Первое дело Карозиных

ГЛАВА 4

Домой Катенька добралась, уже выработав план дальнейших действий. Несмотря на трудности, с которыми ей пришлось столкнуться при расследовании этого дела, она не намерена была отступать. Карозин встретил ее, просто излучая всем своим обликом беспокойство. Катенька обняла мужа и вкратце пересказала ему все, что смогла разузнать. Он немного успокоился, раздумчиво помолчал, а затем заговорил:

– Тебе не кажется, Катенька, что пришла пора все-таки признать наше поражение в этом деле и отступить?

– С чего бы это, Никита Сергеевич? Я решительно не могу увидеть никаких на то причин.

– А вот я вижу таковых сразу несколько. Во-первых, как я уже говорил, это дело становится слишком опасным. Все, что ты мне рассказываешь, выглядит крайне подозрительным, и у меня есть все основания не доверять ни одному из встреченных тобой людей. Особенно меня тревожит это самое тайное общество. А во-вторых, я просто уже себе не представляю, как в столь запутанных обстоятельствах можно найти пропавшее ожерелье. Исходя из вышеизложенного я и пришел к выводу, что дальнейшие попытки расследования будут лишь бессмысленной тратой времени. Все, что я могу сделать, это предоставить господину Коробкину найденный нами сведения. Надеюсь, что теперь ты со мной согласна.

Профессор ни минуты не сомневался в том, что его жена как разумная женщина примет во внимание его доводы и наконец-то отступится от безумной идеи дальнейших поисков. Однако он снова просчитался. Единственный эффект, который произвела его речь на Катеньку, состоял в том, что она упрямо нахмурилась и твердо высказалась:

– Ни под каким видом.

– Что? – растерялся Карозин.

– Я сказала «ни под каким видом», – все так же твердо повторила Катенька.

– Но позволь…

– Никита Сергеевич, – вздохнула она. – Если ты дашь мне возможность высказаться, а себе труд внимательно меня выслушать, то поймешь мою правоту.

– Ну хорошо, – сдался профессор. – Я тебя слушаю, только прикажи подать чаю.

Катерина Дмитриевна ласково улыбнулась мужу, пряча за этой улыбкой победное выражение лица. Она знала, что коль скоро муж станет ее слушать, то убедить его ей не составит никакого труда.

Вскорости чай был подан, и супруги уютно устроились в креслах возле камина. Никита Сергеевич обратил на жену вопрошающий взор, а она приступила к изложению своих соображений.

– Перво-наперво, Никита Сергеевич, я должна напомнить тебе, что, отказавшись сейчас продолжить это дело, ты уронишь свою честь. Тем более что ты проглядел тот немаловажный факт, что наше расследование отнюдь не безнадежно. И потом, я решительно не вижу всех тех опасностей, о которых ты любишь говорить. Пока все те люди, с которыми мне довелось столкнуться, производили на меня впечатление вполне порядочных. Разве что с некоторыми странностями, но кто нынче без таковых?

– Позволь, ангел мой, – прервал жену Карозин. – Я что-то пока не вижу, с чего тебе кажется, что это дело не безнадежно?

– Никита Сергеевич! – укоризненно всплеснула руками Катенька. – Ну где твой хваленый логический подход? Это же ясно, как Божий день! Поручик Давыдов видел Дашу в театре Сниткина за кулисами, значит, этот самый Сниткин или кто-то из его труппы может знать ее. Это первое. А второе – это то, что тайное общество, в котором по словам того же самого поручика состояла Даша, дает нам ключ к тому человеку, который и стоит за похищением ожерелья. Мне остается только побывать в театре и расспросить актеров. Сегодня же и поеду. Дорогой я видела афишу, у Сниткина дают какой-то водевиль.

Профессору было нечего возразить на все доводы жены, кроме все тех же самых утверждений об опасности, которые, как он уже успел убедиться, не производили на Катеньку решительно никакого впечатления. Никита Сергеевич все еще пребывал в задумчивости, пытаясь найти еще хоть что-нибудь, чтобы умерить следственный пыл супруги, как она снова заговорила:

– Никитушка, мне подумалось, что ты снова должен приложить руку к нашему общему делу.

– Каким образом, душа моя?

– Самым прямым. Мне помнится, что ты какое-то время был накоротке знаком со Сниткиным. Так что сегодня ты меня ему представишь.

– А для чего это тебе нужно?

– То есть как для чего? Вообрази себе, Никита: одно дело если я самолично, никого не зная, зайду за кулисы и заведу расспросы, и совсем другое, если ты меня представишь директору! Я придумаю что-нибудь для продолжения знакомства с ним и ничего не значащими вопросами выведаю все, что мне нужно, и не вызову никаких подозрений.

– Ох, Катенька-Катенька, ты себе вообразить не можешь, сколько раз я уже пожалел об этом пари и о своей несдержанности.

– Отчего ты так говоришь, Никита Сергеевич?

– Оттого, что ты увязла в этом во всем и с каждым днем увязаешь все глубже. А я, который все это затеял, вынужден стоять в стороне и изводить себя беспокойствами.

– Пустое, Никитушка, пустое. Не стоит тебе так переживать. Всякая любящая жена должна разделять заботы своего мужа, а я ведь тебя очень и очень люблю.

С этими словами Катенька поднялась со своего места, приблизилась к мужу и крепко его обняла. Растроганный словами жены, Карозин ласково погладил ее по волосам и поцеловал в лоб.

– Все-таки ты, Катерина Дмитриевна, у меня большая умница и хитрюга! – высказался он, улыбаясь.

– Отчего ты так меня назвал? – Катенька изобразила на своем личике непонимающе-невинное выражение.

– От того, что ежели ты любящая жена, то должна тому же самому мужу повиноваться. Ведь говорится, что «жена да убоится мужа своего!» – Никита Сергеевич с притворно грозным выражением воздел палец к верху.

Катенька засмеялась, скорчив уморительную гримаску:

– Никита Сергеевич, ну какая тебе радость от того, что я тебя бояться стану?

– Да никакой! Это я к слову о твоей хитрости.

– Ну будет тебе уже, будет! Ступай лучше одеваться, поедем в театр! – с этими словами Катенька высвободилась из объятий мужа и, шурша юбками, покинула комнату.

– Вот вам и все послушание! – Карозин комично развел руками. – Данилыч! Одеваться.

Последние слова профессор уже адресовал слуге.

Театр Ефима Аркадиевича Сниткина был весьма модным заведением, где имелся довольно разнообразный репертуар: драмы, комедии, трагедии, водевили. Катенька с мужем попали как раз на один из водевилей. Спектакль был, мягко говоря, не блестящим, а если уж быть совсем честным, то откровенной дрянью. Спасала положение только прима, блистательная Ариадна Любчинская. Ее имя, напечатанное крупными буквами на афише, и было той единственной приманкой, на которую клевала почтеннейшая публика. Госпожа Любчинская вытягивала своей замечательной игрой весь посредственный спектакль.

Даже Карозин, мало что понимающий в театре да и вообще его не любивший, и тот проникся. А Катенька настолько увлеклась, что даже на некоторое время забыла о той цели, что привела ее в театр Сниткина. Игра Ариадны Любчинской, жгучей брюнетки с роскошными формами, была безупречна.

В антракте Катенька напомнила себе и мужу, что им необходимо отыскать Сниткина. Карозин покинул ложу и через некоторое время вернулся с низеньким живым толстячком одетым с некоторой небрежностью, но с претензией на шик. Это и был Ефим Аркадиевич Сниткин, живые глаза которого на холеном пухлом лице, обрамленном седеющими бакенбардами, с неподдельным интересом уставились на Катеньку.

– Ну, Никита, не ожидал! Жену-то какую себе отхватил, а? Красавица, богиня! Позвольте выразить вам искреннее восхищение! – Сниткин приложился к Катенькиной руке, всем своим видом демонстрируя искреннюю очарованность.

– Знакомься, Катенька, это Ефим Аркадиевич Сниткин, мой старинный приятель и директор театра. А это моя супруга, Катерина Дмитриевна.

– Право, Никита, ты свинтус! ну можно ли было скрывать столь прелестную женщину от света! Три года женат, а лучшие друзья не знают! Катерина Дмитриевна, вы впервые в нашем театре? И как вам спектакль?

Сниткин говорил столь быстро и был так возбужден и многословен, что Катенька слегка потерялась, но решила, что это состояние ей сейчас только на руку – проще будет разыграть восторженную почитательницу театра. А Ефим Аркадиевич, не дожидаясь ответа, продолжал:

– Не говорите, я сам знаю, что спектакль не хорош, но Любчинская!.. – он закатил глаза как бы в полном экстазе. – Богиня! На ней держится все, буквально все! Но капризна, своенравна! Одно слово, примадонна. А ты, Никита, все-таки свинтус! – Сниткин засмеялся каким-то кашляющим смехом, шутейно грозя Карозину пальцем.

Катенька решилась вклиниться в бурный поток директорских словоизлияний, которой, кажется, ничего не заметив, пошел по второму кругу:

– Ефим Аркадиевич, я выражаю вам искренне восхищение вашим театром и теперь непременно стану самой восторженной его поклонницей. Я, знаете ли, выросла в деревне, вдали от столичной жизни, но всегда обожала театр. Мы с сестрой все время устраивали домашние спектакли. Я и сейчас завела уже достаточно знакомств, чтобы возобновить это чудеснейшее времяпрепровождение.

– Дражайшая Катерина Дмитриевна, я восхищен! Если вам требуется какая-либо помощь, то я весь в вашем распоряжении! – Сниткин поклонился.

– Как мило с вашей стороны самому предложить мне помощь! – Катенька изобразила одну из своих самых обворожительных улыбок. – Ведь именно на это я надеялась, когда уговаривала Никиту представить меня вам. Я затеялась подготовить к Пасхе спектакль, но вышло так, что с костюмами меня, вероятно, постигнет полная катастрофа…

– Ни слова более! – прервал ее Сниткин. – Ваши затруднения – это сущая ерунда! Гардероб моего театра полностью в вашем распоряжении. Сейчас уже заканчивается антракт, но после спектакля я представлю вас нашему гардеробмейстеру, он все исполнит в лучшем виде.

– Не знаю, как мне вас благодарить, сударь, вы так любезны, – Катенька смущенно потупилась.

– Не стоит благодарности, Катерина Дмитриевна! Право, мне чрезвычайно приятно сделать для вас такую малость!

Сниткин еще раз поклонился и покинул ложу Карозиных. Катенька довольно улыбнулась и обратилась к мужу:

– Какой забавный этот Сниткин, правда, Никита?

– Ах, Катенька, он такой шумный, что я от него устаю. Прямо мельтешение какое-то перед глазами начинается, право!

– Ну не будь таким суровым, Никита Сергеевич, тебе не к лицу, – Катенька погладила мужа по руке. – Не всем же быть серьезными, надо кому-нибудь и веселить людей.

– Может быть, ты и права, ангел мой, – немного задумчиво протянул профессор. – Давай смотреть, кажется, второе действие начинается.

По окончании спектакля Сниткин, как и обещал, привел с собой театрального гардеробмейстера. Это был худощавый человек среднего роста и возраста, с цепкими внимательными глазами, которой при всей добротности своей одежды производил впечатление какой-то потертости. Ефим Аркадиевич отрекомендовал его как Пыняева Якова Абрамовича. Пыняев сдержанно поклонился, а глаза его словно сняли мерку с новых знакомых.

– Господа и вы, любезная Катерина Дмитриевна, а не поехать ли нам поужинать, чтобы отметить наше знакомство? – Сниткин, в предвкушении согласия уже довольно потирал руки.

Однако Катенька сожалеюще улыбнулась и, разведя руки, проговорила:

– Благодарим за приглашение, Ефим Аркадиевич, но Никите нездоровится, поэтому прошу покорно нас извинить.

Несмотря на отказ, Сниткин нимало не огорчился:

– Ну, нет так нет! Но в следующий раз непременно, обещайте мне!

– Непременно, непременно, Ефим Аркадиевич! – Карозин пожал Сниткину руку, благодарно взглянув на жену, спасшую его от продолжения вечера в компании шумного приятеля.

Когда Сниткин наконец-то распрощался, Катенька обратилась к гардеробмейстеру:

– Уважаемый Яков Абрамыч, господин Сниткин вероятно высказал вам, в чем будет заключаться моя просьба? – получив утвердительный кивок Пыняева, Катенька продолжила. – Но сегодня я вас всем этим утруждать не буду, я пока сама еще не решила, что мне может понадобиться.

– Как вам будет угодно, сударыня, – Пыняев снова поклонился.

– А сейчас я хотела бы обратиться к вам с вопросом довольно деликатного свойства. Видите ли, я дальняя родственница Дарьи Ивановны Беретовой, которая, собственно, и посоветовала мне обратиться в ваш театр по поводу костюмов и реквизита. Поначалу она сама обещалась все уладить, ссылаясь на знакомства, но что-то у нее не заладилось. Обращалась ли она к вам?

– Нет сударыня, дамы с таким именем среди моих знакомых нет, – Пыняев оставался все так же сух в своих ответах.

– Странно, мне казалось, что с подобной просьбой она могла обратиться только к вам. Господин Сниткин тоже ее не знает. Я уверена, что три дня назад Дарья Ивановна была за кулисами вашего театра и обращалась к кому-то с этой просьбой.

– Возможно, если вы опишете мне внешность этой дамы, то я смогу припомнить, с кем она виделась, – Яков Абрамович приосанился и продолжил. – По роду своих занятий я, видите ли, имею столь точный глаз, что без всяких примерок могу определить размеры любой особы и никогда их не забываю. Равно это касается и внешности особ. Так что когда вам понадобятся костюмы, вам стоит только разъяснить мне, что вы хотите получить, и представить особ, для которых вам потребны костюмы. Я тут же подберу нужные вещи.

– Премного благодарна вам, господин Пыняев, – Катенька испытывала прямо противоположные чувства. С одной стороны, ее обрадовало известие о хорошей памяти гардеробмейстера, но, с другой стороны, она-то сама никогда не видела этой самой Дарьи Ивановны. Выход был только один.

– Яков Абрамович, я, в отличие от вас, к сожалению, не обладаю такой хорошей памятью, да и описывать внешность не мастер, но если вас не затруднит, то завтра я навещу вас, имея при себе портрет Дарьи Ивановны, а вы мне скажете, видели ли вы ее.

– Рад буду оказаться вам полезным, сударыня, – Пыняев снова поклонился. – Если вас устроит завтрашний полдень, то приезжайте в театр с портретом. Я сделаю все, что в моих силах.

– Заранее благодарна вам и завтра буду непременно.

Простившись с гардеробмейстером, чета Карозиных отправилась домой. А господин Пыняев задумчиво посмотрел вслед женщине, испытываю легкое беспокойство. Ему казалось странным все, что ему наговорила госпожа Карозина. Но, по здравому размышлению, Яков Абрамович решил не затруднять себя раздумьями на эту тему. Мало ли причуд у благородных господ и, тем более, у благородных дам!

Всю дорогу до дома чета Карозиных провела в молчании. Никита Сергеевич чувствовал некоторое утомление после спектакля и бурного общения со Сниткиным, отличающимся взрывным темпераментом. Катенька же обдумывала, как ей себя завтра вести с бабушкой Дарьи Ивановны. Ведь было бы крайне жестоко сообщать старушке о том, что ее внучка давно запуталась в сетях лжи и обмана. Однако необходимо было придумать благовидный предлог для того, чтобы заполучить Дашин портрет. В конце концов Катенька решила положиться на импровизацию, которая всегда была ее сильной стороной.

На следующий день сразу после завтрака Катенька проводила мужа в университет, а сама отправилась к Пульхерии Андреевне. Старая женщина встретила Катеньку с такой страстной надеждой в глазах, что той стало неловко. Однако дело не терпело отлагательств и, справившись с собой, Катенька заговорила:

– Пульхерия Андреевна, сожалею, что пока не могу ничем вас порадовать, но мне необходима ваша помощь.

– Располагайте мною по своему усмотрения, ведь я искренне заинтересована в том, чтобы моя внучка нашлась как можно быстрее. Хотя я не совсем понимаю, чем еще могу помочь.

– Все очень просто. Я ведь вам уже говорила, что никогда раньше не видела вашу внучку. Поэтому мне довольно трудно расспрашивать людей, так как я не могу даже словесно описать внешность Дарьи Ивановны. Нет ли у вас ее портрета, который вы могли бы дать мне для облегчения поисков?

– Конечно же, есть, я его вам немедленно представлю.

Пульхерия Андреевна ненадолго покинула гостиную и через пару минут вернулась, протягивая Катеньке небольшой портрет в овальной рамке. С него смотрела весьма привлекательная девушка с большими ясными глазами и упрямым ртом. Глядя на нее, легко было поверить во все те обстоятельства, что стали известны Катеньке по ходу поисков ожерелья.

Спрятав портрет в свою сумочку, Катенька попрощалась с Пульхерией Андреевной, снова клятвенно заверив старушку, что будет держать ее в курсе своих поисков. Однако она все же не забыла заметить, чтобы Пульхерия Андреевна не ждала слишком уж быстрых результатов, но и надежды тем не менее не теряла.

Покинув дом Беретовых, Катенька без промедления отправилась в театр на встречу с гардеробмейстером, так как время уже приближалось к полудню.

Яков Абрамович, как и обещался, ждал Катеньку. Он сразу без лишних церемоний принялся внимательно разглядывать портрет и проделывал это настолько долго, что Катенька не выдержала:

– Ну так что же, господин Пыняев, знаете вы эту даму или нет?

– Я ее не знаю, – последовал ответ гардеробмейстера, и Катенька совершенно упала духом. – Но я видел ее несколько дней назад, четыре или пять, не более.

– Где же вы ее видели? – оживилась Катенька.

– Здесь, за кулисами нашего театра.

– А вы уверены, что это была именно она? Ведь вы утверждаете, что не знаете ее.

– Катерина Дмитриевна, осмелюсь вам напомнить, что у меня очень хорошая память, поэтому я уверен, что видел именно эту даму. Она разговаривала с госпожой Любчинской, а потом ушла.

Катеньку чрезвычайно взволновала эта новость:

– Яков Абрамович, а как мне повидать госпожу Любчинскую?

– Сожалею, Катерина Дмитриевна, но ее сейчас нет в театре. Приезжайте перед спектаклем.

– Ах, нет, это уже поздно будет, – отмахнулась Катенька от предложения гардеробмейстера. Вы мне лучше скажите, где госпожа Любчинская квартирует, я нанесу ей визит.

Пыняев был весьма удивлен странным поведением Катеньки, но не подал виду. Он слегка пожал плечами и назвал адрес Любчинской, однако решив про себя, что непременно на всякий случай сообщит примадонне о странном поведении рекомендованной директором дамы.

Несмотря на начавший уже проявляться голод, Катерина Дмитриевна была полна решимости тотчас же ехать к Любчинской. Ей казалось, что завоевать доверие актрисы труда не составит. Катенька знала о том, что все актеры крайне чувствительны к своему таланту и обожают лесть. Таким образом, представлялось вполне логичным назваться страстной поклонницей примадонны и попытаться выспросить у нее все о пропавшей Даше. К сожалению Катеньки, Любчинская оставалась последней ниточкой, которая могла еще привести к пропавшей девушке, а, следовательно, и к ожерелью.

Катенька остановила извозчика, назвала ему адрес и попросила поторопиться, так в скором времени должен был вернуться домой Никита. Молодая женщина совсем не желала давать мужу повода для излишнего беспокойства.

ГЛАВА 5

Подъехав к новому трехэтажному дому, Катенька справилась у привратника и узнала, что квартира актрисы располагается на втором этаже. Она отпустила извозчика и поднялась по скрипучей деревянной лестнице. Дверь открыла опрятная молоденькая горничная.

– Что вам угодно? – спросила она.

– Доложите госпоже Любчинской, что Катерина Дмитриевна Карозина, большая поклонница ее таланта, просит принять.

– Прошу прощения, но барыни нет дома, она гулять изволит, – слегка смущенно ответила горничная, но, заметив раздосадованное выражение лица посетительницы, девушка улыбнулась и предложила: – Да вы пройдите в комнаты, барыня вот-вот должны вернуться, вам долго ждать не придется.

Катенька прошла за любезной горничной в слегка неприбранную комнату и принялась осматриваться. Горничная, извинившись, вышла, а внимание Катеньки привлекло бюро, на котором стоял небольшой прямоугольный поднос с грудой визитных карточек. Молодую женщину не удивило, что визиток было так много, ведь Любчинская была талантливой актрисой и очень красивой женщиной.

Катенька подошла к бюро и стала перебирать визитки, пытаясь найти какое-нибудь знакомое имя, как вдруг ей на глаза попался кусочек картона с совершенно непонятными знаками. Катенька взяла его в руки, чтобы рассмотреть получше. Но тут раздались шаги и голос горничной, сообщавшей хозяйке о дожидающейся гостье.

Катенька едва успела сунуть непонятную визитку в карман, как дверь отворилась и вошла Любчинская.

– Сударыня, кто вы? Потрудитесь объясниться, – в голосе актрисы было легкое любопытство и некоторая доля раздражения.

– О, прошу извинить меня, госпожа Любчинская! – Катеньке удалось весьма удачно использовать свое смущение. – Я Карозина Катерина Дмитриевна. И, верите ли, буквально очарована вашим талантом! Еще ничья игра не доставляла мне столько удовольствия.

Последние слова были произнесены Катенькой с таким жаром, что Любчинская слегка оттаяла. Она самодовольно улыбнулась и проговорила:

– Весьма польщена, однако я все еще не понимаю цели вашего визита.

– Ах, сударыня! Ну какая у меня может быть цель, кроме желания поближе познакомиться с самой талантливой актрисой Москвы! Понимаю, что подобный повод может показаться вам недостаточным для столь бесцеремонного поведения, но Дарья Ивановна говорила мне, что вы не будете сердиться на свою поклонницу.

Катенька была довольна, что так удачно ввернула имя разыскиваемой Даши. Молодая женщина надеялась таким образом перевести разговор на интересующую тему и все подробно выспросить. Однако ее надеждам не удалось сбыться.

– Какая Дарья Ивановна? – глаза Любчинской снова похолодели.

– Дарья Ивановна Беретова. Именно она дала мне ваш адрес. Мы с ней, видите ли, затевали домашний спектакль устроить, да она вдруг куда-то подевалась. Вот я подумала, что, может быть, вы сможете мне чем-то помочь.

– А какое я могу иметь отношение к вашему домашнему спектаклю? – недоуменно откликнулась Любчинская.

– Ах, нет! Не к спектаклю! Я про Дарью Ивановну вас спрашиваю. Возможно, вы знаете, где она может быть?

– А кто вам, сударыня, сказал, что я вообще знаю эту самую Дарью Ивановну? – лицо актрисы напоминало застывшую маску, и лишь в глазах Любчинской Катенька разглядела испуг.

– Как кто? Да она же сама и сказала!

– Поверьте мне, я знать не знаю никакой Дарьи Ивановны! А сейчас потрудитесь меня оставить, я утомлена и собираюсь прилечь.

– Я искренне сочувствую вашему состоянию, сударыня, но осмелюсь настаивать, так как решительно не понимаю, как такое может быть, чтоб вы не знали Дарьи Ивановны! Ведь она мне рассказывала, что вы в некотором роде дружны…

Актриса прервала поток слов Катеньки, едва сдерживая раздражение:

– Госпожа Карозина! Я повторяю, что не имею чести знать эту женщину! Вас, вероятно, ввели в заблуждение, и тогда ваше поведение можно хоть как-то извинить, но продолжать эту утомительную беседу у меня нет ни малейшего желания. Поэтому не смею вас задерживать.

– Право же, госпожа Любчинская, я не имела намерения вас расстроить, – Катенька прижала руки к груди умоляющим жестом. – Дашенька не могла мне лгать, она порядочная девушка! Да и один наш общий знакомый видел вас за кулисами вместе с Дашей совсем недавно! Может быть, вы теперь вспомните?

– С вами с ума сойти можно! Мало ли кто подходил ко мне за кулисами! Вы ведь сами признали, что я не самая худшая актриса, следовательно, и поклонников у меня много. Ну скажите мне на милость, каким образом я должна запомнить всех, кто приходит ко мне за кулисы, чтобы поздравить и выразить свое восхищение?

Дотошная визитерша порядком раздражала Любчинскую, актриса из всех сил пыталась сдержаться и соблюсти приличия, чтобы не показать как тяготит и пугает ее этот разговор. Однако Катенька была не намерена отступать:

– Ну так я вам покажу ее портрет… Как это я сразу не додумалась? Вот, извольте взглянуть. Возможно, теперь вы вспомните Дашеньку.

С этими словами Карозина протянула Любчинской вынутый из сумочки портрет пропавшей девушки. Актрисе ничего не оставалось, как взять его и изобразить внимательное разглядывание. Катенька уже внутренне торжествовала, считая, что теперь-то уж, когда ей удалось припереть упрямую актрису к стенке, та не осмелится отрицать свое знакомство с Дашей. Однако Любчинская использовала время, пока делала вид, что рассматривает портрет, для того, чтобы собраться с духом. Она вернула его Катеньке, отрицательно покачав головой:

– Нет, сударыня, я совершенно уверена, что никогда не встречала изображенную тут девушку, а, следовательно, вы зря теряете время. Я никак не могу быть вам полезна в ваших поисках.

Катенька поняла, что ничего не добьется от Любчинской. Молодой женщине не оставалось ничего другого, как только откланяться.

– Что ж, – разочарованно вздохнула она. – Прошу меня простить и смею надеяться, что вы не будете держать зла за настойчивость на свою преданную поклонницу.

Актрисе достало выдержки любезно улыбнуться Катеньке:

– Ну что вы, сударыня, как можно на вас сердиться, когда вы так искренне озабочены судьбой подруги! Я лишь сожалею, что ничем не могу вам помочь! Прощайте же.

– Все доброго, госпожа Любчинская, – попрощалась Катенька и, не удержавшись от маленькой дозы ехидства, добавила: – Надеюсь, следующая наша встреча выйдет не в пример лучше этой.

Молодая женщина в полном разочаровании покинула комнату актрисы, однако задержалась в передней, когда услышала, как Любчинская зовет свою горничную. Катенька забилась в темный угол между стеной и громоздким шкафом, рассчитывая извлечь хоть какую-то пользу из подслушанного разговора. Ей повезло, так горничная остановилась в открытых дверях, не заходя в комнату.

– Чего изволите, барыня?

– Во-первых, Поля, больше никогда не приглашай в комнаты визитеров, если ты не знаешь их в лицо, а меня нет дома. Меня могут дожидаться только те, кого я тебя сама укажу. Поняла? – строго сказала актриса.

– Как прикажете, барыня, – тон горничной был весьма виноватым, поэтому следующая реплика Любчинской звучала уже гораздо мягче:

– Сейчас же потрудись подать обед, а к шести часам приготовь мое платье, ну, то самое, ты знаешь, и накидку, мне нужно будет уехать.

– Слушаюсь, барыня.

После того, как горничная скрылась на кухне, Катенька, так никем и не замеченная, покинула свое укрытие. Она тихонько пробралась к выходу, бесшумно отперла дверь и выскользнула из квартиры актрисы.

Она намеревалась побыстрее добраться домой, но, как назло, ей не попадался на глаза ни один свободный извозчик. Катенька кляла себя на чем свет стоит за то, что не велела дождаться себя тому самому, который привез ее к дому Любчинской. Ей уже представлялся неприятный разговор с Никитой, который, конечно же, места себе не находит, не застав жены дома.

С этими невеселыми мыслями молодая женщина со всей возможной скоростью шла домой. Однако тревоги ее были напрасны, так как мужа дома не оказалось. Вместо него Катеньку дожидалась записка, присланная Никитой Сергеевичем, который, пространно извиняясь, сообщал жене о причине своего отсутствия. Профессор Карозин писал, что из Санкт-Петербурга прибыл его коллега Миронич, поэтому на кафедре было устроено внеочередное заседание. Никита Сергеевич просил жену не волноваться о нем, так как собирался после заседания отобедать с Мироничем в ресторане, а затем приватно побеседовать с коллегой и давним другом у того в номере.

Стоит ли говорить, что Катеньку такой вариант устроил как никогда. Она велела Груне подать обед, а, приступив к трапезе, задумалась о том, что же ей удалось узнать за сегодняшний день. Мысли эти никак нельзя было назвать веселыми. Чем глубже погружалась Катенька в расследование, тем больше становилось загадок. Следы главной виновницы пропажи ожерелья запутывались все больше и больше. Единственной зацепкой молодая женщина считала Любчинскую, поэтому была полна решимости проследить вечером за актрисой.

Катеньку несколько пугало это предприятие, она предпочла бы, чтобы ее сопровождал Никита, но за отсутствием мужа отступать была не намерена. Катенька призналась сама себе, что раскопать это дело ее подталкивает вовсе не желание того, чтобы Никита выиграл пари с Мальцевым, которое, право же, по здравому рассуждению она и сама находила довольно дурацким. Нет, ее толкало к расследованию собственное упрямство и азарт, который можно было считать сродни охотничьему.

Молодая женщина готова была все лавры, буде таковые последуют, уступить мужу, оставив себе лишь чувство законной гордости за собственную находчивость и ум. Ее несказанно грела мысль о том, что у нее в кои-то веки появился шанс доказать заносчивым мужчинам, что их убежденность в посредственности ума женщин была весьма далекой от истинного положения вещей.

Допивая чай, Катенька вспомнила о визитке, которую она прихватила из комнаты Любчинской. Находясь в квартире актрисы, она не успела толком разглядеть, что там было написано, но загадочные знаки на кусочке картона заставили ее забрать визитку с собой.

Катенька вынула визитку из кармана и принялась ее внимательно разглядывать. Маленький глянцевый кусочек картона был испещрен по краю загадочными символами и знаками, а в центре на неизвестном Катеньке языке было написано три слова. В том, что это именно слова, Катенька не сомневалась – ведь что еще может быть на визитке, кроме имени ее владельца?

Супруга профессора долго всматривалась в таинственные значки, пытаясь понять их смысл, однако в конце концов отказалась от бесплодных попыток. Либо Катенькиных познаний не хватало, чтобы разгадать надпись, либо этого самого смысла там и в помине не было.

Однако последнее предположение никак не могло быть верным. Катеньке пришло на ум, что бывший Дашенькин жених говорил что-то о тайном обществе, в котором, по ее собственному признанию, состояла его невеста. Вполне вероятно, что эта загадочная визитка имеет самое непосредственное отношение к этому тайному обществу. Катеньке срочно нужен был человек, который мог бы разгадать значение букв и знаков.

И такой человек среди ее знакомых был. Вернее, была – милейшая Анна Антоновна Васильева, вдовая хозяйка литературного салона, не чурающаяся всякого рода спиритизма и магнетических явлений. Анна Антоновна была дальней родственницей Катеньки и горячо любила последнюю за неимением своих детей. Хотя вдове было всего-навсего сорок два года, она относилась к молодой женщине как к дочери. Вот именно к ней Катенька и решила обратиться за разъяснением по поводу визитки.

Супруга профессора взглянула на часы и решила, что вполне успеет нанести визит Анне Антоновне, а затем уж отправится за Любчинской. Исходя из этих обстоятельств, она надела самое неприметное из своих платьев и захватила с собой темную накидку. А для того, чтобы обезопасить себя на случай внезапного возвращения мужа, Катенька оставила записку, что отужинает с Анной Антоновной.