назначить!
– Меня?
– А почему нет? Полковник Кулагин лично тебя рекомендовал перед Котовым. Звание тебе позволяет! Ты парень грамотный, орденоносец. Пора уже расти!
– Спасибо за доверие, товарищ капитан!
– Я лично буду ходатайствовать на этот счет! – достав блокнот, и сделав пометку, сказал Ильницкий.
– Надо дожить еще сначала до этого момента, а то послезавтра уже в бой. Всякое может случиться! – произнес я, придавливая папиросу каблуком в снег.
– Ничего страшного! Я постараюсь за день это исправить! Ты более подходящая кандидатура! Ладно, капитан, я пошел дальше, а ты жди распоряжения!
Мы пожали друг другу руки и отдав воинское приветствие, разошлись по своим местам.
– Шо товарищ гвардии капитан, завтра в бой? – подслушав наш с замполитом разговор, спросил Столярчук.
– Послезавтра. Давайте приводите в порядок машину! Чтоб все в ажуре было! – приказал я.
– Слушаюсь! – нырнув обратно в палатку, ответил Столярчук.
Весь вечер четвертого числа, и весь день пятого, мы основательно готовились к предстоящему наступлению. Соседние экипажи, так же пребывали в полной боевой готовности. К 17:00 часам, к нам в расположение прибыл командир полка полковник Котов, начальник особого отдела полковник Кулагин, и заместитель по политчасти капитан Ильницкий. Замполит приказал построиться всем экипажам в одну шеренгу, и мы стремглав выстроились на передке.
Полковник Котов пробежался глазами по всем присутствующим, и после некоторой паузы произнес:
– Товарищи, танкисты! Завтра мы идём в бой! Перед нами фашистское логово, поработившее Венгрию! Наша задача выбить мерзавцев, не давая им возможности уйти в тыл! Сегодня, в этот день, я хотел бы выделить несколько командиров из ваших экипажей! В руках у меня, приказ о новых назначениях и наградах, которые наконец-то нашли своих героев! (открывая красную папку, он продолжил)
– Командир танка № 3, лейтенант Авдеев, выйти из строя!
– Наводчик танка № 3, ефрейтор Батюк!
– Командир танка №9, старший лейтенант Суслов!
–Механик-водитель танка №9, сержант Соколов!