Free

Израиль – точка схода

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Карантин не вечен и я, наконец, попал в Иерусалим, который не видел уже год. На этот раз мы начали с дальних рубежей, взобравшись на самый высокий холм в окрестностях с видом на Вечный Город, существовавший, наверное, уже в то время, когда праотец Авраам встретил здесь предсказавшего ему его судьбу Мелхиседека-царя. На холме – похожее на заброшенную фабрику здание с трубой минарета, видимое издалека сквозь заросли цветущего миндаля на обочине. С его крыши открывается весь мир – на юг (Иерусалим, Мертвое Море, Африка), на север (Тель-Авив, Ливан, Европа), на запад за нашей спиной (морской берег, Атлантический Океан, Америка), на восток – Восток! С этого холма на город смотрели первые крестоносцы, а затем и их миролюбивые и не очень, последователи. Это – могила пророка Самуила, немногим старше трех тысяч лет, детский возраст по сравнению с самим городом, упомянутым в иероглифах и черепках четыре, а может быть и больше тысяч лет тому назад.



Иерусалим представлялся с этой точки огромного диаметра чашей с полустертыми краями, чуть ли не кратером допотопного вулкана с холмами, образующими круги-ступени схода к центральному углублению, где размещается Старый город, обнесенный турецкой крепостной стеной весьма недавнего происхождения по сравнению с мегалитическими останками прежних стен и улиц. Это ощущение гигантской чаши, даже, если хотите, притягивающей взгляд воронки, только усилилось, когда в нашем кружении вокруг города мы оказались на «университетской» горе Скопус, по правую руку от «русской свечи» – православной колокольни на месте вознесения Иисуса. Я по всем канонам должен был бы написать «предполагаемого», но рука не поднимается опровергать в таком месте какие-либо утверждения из святых книг, независимо от моих собственных верований.

ВЕЧНЫЙ ГОРОД – ДВА ЭТАЖА 

Мы вошли внутрь городской стены через Шхемские ворота, שער שכם, оставив по левую руку раскопанные недавно воротца императора Адриана, этого раннего предшественника Адольфа Г. в его желании стереть с лица земли само воспоминание о евреях. Но через тринадцать веков более дальновидный правитель, турецкий султан Сулейман Великолепный озаботился, чтобы Иерусалим был обнесен новой стеной, поставленной прямо на засыпанные землей остатки старых. Так что и Адриановы постройки, и его ворота оказались спрятанными под двумя этажами Вечного города: первый, вымощенный гранитными камнями, с тесными улочками, тупиками серого цвета и лавками, торгующими клубникой, морковным соком и второсортными сувенирами. И второй: воздушно-легкий, почти летящий, с куполами небесных оттенков от голубого до золотого, итальянской смотровой башней бок о бок с минаретами и колокольнями, почетным караулом окружившими храмовую гору. Но на крыши нужно было ещё попасть. А пока мы пробирались по кривым переулкам меж серых стен в надежде найти просвет для взгляда. Доступ открылся неожиданно в разрыве стены, позади которой была уютно спрятана австрийская миссия-отель, оригинально построенная для последнего общеевропейского «отца народов»: не Йосифа Виссарионовича, разумеется, а императора Франца-Йосифа Габсбурга, потомка и наследника крестоносцев, явившегося сюда, наконец, с миром, и увековеченного с непокрытой головой на живописном во всю стену первого этажа панно.




Как говорят исторические записи, этот достойный человек не въехал через ворота, подобно другим современным ему правителям, а вошёл пешком с непокрытой головой в знак почтения к этому месту. В оазисе из светлого камня – тяжеловесный нижний этаж с венским кафе, приватной церковью и очаровательной библиотекой. Зато на верхней смотровой площадке – вы лицом к лицу с небесным Иерусалимом на все стороны света.




Тут, кстати, расскажу о недавно раскопанном городе крестоносцев на неприступном обрыве над морем с историей, уходящей в библейские времена. Снова обращаюсь к своим тогдашним записям: ФИНИКИЙЦЫ, КРЕСТОНОСЦЫ, МАМЕЛЮКИ И МЫ… этот город Арсуф (אַרְסוּף) между Герцлией и Нетанией основали финикийцы в IV веке B.C. строили крестоносцы в 11-м A.D., разорили мамелюки в 1246 году, оставив груду развалин, обломки колонн и мозаику на дне бассейна. С тех пор в этом райском месте никого не было. НО МЫ-ТО ЗДЕСЬ!!!




Остаток зимы, включая празднование Пасхи в кругу семьи трех поколений израильтян, хотя все еще говорящих по-русски, но чувствующих себя здесь на родине, я провёл практически безвылазно на холме Алфей-Менаше, с которого на добрую сотню километров было видно средиземноморское побережье того, что я позволю себе назвать «серединным Израилем»




Когда мне приходилось выходить на холодную по израильским меркам зимнюю улицу, взгляд устремлялся на почти без промежутков застроенный многоэтажными домами профиль окрестностей Тель-Авива.




Здесь же, на холме, в отличие от супер-урбанистического, дышащего социальным прогрессом и суетой города, еще сохранялось ощущение древней земли под ногами на километры вокруг и вьющимися в обход холмов дорогами. Эти извилистые, часто ещё грунтовые дороги вписаны в сохранившийся с незапамятных времён ландшафт, от которого, как я опасаюсь, скоро не останется и следа, из-за интенсивного, и, по-видимому, неизбежного строительства стандартного жилья для сотен тысяч репатриантов из все ещё многочисленных мест на Земле, где перед евреями стоит

экзистенциальный вопрос простого выживания в странах рассеяния.




Зато по ночам береговой профиль небоскрёбов превращался в узкую полоску огней, перемигивающихся со звездами, образующими до сих пор непрочитанные письмена на чёрной тверди.


Там написаны ответы на вечные вопросы, которые, по-моему, должны постоянно присутствовать в душе живущих на этой земле людей. Картина кажется упорядоченной небесным художником, с точкой схода для береговых огней и звёздного узора на невидимом в темноте морском горизонте.


На эту картину можно смотреть, не отрываясь и не заморачиваясь

посторонними – любыми мыслями, пока длится ночь на холмах Шомрона.