Потерянные

Глава 3

Возможно, я бы не вспомнил эту историю, ведь прошло много времени с тех пор, но в моё отделение однажды прибыл новый житель. Девушка 23 лет жаловалась на свою забывчивость, чтобы успокоить её, я предложил обследование. Обнаружилась фиксационная амнезия. По своей сути, ничем серьезным она не угрожала: мы часто забываем какие-то мелочи, случившиеся с нами в недавнем времени. Но исключать прогрессирование болезни я не мог, однако сообщать непроверенную информацию не стал. Она лежала еще неделю.

Каждый день к ней приходила пожилая мама и маленькая девочка, которая, как мне казалось, была её сестрой. Сидели они не долго, уходили обеспокоенные, но со мной не говорили. Однажды в наше королевство попал странный юноша с букетом цветов и пакетом фруктов. Медсестры, как то им полагается, шептались и думали, что этот молодой человек недавно стал отцом и пришел поздравлять молодую маму. Но спросил он дорогу не в родильное отделение, а в нейрохирургическое. Каково было общее удивление, когда все увидели, как его халат мелькает в дверях палаты той девушки с легкой амнезией. Я не был обескуражен, когда услышал крик и стуки. Ошалевший парень выскочил из палаты не оглядываясь. Мать с девочкой ходить перестали, а юноша наоборот стал наведываться как можно чаще.

Медсестры, конечно же, разузнали всё из первых уст. Девушка с амнезией перед тем, как лечь в больницу, поссорилась с юношей, поскольку тот давал себе возможность исчезать и не появляться долгое время. Не оповестив его о том, что она теперь – обитатель Больницы, молча волновалась и тем самым ухудшала результаты анализов. После их примирения всё стало налаживаться. И теперь я часто мог видеть их гуляющими по коридорам.

Вот откуда начались мои размышления о навещающих родственниках и пациентов. Понимаю, что история о влюбленных и история о борющихся с амнезией не похожи друг на друга. Но именно тогда я вспомнил этот рассказ. И тогда же в душу закрались сомнения.

Не могла эта легенда заканчиваться именно так: смерть, женитьба и исчезновение.

Глава 4

Сегодня по графику моё дежурство. Я остаюсь один на один с грозной медсестрой, переехавшей сюда из соседнего штата. Не сказал бы, что рад этому, но и не расстроился, потому что её строгость и расчетливость вселяли в меня уверенность за нашу медицину. Чего не скажешь о других медсестрах. Бросив халат на спинку дивана, я сел и подергал чайный пакетик за веревочку. Меньше всего хотелось, чтобы в эту ночь привезли кого-нибудь или чтобы у кого-нибудь случился припадок.

Дверь в ординаторскую медленно открылась, но я не повернулся. Не было желания это делать.

– Доктор Нил? – услышал я за спиной удивленный голос.

Чай двумя каплями упал на колени. На пороге стояла Каролина, держа в руках шапочку.

– Добрый вечер, – ответил я в тон ей. – Что-то случилось?

– Элвина попросила меня заменить её.

– Ах, вот как, – внезапно я расстроился, потому что эта своенравная медсестра никогда не предупреждала о своих уходах, но лишь сказал: – Ну, что ж. Неспокойной нам ночи.

– Неспокойной, – проговорила она.

Несколько несмелых шагов в сторону вешалок, рваные движения во время снятия верхней одежды, взгляд, полный замешательства, сжатые зубы и выпирающие щеки. Я вернулся к чаю. Медсестра набросила на себя верхнюю часть костюма и остановилась. Мое присутствие мешало ей переодеться.

– Доктор Нил?

– Просто Майкл, – бросил я и вышел.

Коридоры такие тихие. Белый свет потолочных ламп освещает стены через промежутки, от чего пол похож на зебру. Плотно прижатые двери палат. Стол-приемная и стопки листов. Вдали у окна покоилась использованная капельница. За спиной коридоры тоже уходили в бесконечность. Одинокая каталка. Над одной из палат произрастает вьющийся плющ.

Это похоже на какую-то странную сказку, странный ужастик, странную басню, странную трагедию. Все они странные, потому что ничто из этого не сравнится с королевством Больница. Казалось, она способна поглотить всех и вся. Даже та девушка с амнезией не сдержалась и поддалась влиянию – закричала на юношу. Но пока ты не закричишь от боли и отчаяния, кто тебя услышит? Никто. Кроме пустых стен Больницы. Да и те не ответят.

– О чем Вы так задумались?

– Да так, – ответил я, опуская голову вниз, разглядывая свои кроссовки. – Чем планировала занять себя? – обернувшись, увидел на ней новый костюм, улыбнулся, одобряя его.

– Я взяла книгу. Но мне не хочется читать, – она говорила размеренно, слегка задумчиво.

– Сегодня удивительная ночь, – произнес я то, что давно крутилось в голове.

– Странная, – озвучила она еще одни мои мысли.

Мы вернулись в ординаторскую. Я взял в руки остывшую кружку, неприятно кольнуло в кожу и в душе. Посмотрел на севшую напротив медсестру. Каролина закинула ногу на ногу, брюки костюма немного задрались, открывая миру щиколотки девушки. Она придвинула к себе сумочку, с неприятным шумом раскрыла её и обеими руками залезла внутрь, словно совершала там операцию на органах желудочно-кишечного тракта. Я непроизвольно поморщился, опуская глаза в пол. Руки желали скорее отделаться от надоедливой холодной кружки, потому она плавала между мной и столом, мучимая моими верхними конечностями.

– Почему Элвина не смогла прийти на дежурство? – спросил я, собираясь с мыслями для того, чтобы начать серьезный разговор.

– Она сказала, что у её матери вчера ночью болело сердце. Потому она не захотела оставлять её одну, – Каролина наконец завершила «операцию» и вынула книгу.

– Почему она всё никак не положит мать в больницу? – некоторое чувство гордости возникло у меня за это слово.

– Возможно, думает, что никто не в состоянии помочь ей, – девушка пожала плечами и положила на колени шапочку.

Мне чрезвычайно сильно хотелось ответить, но я знал, что высказывать свои мысли ей не имело смысла: они её не касаются. Позже сам поговорю с Элвиной. Пусть не думает, что я ни на что не способен.

– Знаешь, я хотел тебя спросить кое о чем, – сказал я после некоторого молчания.

– Правда? – удивление подал только голос.

– Н даа, – протянул я, наконец отставив кружку. – Помнишь, ты рассказывала о двух влюбленных?

– Что-то не припомню такого, – шикнула она, опуская глаза и раскрывая книгу.

– Это было давно, но вряд ли ты забыла ту «легенду».

– «Легенду»? – ресницы вскинулись. – Вы про… Элис и Джейсона?

– Да, про них.

– Что Вы хотели, доктор Нил? – обозлилась она.

– Каролина, пожалуйста, я старше тебя всего на два года.

– Прости…те, Майкл, – губы, казалось, мучительно скривились.

– Ты сказала, что то была не вся история, не так ли?

– Да, но… – ладонь легла на шею.

– Что-то не так? Это же всего лишь легенда, верно?

– Не совсем, – она выдохнула, понимая, что я не сдамся. – Это не легенда и не выдумка. Всё, что я рассказала, было на самом деле. Но я не всё рассказала верно, вот в чем дело.

– Можешь ли ты мне поведать эту историю?

– Зачем Вам… тебе знать настоящую историю? Она нисколько не интересна, – быстро проговорила она и еще раз раскрыла книгу, но страница оказалась другая, а глаза все равно делали вид, что бегают по строчкам.

– А то, что ты читаешь, интересно? – выпалил я.

– Майкл. Зачем тебе знать то, что не должно касаться чужих ушей? – её губы сжались то ли от злости, то ли от страха, то ли по иной причине, которая мне не известна.

– Чужих? Значит, ты не «чужая» для этой истории?

Она хотела что-то возразить, но воздух в её легких перестал двигаться, и голова молча опустилась в книгу. Настойчивость может её спугнуть или навсегда сделать нас врагами, но мой интерес разогрет до невероятной температуры, и кто мне подскажет, как его остудить?

– Каролина, я не собираюсь совершать что-либо ужасное. Что может быть плохого в том, что я пытаюсь узнать настоящую историю? Разве это запрещено законом?

– Не стоит воскрешать призраков прошлого, – шепнула она и поднялась, решаясь выйти.

– Я не договорил, – колеса телеги развивают огромную скорость, а тормозов нет. – Что стоит тебе рассказать мне эту историю? Хочешь, я заплачу тебе?

– Это не смешно, – прыснула она, проходя мимо меня.

Я вскочил. За два шага настиг девушку, схватил за руку, которая держала книгу, и, взглянув в глаза, спросил:

– От чего ты бежишь, Элис?

Я почувствовал, как её дыхание прекратилось. Словно вентиль поступления кислорода повернули. Она сделала вымученное лицо и попыталась вырваться. Я держал намного сильнее.

– Отпусти меня! – взмолившимся голосом произнесла она.

Встряхнув её, я повторил свой вопрос настойчивее и грубее. Она подняла на меня глаза и оскалилась. Никогда мне не думалось, что я буду делать такое в Больнице. Хорошо, что вечные стражники королевской четы нас не видели.

– Скажи мне, Элис! Это ты убила Джейсона?

– Хватит, отпусти меня! Иначе я вообще ничего не скажу!

Кони остановились. Пальцы разжались сами собой. И тогда пришла мысль, что я оставил следы на её нежной, женской коже. Пыль на дороге, взвитая до небесной высоты, не давала возможности увидеть, как долго телега была погоняема. Стоя, как болван, я смотрел на маленькую руку, прижатую к животу. На глазах её проступали слезы. Мне ничего не оставалось сделать.

– Извини, – как можно более теплое объятие хотело вернуть всё на место. Я ясно чувствовал, как сердце в её груди билось словно у марафонца, жар по телу разливался быстро и передавался мне. За какие-то считанные секунды мы оба пережили серьезный стресс. Тихо шепнул: – И за это извини, Каролина.

Кто вообще давал разрешение стегать бедных лошадей без моего ведома? Или это я, распалившись, так издевался над ними, что мог убить? А ведь и телега могла сломаться, и колеса могли отвалиться, и кони могли издохнуть сразу. Ничего этого не произошло. Весь механизм был остановлен. Осталась только пыль над дорогой, которая еще не скоро осядет, а может, будет там всегда.

Девушка была поражена быстрой сменой моего поведения, она молча смотрела на меня снизу, лишь слезы продолжали катиться по щекам. Еле мне удалось уговорить её пойти в уборную, чтобы успокоиться. Спустя некоторое время она вернулась и села напротив меня. Я не хотел смотреть на неё, вспоминая то, что происходило недавно. Пытался не поднимать глаз, чтобы не показать своей надменности и возвышенности над ней, как над подчиненной. А сердце не переставало стучать ни на секунду с того момента, как я стегнул лошадей впервые. Почему оно не затихло даже после остановки? Стыд брал меня изнутри. Не знаю, как я буду работать с ней дальше.

Она потерла ладони о колени, выдохнула. Я не чувствовал её взгляда на себе, но вся ординаторская наполнилась чугуном, и хотелось, чтобы он придавил меня как можно скорее. Каролина проговорила хриплым голосом:

– Хорошо, я расскажу эту историю.

Глава 5

Она взяла с меня обещание молчать. И еще одно обещание – не искать подтверждения её словам.

В ординаторской стояла гробовая тишина. Это ничуть не преувеличение: девушка даже не двигала глазами, и грудь, казалось, замерла. Я медленно сложил пальцы в замок и был готов спросить её, но она подняла голову и начала говорить:

– Извини, это нелегко вспоминать. Для меня прошло недостаточно времени, чтобы абсолютно забыть тот ужас, – она вздохнула, остановившись. – Мне очень многого стоили те дни и те, что шли за ними. Я не знаю, как я не сошла с ума, – она хотела рыдать, я слышал это. – Но до сих пор мне не понятно, почему всё закончилось именно так…

Я хотел прервать её, но пресек своё желание, поскольку знал, она расскажет всё, если я не буду давить и молча выслушаю. Каролина-Элис закрыла глаза, мне показалось, что веки её стали свинцовыми, тяжелыми.

– На самом деле, как я и рассказывала до этого, Элис и Джейсон были знакомы со школы, – меня не удивило, что она говорила о себе в третьем лице. Так она могла отстраниться от ситуации и взглянуть на неё непредвзято. – Не могу сказать точно, когда между ними вспыхнули чувства, потому что они общались так тесно, и это общение каждый день становилось всё более близким. Как обычно то бывает, школьные друзья становятся влюбленными на всю жизнь, – её губы скривились, хотя мне было непонятно от чего. – Вместе приходили в школу, сидели за соседними партами, перебрасывались записками, ходили в столовую и сидели за одним столом, читали одни и те же книжки, вместе уходили домой. Всё это было так естественно, что никому и в голову не приходило, что вся история обернётся именно так, – ладонь легла на лоб и спустилась на глаза. – Хьюго тоже привыкал к ним двоим, но понял свои чувства позднее, чем Джейсон. Они закончили школу и пошли в один медицинский университет. Хьюго опоздал на год и не попал с ними в выпускной год, но он считал это своим преимуществом, он хотел доказать Элис, что достоин её, что он лучше Джейсона-выскочки. Доказать Хьюго не успел, – она снова опустила голову.

Рассказ прервался. Я думал, она будет продолжать и что вся история займет целую ночь. Но девушка поднялась, быстро пролепетала о дежурстве и вышла вон из ординаторской, оставив меня наедине с легким запахом её духов. Меня ничуть не грызет совесть за грубое отношение к ней, и это не моё превосходство над ней как над медсестрой, это очень сильная жажда знать правду. Плохо понимая, зачем мне то нужно, я поднялся и последовал за Каролин-Элис. Накинув на плечи халат, я подошел к столу-стойке, за которым кучами лежали неразобранные или старые личные дела пациентов. Взглянув на часы, протянул руку к стационарному телефону, набрал номер кабинета главного врача и ждал ответа. Гудки тянулись медленно и муторно. В это время медсестра, стараясь не смотреть на меня, ходила от палаты к палате, проверяя спящих. Иногда она улыбалась одними губами, а глаза всё ещё выражали ту задумчивость и желание понять, почему всё произошло именно так. Повторив номер в четвертый раз, я услышал звук поднимающейся трубки. На том конце меня едва не послали, но мне было ясно, что санитары, дежурившие сегодня в том крыле, решили устроить себе небольшой праздник и выпить по нескончаемому количеству стаканчиков. Я вкрадчиво объяснил, что требуется сделать от несоображающего работника, на что он снова и снова говорил одно слово. Надеясь на его ответственность, спросил имя нерадивого санитара, записал на бумажке, которая лежала под рукой, и попрощался. Скулы сжал до того, что по лбу пошла дрожь. Ненавижу нерадивых и ленивых работников.

– Майкл? – тихо окликнула меня Каролина-Элис.

Словно спугнутый заяц, я поднял на неё глаза и выдохнул. Она стояла недалеко от выемки в коридоре, где располагался диван для гуляющих пациентов и их посетителей. Девушка не стала дожидаться моей реакции и прошла в ординаторскую.

– Извини, если я заставляю тебя это делать, – попросил я прощения, когда вернулся в кабинет.

– Ничего, – она сняла шапочку с головы и положила её рядом с собой. – Мне давно хотелось разобраться в этом.

– М-м, Элис? – спросил я осторожно.

Её лицо скривилось, она ответила мне твердым голосом:

– Я не Элис.

После её слов я не мог разобраться с тем, что творилось в моей голове. Губы девушки изобразили ухмылку, руки легко сложились на груди. Если она не является Элис, о которой она рассказывает, то кто же она? Женских персонажей в истории больше нет. Узнать её она могла, лишь являясь ей родственницей или…

– Нет, я не родственница Элис Уайт, – руки освободились друг от друга и уперлись в сидение. – И даже не сестра-близнец.

– Тогда почему? – я смотрел на неё прямо.

– Всё намного проще. Я ненавижу Элис, – каменные слова падали с высокой вершины, глухо отзываясь у подножия. – Ненавижу с тех самых пор, как Хьюго понял, что любит её, – голос начинал дрожать, но лицо старалось сохранять спокойствие. – Я была подругой Элис в университете, но она не знала, что я люблю Хьюго Симмса, её друга детства.

– Подожди, – у меня перехватило дух. – Хочешь сказать, что в этой истории был ещё и любовный… м-м, квадрат?

– Нет, ничего подобного, – складка на лбу разгладилась, мне стало немного спокойнее. – Только треугольник. Как бы сильно мне ни хотелось устранить Элис, я не могла сделать это, потому что дорожила Хьюго. Мне оставалось продолжать играть роль подруги и незамеченной поклонницы, – Каролина улыбнулась улыбкой Моны Лизы.

– Но разве Хьюго не знал о твоих чувствах?

– Почему же, – она быстро подняла брови и опустила их, – знал. Но что он мог сделать с этим? Он не стал бы читать мне нравоучения или отговаривать не совершать страшных ошибок. Он чувствовал лишь привязанность к Элис и Джейсону, а позже – только к Элис. Но меня он продолжал воспринимать как друга и товарища.

– И ты решила убить её? – задавал я глупые вопросы, пытаясь выведать правду.

– Нет же, я сказала, что находилась в стороне от всей этой истории, – она поводила руками и откинулась на спинку дивана. – Я бы ничего не выиграла таким способом.

– И что же ты получила, сохраняя нейтралитет? – я сощурил глаза.

– Хьюго. Как я того и хотела. Он женился на мне после свадьбы Элис и Джейсона, – девушка опустила глаза, – просто потому что у него не было другого выхода, – помолчала она, глядя на свои колени. – Да, не было.

– И ты считаешь, что никак не замешана в истории, раз ты не убила Элис?

– Верно.

– По-моему, всё как раз наоборот, – мне не хотелось говорить этого, но мой язык не знал о том. – Отстранившись от всего, ты только пустила все на самотек.

Мои слова поразили её. Она бы с радостью отправила меня в загробный мир королевства, если бы имела на то полное право.

– Отчего ты можешь это знать? Ты был на моем месте? Ты знаешь, что значит позволять любимому человеку любит другого, потому что ты не можешь причинять ему боль? Ты знаешь, каково это, чувствовать, что ты остался в доме один, а он уехал к ней, потому что она попросила акварельных красок? Ты знаешь, что такое мокрая подушка, на которой нет ни единого места, где бы ни была твоя слеза, подушка, которая противна тебе, потому что она не заменяет тебе его? Ты знаешь, что такое пустая и холодная кровать, пустующий стул напротив, пыльные полки для одежды, отсутствие мужского запаха в доме? Ты знаешь, как сильно разрывается сердце при виде той, что он любит? И ты должен делать вид, что всё между вами прекрасно, и нет никаких разногласий. Ты знаешь, каково это думать, что его сердце трепещет от радости, когда она ему улыбается, а не ты? Ты знаешь, как это, когда он дарит цветы ей, а не тебе? Ты знаешь, каково это, когда все его мысли о ней, а не о тебе? Ты понимаешь все мои чувства? – вскрикивала она, пытаясь дать мне понять мою неправоту.

Как нашкодивший школьник, я опустил голову и замолчал. Её разрывало на части. Если бы она могла, если бы одно её желание осуществилось, она бы давно стерла себя с лица Земли, она бы давно сделала всё, что хотела. Но она не могла. У неё не было сил. Она спрятала эту боль в себя, настолько глубоко, что думала, будто никто её не найдет. Она думала, что никто больше не всколыхнет эту историю. Она решила забыть эти мучения, замаскировать их под «легенду». А я нашел «легенду» и разорвал нити, зашитые на живую. Я всё испортил. И мне стыдно за все свои действия: за погоняемых коней, за следы на руке, за допрос, за обвинение. Я был виноват в её настоящей боли. Она бы могла продолжать тешиться «легендой», которая теперь бытует в королевстве, но я сделал что-то непоправимое.

Я прикоснулся к чему-то нереальному.