Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2

13

Секретарша, женщина средних лет и ни чем непримечательная внешне, этакая серая мышь, держалась с посетителями на редкость официально. Как и подобает человеку ее профессии, она была немногословна и очень сдержанна в обращении с теми, кто приходил на прием к ректору Северкову. На все интересующие вопросы, какие задавали ей люди перешагнувшие порог ректората, отвечала сухо, но без раздражения, беспрестанно стуча клавишами печатной машинки.

– Игорь Максимович сейчас очень занят!

– Когда же он освободится? – недовольно спросил Красногубов.

Который день подряд каждое утро он наведывался к Северкову, но всякий раз слышал один и тот же ответ.

У Игоря Максимовича – ученая коллегия из Москвы и, едва ли, он сможет вас принять, – невозмутимо отвечала секретарша.

– А вы доложите ему обо мне! – настаивал посетитель.

– Прошу вас, запишитесь к ректору на прием, и он непременно примет вас, но в другой раз.

Она извлекла откуда-то объемный журнал в твердом и пожелтевшем от времени переплете и с легкой небрежностью адресовала его на край стола.

– А почему вы сразу мне это не предложили?

– А вы и не спрашивали! – сказала, как отрезала секретарша.

– …И когда же – это, в другой раз? – немного помедлив, словно и впрямь, собираясь сделать запись в журнале посетителей, поинтересовался Красногубов.

– Приходите, узнавайте. Я, почем знаю, когда?

– А, может быть, я все-таки подожду, пока ученый совет не закончится?

– Я вам как будто бы все сказала, любезнейший!.. Пожалуйста, не тратьте своего времени понапрасну и не отнимайте его у других. Как видите, у меня тоже очень много работы. Я не сижу без дела!

И секретарша еще усерднее затарабанила по клавишам печатной машинки.

– Извините, больше я вас не стану беспокоить! – заверил Красногубов. – Работайте себе хоть до завтрашнего утра!..

Но вместо того, чтобы удалиться из ректората, он направился прямо к двери, за которой, по словам секретарши, в это время полным ходом шел очень важный ученый совет.

– Подождите!!! Куда же – вы? – с отчаянием в голосе воскликнула неприступная хранительница спокойствия ее многоуважаемого шефа.

В один миг с нее слетела маска важной невозмутимости, и вместо этого на чопорном лице офисной дамы дерзкий посетитель с тайным злорадством обнаружил страх и растерянность.

Переступив порог ректорского кабинета, Красногубов остановился в нерешительности. Он не знал, как такой солидный человек, каким был Северков, отнесется к тому, что какой-то наглец без спросу ворвался в его ученую цитадель лишь затем, чтобы понапрасну отнять у ректора драгоценное время. Но, вместо того, чтобы выставить Красногубова за дверь, Северков неожиданно приветливо кивнул ему и жестом указал на стул. Посетитель, заняв предложенное ему место, огляделся по сторонам. В кабинете Игорь Максимович был не один. По правую руку от него сидела женщина средних лет, неброско, но со вкусом одетая. Взгляд ее светился умом, а уголки тонких, но красиво очерченных губ, немного приподнятые кверху, выдавали в ней натуру, склонную к тому, чтобы все подвергать сомнению.

– Хочу представить вам э-э-э…

– Красногубов Виктор Дмитриевич!

– Да, да! Прошу прощения!

Северков встал из-за стола и прошелся по кабинету.

– Так вот, Виктор Дмитриевич, если вы – не против, то сразу же и приступим к делу!

И Игорь Масимович вопросительно посмотрел на Красногубова. Тот, в свою очередь, утвердительно мотнул головой.

– Тогда позвольте вам представить Джейн Смит из Лос-Анджелеса!..

– Очень приятно! – тотчас с улыбкой произнесла американка.

Красногубова удивило, что она свободно изъяснялась на русском языке, и в ее произношении не было акцента. Но его гораздо больше волновало другое.

– Так вы принимаете меня на работу? – спросил Красногубов, который не сразу понял, о каком деле говорил Северков.

Игорь Максимович решительно свел в одну линию брови, похожие на немного припущенные книзу крылья коршуна, парящего в небе и высматривающего для себя добычу.

– Считайте, что с того момента, как перешагнули порог этого кабинета, вы – на работе!..

И он снова уселся за стол.

Красногубов слушал ректора и ушам своим не верил. Со времени их последней встречи прошло около месяца, и все это время Северков ни разу не вспомнил о безработном геологе. Наконец, несколько дней кряду он мозолил глаза ректорской секретарше, но та упорно повторяла, что Игорь Масимович его не примет, так как очень занят. Однако, едва Красногубов явился пред светлы очи Северкова, как тут же оказался при деле. Ректор повел себя так, как будто бы вопрос о его трудоустройстве, словно по щучьему велению, тотчас решился сам собой.

Красногубов не знал, как ему относиться к странному поведению Игоря Максимовича… Уж, не разыгрывал ли он геолога? Совершенно сбитый с толку, Виктор тщетно строил догадки по поводу того, какая муха вдруг укусила ректора, который из одной крайности кинулся в другую? Это настораживало Красногубова и вызывало в нем сомнение на счет адекватности Игоря Максимовича. В сущности же, в поведении Северкова не было ничего загадочного и необъяснимого, если учесть что, примерно, за полчаса до прихода Красногубова к ректору позвонили из вышестоящего ведомства.

– Куда запропал этот ваш, то есть, наш… В общем, неважно! …Елкин-Палкин, я вас спрашиваю?! – справедливо негодовал влиятельный чиновник. – И почему до сих пор от него нет никаких известий?!

– Иван Андреевич – в экспедиции, – отвечал Северков, стараясь говорить как можно убедительнее. – И насколько я знаю, дела у него идут отлично!

– Почему я должен вам верить? – все более раздражалось должностное лицо.

– А – что, разве, есть основания для недоверия?

Последовала короткая пауза, которая показалась Северкову вечностью. С его стороны было большой дерзостью в столь категоричной форме беседовать с человеком, наделенным большими полномочиями. За это Игоря Максимовича одним росчерком пера могли легко спустить с заоблачных высот на землю, если бы, конечно же, задались подобной целью. Но Северков не знал другого способа быть убедительным с тем, кто, по-видимому, ему не совсем доверял.

– Да, будет вам известно, Елкина видели здесь, в столице!.. – как видно, не желая более ходить вокруг да около, высказался напрямую собеседник Северкова.

Это было так неожиданно, что на какую-то долю секунды Игорь Максимович напрочь запамятовал весь алфавит… От «а» до «я».

– Но этого не может быть! – воскликнул он, беспокойно заерзав на стуле. – Наверняка, вышла какая-нибудь ошибка!

– И я думал точно также, пока мне не сообщили некоторые довольно-таки интересные подробности, касающиеся выше упомянутого мной лица!.. Вы меня слышите?!

– Да, да, конечно! – машинально подтвердил ректор.

Его разум наотрез отказывался принять на веру тот факт, на котором так упорно настаивал министерский хлыщ.

– Так, вот, не далее, как дня два назад господина Елкина видели в ресторане гостиницы «Метрополь», где он усердно накачивался всевозможными горячительными напитками!.. Причем, был он там не один, а в компании… Впрочем, это, уже, не так важно!..

– Глупости! – воскликнул Северков с такой горячностью, что лоб его покрылся легкой испариной. – Наверняка, Ивана Андреевича с кем-нибудь спутали…

– Хотел бы и я так думать!

Послышалось, как в телефонной трубке что-то зашуршало. Видимо, звонивший перебирал какие-то важные бумаги, которые с самого утра пролеживали бока на столе и лишь теперь, наконец, удостоились его драгоценного внимания.

– Так вот, немедленно выясните, как обстоят дела у Елкина и сообщите мне!

Секунду или две чиновник еще что-то обдумывал.

– Вы меня поняли?!

Северков планировал, что отправится по следу геологов сразу же после того, как решит неотложные финансовые и хозяйственные проблемы, накопившиеся в институте. Звонок из столицы застал его врасплох. Да, к тому же, гостья из Америки буквально ежедневно появлялась в ректорате и мозолила ему глаза. Она ждала, что Игорь Максимович, наконец, выполнит свое обещание и хоть немного приоткроет завесу той тайны, ради которой она проделала такой долгий путь. Отгородившись стеной равнодушия, Северков, казалось, вовсе не замечал красноречивых взглядов, полных мольбы, которые бросала на него Джейн Смит. Наверное, он полагал, что бабская суетливость и докучливость, стоило лишь мужчине, по собственной прихоти или ради каких-то иных целей, на несколько шагов приблизить к себе женщину, родились вперед нее, и это – в порядке вещей. Игорь Максимович уже пожалел, предложив иностранке, чтобы она, не стесняясь, наведывалась к нему, если что нужно, или же просто так, скуки ради.

– Как никак, а вы – наш гость из-за рубежа, и мы обязаны проявить о вас посильную заботу! – сказал он как-то, прощаясь с Джейн Смит на пороге ее гостиничного номера.

Американка сдержанно поблагодарила Северкова за участие, ответив, что единственное чего она желает, так это поскорее узнать хоть что-нибудь о судьбе своего сына.

– Вам непременно сообщат об этом, но тогда, когда сочтут необходимым, – без особенного энтузиазма пообещал Игорь Максимович. – Да, и прошу извинить, если, что – не так! Наш городишко, сами понимаете, не Рио де Жанейро!..

– Я все понимаю, – вежливо улыбнулась гостья.

С тех пор, как они спустились по трапу пассажирского авиалайнера на землю, затерянную посреди безбрежного океана сибирской тайги, Северков стал заметно любезнее в обращении со своей недавней попутчицей. Джейн Смит заметила эту ощутимую перемену в их отношениях. Она не знала наверняка, чем ее объяснить. Но догадывалась, что возможно, после того, как за время долгого путешествия хмель окончательно выветрился из головы высокомерного русского джентльмена, чиновника средней руки, он, наконец, осознал, что, хочет того или нет, но с американкой ему придется иметь дело не день и не на два. Так или иначе, но, казалось бы, внешне безразличная к пренебрежению, с которым поначалу ее встретил Северков, гостья из-за океана вздохнула с облегчением, когда тот первым сделал шаг к их сближению.

Сидя в кабинете, Северков и Джейн Смит пили цейлонский чай и мирно беседовали о том, сем, внимательно приглядываясь друг к другу. Они напоминали двух соперников за кой-нибудь азартной настольной игрой, только что приступивших к самой первой партии. Но посетив ректора в его альма-матер, американка едва успела обменяться с ним несколькими ничего не значащими фразами.

– Как ваше самочувствие? Как устроились в гостинице? – интересовался Северков.

– Хорошо! – отвечала она, в то время как Игорь Максимович упорно думал о чем-то своем. – Сервис тутошней гостиницы меня вполне устраивает!

– Ну, вот и – отлично!..

На этом их разговор прервался. Отложив его продолжение на потом, Игорь Максимович, словно рыба в воду, на мгновенье блеснувшая серебристой чешуей на солнце, снова целиком и полностью, погрузился в омут безотлагательных дел.

Вторая встреча, как две капли воды, походила на первую…

– У меня – ученый совет! – предупредил чрезмерно занятой Северков ту, что всегда стояла на страже его спокойствия после того, как впустил в свой кабинет Джейн Смит в третий раз.

Едва она отхлебнула из фарфоровой чашечки ароматного чаю, в кабинет снова вошла секретарша. Именно в тот момент она с тревогой сообщила своему шефу о том, что звонили из столицы.

По подсчетам Игоря Максимовича шли уже четвертые сутки, как геологи были в пути. Наверняка, Юрский, который вел за собой всю группу, был почти у цели!.. «Конечно же, если не сбился с верной тропы или с геологами не приключилось чего-нибудь похуже…» – решил про себя Северков. Дословно припомнив то, что сообщил вышестоящий чиновник о Елкине, ректор криво усмехнулся. Он считал подобные сведения либо дезинформацией, либо злой шуткой. Иван Андреевич ни за что не отважился бы на подобное. Да и сами геологи, в случае чего, непременно сообщили бы ему об этом. Ректор ясно представил себе всегда напыщенную и самодовольную и оттого немного глуповатую физиономию пожилого ученого. «Этот кретин не то что с валютной проституткой, но и с собственной женой-то, как следует, не сладит!» – подумал Игорь Максимович и презрительно хмыкнул. Тем не менее, не принять в расчет заявления звонившего чиновника он тоже не мог! Ректор снова припомнил свои нечастые встречи с Елкиным, во время которых тот, как ученый не производил на него особенного впечатления. Скорее наоборот, с той минуты, как Игорь Максимович впервые увидел своего коллегу, он сильно засомневался в его компетентности. Во-первых, Иван Андреевич никогда и ничего не рассказывал ему о своей основной работе. Во-вторых, в разговорах с Северковым ни единожды всерьез не обмолвился о науке. Казалось, она совершенно не интересовала его. В-третьих, речь этого ученого совсем не изобиловала специальными научными терминами. А, ведь, согласно послужному списку он всю свою жизнь проработал на ученой кафедре в иногороднем институте, который по своему статусу в вопросе подготовки дипломированных специалистов мало в чем уступал ВУЗу, который возглавлял он сам! «А – что, если Елкин – не тот человек, за которого себя выдает!» – эта догадка, как молния, пронзившая мозг проницательного Северкова, едва не лишила его всегдашнего самообладания.

– С вами – все в порядке? – с беспокойством глядя на ректора, спросила Джейн Смит.

– А что может быть со мной не так?!

И Игорь Максимович, скрывая свою тайную тревогу и сомнения, сделал удивленное лицо. Ему не хотелось, чтобы Джейн Смит знала больше того, чем ей это полагалось. Но она, словно прочла его мысли.

– И, как скоро, мы отправимся к Быстрой речке?

– Неужели, вы так хотите этого?

Американка в сомнении грациозно пожала плечами.

– Но, ведь, выбирать не приходится?

– Что – верно, то – верно! – согласился ректор. – И все же, мне нужен, по крайней мере, хотя бы еще один член команды! Вдвоем отправляться в подобную экспедицию очень рискованно.

Едва он сказал это, как дверь в его кабинет отворилась, и в нее с трудом протиснулся человек такого огромного роста и столь могучего телосложения, что Джейн Смит, видевшая Красногубова впервые, от изумления даже слегка привстала со стула.

14

Вертолет приземлился на лесосеке неподалеку от сплошного ограждения из бревен, опоясавшего зону. Из него вышли двое. Прощаясь с пилотом, они небрежно махнули ему рукой и направились в лагерь для заключенных. Алексей Поляков и полковник Сахар встретились, как старые друзья, которые не виделись с десяток лет – не меньше. Леонид Мартынович горячо пожал руку высокому гостю и, обняв его, от избытка добрых чувств даже слегка прослезился.

– Джек Скотт! – представил Поляков молодого человека, который широко раскрытыми от удивления глазами смотрел на все, что окружало его в тот миг.

Погода стояла, хотя и летняя, но пасмурная. Солнце скрылось за свинцовые тучи. И от этого Сибирская тайга казалась еще более хмурой и дикой, чужой и таинственной. Она пугала, словно сказка, возможно, с печальным концом, но и притягивала к себе, как будто прятала в своей непроходимой глуши чрезвычайной сложности загадку, разгадать которую доселе не удавалось никому. Джек Скотт с неослабевающим интересом иностранного туриста разглядывал высоченное ограждение, более походившее на стену неприступной крепости и увенчанное колючей проволокой, караульные вышки с автоматчиками, длинные серые бараки. И ему казалось, что солдаты со строгими и холодными, словно высеченными из мрамора, лицами стерегли не людей в тюремных робах, то и дело взад и вперед сновавших по лагерю и чувствовавших себя в нем, как дома, а, и впрямь, некую тайну за семью замками, о которой, лишь в самых общих чертах, было известно далеко немногим. Но суть оставалась неведома и им. Между тем, плавно раскачивая макушки хвойных деревьев, шумел ветер. Накрапывал дождь. Приближалась гроза. Леонид Мартынович препроводил гостей в отдельно стоявший от остальных барак, где размещались его апартаменты. В глубине души он был рад приезду Полякова, так как понимал, что благодаря этому человеку он занимал тот пост и то место в жизни, к которому стремился с молодых лет. Сахар отвел приезжих в комнатку для гостей. Вся ее обстановка состояла из стола, пары табуретов и двух кроватей, стоявших возле стен: одна – напротив другой.

– Вот здесь, стало быть, и обустраивайтесь! – любезно предложил Леонид Мартынович. – А я, пока суд да дело, чайку соображу!

И он незаметно исчез за дверью, направившись в соседний барачный закуток. Точнее это был своеобразный офис и одновременно жилая комната начальника тюрьмы, которая мало чем отличалась бы от любой другой, если бы не огромный сейф в левом от окна углу да портрет вождя пролетариата, к которому пару месяцев назад, после короткой служебной командировки Леонида Мартыновича на большую землю, добавились настенные изображения Макаренко и президента страны, красовавшиеся на стене. Смежено с офисом располагалась небольшая кухонька, значительную часть которой занимала раскаленная до бела печь. Вскоре на ней засвистел чайник. Сахар, надев на руку верхонку, снял его с плиты. Разлил кипяток по стаканам. Затем добавил в них заварки и отнес в кабинет. Там же поставил посреди стола сахарницу. Рядом с ней положил три чайные ложечки.

– Рядовой Филинчук! – позвал Леонид Мартынович охранника.

– Я, товарищ полковник! – бойко отозвался ординарец, через секунду-другую возникнув в дверях офиса.

За исключением такого важного дела, как приготовление чая, которое начальник тюрьмы не доверял никому, во всем остальном Филинчук был для него просто незаменим.

– Кликни-ка дорогих гостей! Скажи, мол, полковник Сахар просит вас к нему на чай… Да, а сам дуй в столовую для офицерского состава, и закусочку – сюда побыстрее! Огурчики там малосольные, грибочки в сметане, холодной свининки с горошком, клюквенного морса.… Ну, не в первый раз!.. Сам все не хуже моего знаешь. Чтобы одна нога – здесь, другая – там! Все понял?

– Так точно, товарищ полковник! Разрешите идти?!

– Ах, ты еще до сих пор здесь? Пшел вон!

Обычно, Леонид Мартынович никогда не позволял себе грубого обращения с подчиненными. Но сегодня он был, как говорят, на взводе. Приезд Полякова не являлся для него неожиданностью. Об этом Сахар узнал загодя, примерно за неделю до того, как над тайгой вдруг монотонно зарокотал двигатель вертушки. По мере ее приближения к цели, шум металлических лопастей, разрывавших воздух, становился все слышнее, пока не загрохотал во всю мощь неподалеку от лагеря. Вертолет приземлился за его пределами, поскольку не имел специальных опознавательных знаков, дававших право на посадку внутри территории для заключенных. Такие знаки имелись лишь у единственной воздушной машины, регулярно доставлявшей продукты питания на зону. Леонид Мартынович ничего не знал о том, что привело Полякова в таежную глушь. Но, конечно же, он догадывался, что этот очень влиятельный и непредсказуемый человек, до сих пор имевший над ним какую-то особенную власть, объявился здесь неспроста. По крайней мере, вовсе не для того, чтобы почаевничать с начальником тюрьмы или, скажем, поохотиться на дикого зверя. И хотя случалось, что иные генералы или же высокие начальники по примеру Дубасова и его наводке, с него-то все и началось, не раз гостевали у Леонида Мартыновича затем, чтобы позабавиться оружием, Полякову подобное веселье, вряд ли, пришлось бы по душе. Он был человеком другого сорта. Поэтому если и охотился, то только на самого опасного из всех, двуного зверя.

Едва гости вошли в кабинет начальника тюрьмы, Сахар открыл дверку офисного стола и извлек из него бутылку армянского коньяку.

– Как говорится, чай не пил – зачем купил?

Нашлись и рюмки.

– Так, за что же мы выпьем?

Поляков посмотрел на Джека Скотта, который, ничего не понимая, по-очереди таращился то на одного, то на второго собеседника. Алексей что-то сказал ему по-английски.

– О, е! О, кей!

И иностранец взял рюмку с коньяком в правую руку и поднял ее над головой, всем своим видом заранее выказывая одобрение тому, что происходило в их теплой компании.

– Джек согласился со мной, когда я предложил ему выпить за встречу!

И Поляков, а вслед за ним и Сахар тут же опустошили содержимое рюмок.

– Хорошо живешь! – то ли обрадовался, то ли удивился Алексей, имея в виду необычайное разнообразие и изобилие стола, который Филинчук, уже успев вернуться, принялся сервировать, заставляя всевозможной снедью.

– Не жалуюсь, – просто и без тени замешательства ответил Сахар. – Все заработано потом и кровью!..

– Кровью, говоришь?

– А как же! Сколько мне ее жулики да убийцы попортили – никто не знает!

Но Поляков недоверчиво покачал головой.

– Ладно попортили… А могли и… Вот только за пролитую кровь в нашем государстве не платят! Ты, ведь, не вчера родился, и тебе хорошо известно, сколько бы русского мужика в войнах не полегло, он от этого лучше жить не станет!

– А ему лучше и – некуда! Я так думаю, что, сколько добра Ивану не делай, он все равно воровать не отучиться! У него это на лбу написано!.. А, точнее, на его тупой физии! И, как следует, работать он тоже не хочет. Ему бы все пить да гулять! Потому и на преступление идет, что путной жизнью не жил и, стало быть, мозгов не накопил. Вот я ему тут их помаленьку, полегоньку и вправляю!..

– Что он сказал, Алекс? – спросил Джек Скотт, который, само собой разумеется, ни слова не понял из разговора двух собеседников.

По со снисходительной усмешкой посмотрел на любопытного боя.

– Да, вот полковник Сахар беспокоится о том, что, не слишком ли мы устали с дороги, и по силам ли нам будет одолеть бутылку коньку прежде, чем мы отправимся на боковую?

– Ответьте, что его опасения на мой счет совсем напрасны! Я – давно уже не мальчик, и вполне контролирую себя!..

Джек Скотт, хотя и держался молодцом, но спиртное, которое он никогда не употреблял даже в малых количествах, уже достаточно сильно ударило ему в голову.

– Скажите, Алекс, а нельзя ли уточнить у товарища Сахара, когда, то самое дельце, ради которого мы сюда прибыли, наконец, состоится?

– Теперь пришла очередь начальника лагеря, также не блиставшего знанием иностранного языка, слегка призадуматься.

– Мой друг из Америки очень хвалит русское гостеприимство, и интересуется: нет ли в этой бордели девочек?

Сахар сердито нахмурился и обиженно засопел.

– Алекс, о какой бордели говорит этот молокосос?

– А я почем знаю? – казалось бы, искренне удивился Поляков. – Наверно, у них там, в штатах, подобные заведения на каждом шагу встречаются! Для них, где выпивка, там и – бордель с голозадыми девчонками!

Такое объяснение, по-видимому, вполне удовлетворило Сахара. Глубокие морщины на его лбу разгладились.

– Тогда переведите этому юному ловеласу, что у меня здесь образцовая тюрьма, и она – к услугам нашего дорогого гостя из Америки!

Леонид Мартынович снова разлил душистый коньяк в рюмки.

– Рядовой Филинчук! – крикнул он, но, по-видимому, несколько громче, чем требовалось, поскольку преданный ординарец тут же очутился перед ним, вытянувшись по стойке смирно. – Что там у нас сегодня на десерт?

– Желаете клубнику со сливками, товарищ полковник?! Или без?..

Сахар вопросительно посмотрел сначала на Полякова, затем на Джека Скотта. Но те, недоуменно пожали плечами. Первый оттого, что лишь смутно догадывался, о чем велась речь между начальником тюрьмы и его подчиненным, второй, поскольку не знал языка.

– На ваше усмотрение, любезный полковник! – ответил важный гость, и в глазах его вспыхнула и погасла искра жгучего любопытства.

– Разрешите идти?

И Филинчук, отдав честь командиру, снова исчез за дверью.

Едва солдат удалился, Сахар встал из-за стола.

– Вы позволите?

И не дожидаясь одобрения со стороны гостей, он подошел к сейфу, вплотную приставленному к стене, и несколько раз повернул круглую металлическую ручку по часовой стрелке. Затем потянул дверку на себя. Она со скрипом отворилась.

– Прошу вас, господа!

И Сахар указал рукой в глубь сейфа.

– Что за чертовщина?! – не удержавшись, удивленно и вместе с тем немного встревожено воскликнул Поляков.

– Извиняюсь, это, вовсе, никакая не чертовщина! – возразил Сахар. – Прошу вас, смелее, господа!

И, показывая пример, начальник тюрьмы исчез в черном, как ночь, широком проеме распахнутого настежь бронированного сейфа. Вскоре внутри его щелкнуло что-то похожее на выключатель. Вспыхнул свет. Поляков и Джек Скотт неуверенно последовали за Сахаром. Сделав несколько шагов, они очутились внутри прекрасно меблированной комнаты с дорогой обшивкой и всеми удобствами, какие имеются в люксовых номерах пятизвездочного отеля с видом на море. Оно было и здесь. Но, чтоб его увидеть, нужно было сделать десяток, другой шагов в нужном направлении… Выйдя из «люкса», Сахар и его гости очутились в коридоре. Проследовали по нему мимо комнат для гостей и, наконец, оказались в просторном помещении, заполненном посетителями. Здесь играла музыка, и слышался звон хрустальных бокалов. Поляков и Джек Скотт прямо перед собой вдруг увидели синие волны с гребнями из белой пены, довольно искусно нарисованные на одной из стен тюремного бара. По ним плыла яхта под парусом. Над ней кружили чайки. Все пространство заливал ослепительный солнечный свет. Видимо, он компенсировал отсутствие естественного света, поскольку ни в гостиничных номерах лагерного борделя, ни в самом баре не имелось окон. Помещение умышленно изолировали от внешнего мира. Его засекретили точно так же, как сделали бы важную государственную информацию строго конфиденциальной из вновь изобретенного сверхмощного стратегического оружия или же, скажем, научного открытия, которое давало бы одной стране преимущество над другими, а, значит, со временем сулило немалые прибыли.

Конечно же, Сахар имел свою материальную выгоду от того, что его оазис в пустыне или, как он выражался, то ли в шутку, то ли всерьез, реабилитационный центр для некоторых избранных мира сего, а, по сути, для тех, кто имел над ним власть, с недавнего времени успешно функционировал в течение круглого года. Эти пупы земли наведывались к Леониду Мартыновичу поохотиться на диких зверей, порыбачить, пошишкарить и взять от матушки-природы все, что только она ни предложит своим чрезмерно избалованным деткам. Но они не гнушались и простыми мирскими удовольствиями. Бар, и в самом деле, удивлял гостей изысканным меню. В него входило не только спиртное, великолепные закуски и блюда, такие, как холодная зайчатина, жареный кабаний окорок, запеченная утка, кедровые орешки в меду, но и различные шоу. В них непосредственно участвовали те, кто мотал срок в лагере. Это были молодые пташки довольно приятной наружности. Они не носили арестантской робы и вместо этого в такт музыке сверкали заголенными пухлыми задницами на импровизированном подиуме, расхаживая между столиками, и, подсаживаясь к клиентам, чтобы скрасить их досуг и возбудить желание. По ночам обслуживали охотников до романтических приключений, даря им любовь и ласку. Оркестр необычного борделя также состоял из бывших профессиональных музыкантов, которые по воле случая или из-за собственной глупости, корысти, обмана, жестокости и кровожадности, а, возможно, какого-нибудь иного порока преступили закон.

Внешне оставаясь невозмутимым, Поляков сел за предложенный Сахаром столик цвета слоновой кости, стоявший в самом углу обширного зала. Джек Скотт тотчас последовал примеру старшего товарища. Леонид Мартынович звучно щелкнул двумя пальцами, и тут же, словно из-под земли, перед ним выросла смазливая официанточка, в удачно вписывавшемся в цветовую гамму интерьера, беленьком, точно снег, халатике поверх юбки, больше походившей на набедренную повязку, какую носили наши далекие и мудрые прародители.

– А вот и – Жанночка! – имея ввиду чересчур угодливую и на редкость расторопную обслугу, сказал Сахар, немного прищурившись, словно красота девушки на миг ослепила его.

– Сидит за непреднамеренное убийство сожителя на почве ревности!

Все еще щурясь, начальник лагеря внимательно разглядывал преступницу, словно для того, чтобы лишний раз убедиться в том, что перед ним, действительно, та самая Жанна, о какой велась речь. Под властным и проницательным взглядом Леонида Мартыновича официантка робко опустила свои лукавые и ветреные глазки. Мужчины еще некоторое время изучали немного бледную, почти прозрачную кожу ее лица, густые пряди темных волос, гибкий стан. Наблюдали за плавными и довольно раскованными движениями тонких изящных рук и всем тем, чем щедро наградила ее природа. Но Жанна, без промедления и излишней спешки обслужив столик Сахара и его гостей, точно также как и появилась, незаметно растаяла в полумгле бара.

– Надо же! Двадцать шесть лет – ей, отроду, и почти половину из них в тюрьме провела! – то ли сожалея об этом негативном факте, то ли удивляясь ему, важно заметил Леонид Мартынович. – С тринадцати лет проституцией занималась. Клиента, пока он спит, по башке бутылкой саданет, потом, как липку обчистит, и – деру!..

– Ну, ладно, ладно! – с пренебрежительной усмешкой прервал своего излишне словоохотливого собеседника Поляков. – Ты мне зубы-то не заговаривай! Скажи-ка, лучше, что тут у тебя за херня такая творится, и как ты до такой жизни докатился?..

– Я докатился!? – в свою очередь неуверенно возразил начальник лагеря.

– Ну, так, не я же! – сквозь стиснутые зубы процедил Поляков.

И в полумраке борделя глаза его загорелись по-волчьи затравленно и злобно.

– Дурдом – у вас здесь какой-то, а не тюрьма!

Сахар с видимым неудовольствием заерзал на своем стуле. Лоб его покрылся мелкими капельками пота. Он как-то по-детски беспомощно и обиженно захлопал белесыми ресницами. Весьма самолюбивый и, как все честные служаки, чрезвычайно чувствительный, равно, как к оскорблениям, так и к похвалам со стороны вышестоящих командиров, Леонид Мартынович благодарил бога, что единственный свидетель его беседы с Поляковым был иностранцем и ни слова не понимал по-русски.

Надо сказать, что в тот момент Джек Скотт лишь краем глаза наблюдал за тем, что происходило за его столиком. В основном все внимание юного американца сосредоточилось на самом борделе. Столиков в нем было не так много, но почти за каждым сидело, где по одному, а где по двое, по трое, а то и по четверо гостей. И лишь в одной компании насчитывалось человек семь-восемь. Казалось, они с трудом разместились за единственным столиком, сплошь заставленным всевозможной едой и початыми бутылками со спиртным. Но это нисколько их не стесняло. Компания вела себя очень шумно. Беспрестанно взрывалась хохотом. По-видимому, она отмечала какое-то очень радостное событие, которое произошло в жизни одного из тех, кто теперь был в центре ее внимания. Гости беспрестанно наполняли бокалы и с тем же успехом опустошали их содержимое. Среди них находилась лишь одна женщина. Наполовину голая, она сидела на коленях одного из мужчин. На первый взгляд они мало, чем отличались друг от друга. Почти все – подтянутые, коротко постриженные, осанистые. В возрасте от тридцати лет и старше.