Один день мисс Петтигрю

Text
545
Reviews
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Don't have time to read books?
Listen to sample
Один день мисс Петтигрю
Один день мисс Петтигрю
− 20%
Get 20% off on e-books and audio books
Buy the set for $ 6,38 $ 5,10
Один день мисс Петтигрю
Audio
Один день мисс Петтигрю
Audiobook
Is reading Наталия Казначеева
$ 3,68
Synchronized with text
Details
Один день мисс Петтигрю
Font:Smaller АаLarger Aa

Miss Pettigrew

Lives For a Day by Winifred Watson

Preface © Henrietta Twycross-Martin 2000

© 2000 The Estate of Winifred Watson

© Юрий Мачкасов, перевод на русский язык, 2018

© Livebook Publishing, оформление, 2018

* * *

Предисловие

«Один день мисс Петтигрю» (1938) – очаровательная вариация на тему «Золушки», но и история ее переиздания тоже в некотором роде похожа на сказку.

Думаю, что впервые я прочла эту книгу еще подростком, потому что она была любимой книгой моей матери – к которой, как я теперь понимаю, она обращалась не только для того, чтобы сбежать на время в мир радостной фантазии, но и потому еще, что в определенном смысле мисс Петтигрю, немолодая, небогатая гувернантка, была схожа с ней самой. Она была матерью-одиночкой в те времена, когда это было непростой задачей (я родилась в 1942 году), и работала в том числе гувернанткой, кухаркой, а потом директором небольшой частной школы; денег это приносило немного, друзей – и того меньше, но зато у нас в избытке было неуверенности в будущем.

Это не мешало моей матери быть неизлечимой оптимисткой, и ее любимая книга укрепляла ее уверенность, что в конце концов все сложится хорошо – в чем она оказалась права. Поэтому мисс Петтигрю сопровождала меня в школе, потом переехала в Оксфорд, потом согласилась делить со мной жизнь университетского преподавателя, и наконец мы вместе вышли на пенсию в Кембридже, где в один прекрасный день я дала «любимую книгу своей матери» почитать бывшей коллеге – которая приняла и прочла ее с радостью, включила в программу своего курса, и даже разыскала впоследствии копию в библиотеке, чтобы немного подбодрить себя одним дождливым вечером.

Таким образом, моя любовь к «Мисс Петтигрю» явно основывалась более чем на одной семейной привычке – и поэтому, когда несколькими неделями позже, в еще один серый денек, в мой почтовый ящик упал ежеквартальный каталог издательства «Персефона», я перечла их обычную просьбу предлагать рукописи для рассмотрения и написала им ответ, а потом даже лично отнесла свою единственную копию в редакцию. И снова роман был принят с восторгом, а мне было поручено написать предисловие. «Прекрасно», – подумала я, и направилась в университетскую библиотеку, исполненная надежды – Уинифред Уотсон в тридцатые годы написала целых шесть романов, поэтому мне казалось, что найти о ней всю интересующую меня информацию не составит большого труда.

Увы, рецензии на ее книги не сообщили мне ничего; все записи «Метьюэн», ее первого издателя, пропали во время войны, в обычных источниках биографические данные отсутствовали – короче, я оказалась на мели. Но потом библиотекари вытащили для меня суперобложки первых изданий – и на одной из них было сказано, что мисс Уотсон, прежде чем стать писателем, работала машинисткой в Ньюкасле. Я немедленно позвонила в главную библиотеку этого города, но с этой стороны никакой помощи не последовало, кроме фамилии ее мужа и адреса, по которому она проживала в 1974 году. Тогда на помощь пришла телефонная книга; найдя в ней соответствующую строку, я набрала номер и спросила, известно ли моей собеседнице местопребывание некой мисс Уотсон. К моему полному изумлению, ясный голос ответил мне: «Это я».

Было немедленно назначено интервью, и я отправилась в Ньюкасл, где и имела двухчасовую беседу с мисс Уотсон, которая, в свои 93 года, все еще жила в собственной квартире в Джесмонде – где и провела почти всю свою жизнь; в точности та очаровательная и наблюдательная дама, какую и можно себе представить, читая ее книги. Она, впрочем, настаивала, что жизнь у нее была исключительно обыкновенная и ничем не примечательная. Однако из тех шести книг, которые она написала, «Мисс Петтигрю» всегда была ее любимой.

Уинифред Уотсон родилась в 1906 году при обстоятельствах, которые можно назвать вполне благоприятными – ее отец владел одним магазином в Гейтсхеде и тремя собственно в Ньюкасле. Основными посетителями этих магазинов были рабочие и их семьи; как она объяснила мне, в те времена рабочий люд не любил ходить в «большие магазины» в центре города, а предпочитал свои собственные, в бедных районах.

Мне кажется, этим и объясняется тот живой интерес к городской рабочей бедноте, который виден, например, в книге «В паре шагов» (1939), романе, последовавшем за «Мисс Петтигрю». Но для самой юной Уинифред жизнь в предвоенном Джесмонде представлялась спокойной и вполне счастливой; в семье были две старших сестры и братья-близнецы. Уинифред и сестры получили образование в интернате Св. Ронана в Бервик-он-Твид, откуда она поступила в реальное училище, а потом устроилась секретаршей. На этой должности обязанности ее были настолько незначительными, что в остающееся свободным время Уинифред перечитала множество романов. Когда однажды сестра спросила, что она читает, она ответила, что ужасную ерунду – и что сама написала бы значительно лучше. Услышав это, муж сестры сказал, что в таком случае пора бы и начинать. Что она и сделала: «На холме» (1935), ее первый роман, был создан полностью в рабочее время.

На следующей работе писать книги времени уже не оставалось, и «На холме» отправился в ящик стола – до тех пор, пока ее сестре совершенно случайно не попалось объявление в газете: литературный агент приглашал начинающих писателей присылать рукописи. Кто-то порекомендовал Уинифред сказать агенту, что у нее также готов и второй роман; это помогло, и издательство заключило с ней контракт на четыре книги. Таким образом, необходимо было срочно создать несуществующий второй роман, в результате свадьба, которая должна была состояться в июне 1935 года, была перенесена на январь 1936-го, чтобы летом ей ничто не мешало писать «Разные туфли» (1936). Даже выйдя замуж, Уинифред продолжала работать под девичьей фамилией; муж ее, судя по всему, очень гордился писательской карьерой своей супруги и всячески ее поддерживал.

«На холме», модный в те времена «сельский роман», того сорта, который был безжалостно высмеян Стеллой Гиббонс в «Неуютной ферме», сразу же принес молодому автору известность: рецензенты расхваливали суровую мощь сюжета, замешанного на убийстве из ревности и созданного юной и, если судить по официальным фотографиям, весьма миловидной дебютанткой. «Метьюэн» дало обед в честь выпуска книги в самом роскошном ресторане Ньюкасла – чего раньше ни одно другое лондонское издательство не делало. Фотографии молодого дарования появились во всех городских газетах, на обеде присутствовал весь цвет города, а специалист по классике Эмиль Рье, в то время директор «Метьюэн», лично проделал путешествие на север, чтобы дать лекцию в ее честь. Вскоре последовала радиопостановка, а в следующем году еще один обед дал толчок популярности «Разных туфель», романа, описывающего жизнь в Ньюкасле XIX века, – и принятого не менее благосклонно, как продолжение работы многообещающего нового автора.

С двумя романами, одним сельским и одним историческим, в запасе Уинифред Уотсон следующей своей книгой совершила крутой разворот. Но получив сигнальный экземпляр «Одного дня мисс Петтигрю», читатели остались в недоумении; они ожидали еще один «женский роман», желали сдержанных страстей на фоне провинциальной жизни давно ушедших лет, а не фантазии из Вест-Энда – гувернантка, певичка, кокаин и комедия положений. Уинифред протестовала, заявила издателям, что они совершают ошибку, но тем не менее выполнила свои обязательства, написав «Где-то в высоте», еще одну историю сельской страсти – такой силы, что один местный рецензент, качая головой, отметил: «Некоторые реплики и события кажутся нам не просто немного неприличными, но почти непристойными – настолько, что отвлекают от умело закрученного сюжета». В 1938 году были опубликованы обе книги сразу – и прием, выпавший на долю «Мисс Петтигрю», убедительно доказал правоту автора. Американское издание не заставило себя ждать, за ним последовал перевод на французский, а в 1939 году Уотсон согласилась и на перевод на немецкий; она рассказывала потом, что, запечатывая письмо, знала, что Англия будет воевать с Германией к тому времени, когда оно дойдет. Она оказалась права и в этом.

Что бы рецензент, осудивший «Где-то в высоте» за излишнюю вольность, сказал о «Мисс Петтигрю», мы, к счастью, не знаем. Предыдущие книги Уотсон ни в коей мере не могли подготовить читателей продукции «Метьюэн» к такой кардинальной смене направления, к празднику, веселью, легкомыслию, очарованию романа, расчисленного по часам, сюжета, более подходящего фильму с участием Фреда Астера. То умудренная, то наивная, Мисс Петтигрю неизменно изобретательна; героиня строго блюдет мораль, но разочаровывается в ней на протяжении единственного дня и начинает боготворить своих новых знакомиц, мисс Лафосс – обладательницу трех любовников одновременно (а также, вполне возможно, двух незаконных детей) и мисс Дюбарри, владелицу лучшего салона красоты во всем Лондоне, весело объясняющую, что «если с самого начала поставить вопрос „или замуж, или ничего”, то они, как правило, выбирают „замуж”. Мне повезло, он был от меня без ума, и долго такого темпа не выдержал. Ему достался приличный надгробный памятник, а мне – салон». И так далее – блестящие реплики, и полное отсутствие как сельского диалекта, так и суровой внутренней борьбы. Автор нашел наконец свой стиль. Шикарные ночные клубы тридцатых, роскошные вечерние платья, мужчины, разодетые в пух и прах, словно сходят живыми со страниц книги. При этом заметим, что Уинифред Уотсон ни тогда, ни впоследствии ни разу не открывала двери ночного клуба. «Когда пишешь, важно самому чувствовать, что пишешь правильно – тогда тебе обязательно поверят», – сказала она мне.

К тому времени, как началась война, Уотсон закончила и свой пятый роман, «В паре шагов» (1939), еще одну вариацию на тему «Золушки», взявшую от «Мисс Петтигрю» оптимизм и юмор, но перенесшую их в декорации современной городской нищеты. Обе книги до сих пор превосходно читаются. Последний роман, наполовину детектив, наполовину психологический этюд из жизни высших классов Лондона и окрестностей, был опубликован в 1943 году.

 

Этот роман, «Оставляю и завещаю», посвящен свекрови Уотсон, «в благодарность за неизменную доброту»; после 1943 года Уотсон не только ничего не издала, но даже и не написала, если не считать ста двадцати страниц набросков к еще одному роману, теперь утерянному. В потере стоит винить обстоятельства, а не сознательное решение: однажды вечером во время войны Уотсон осталась дома одна с сыном, и ребенок отказался засыпать в своей комнате на верхнем этаже, поэтому она принесла его вниз, в гостиную. Она рассказывала, что смотрела, как он смеется в колыбельке, когда услышала вой авиабомбы. Осколки взорванного камина уничтожили кроватку в его комнате; в соседних домах было несколько жертв. То, что сын оказался внизу, спасло его; он пережил войну, женился, и у него самого родились двое детей.

Уотсон угрожала бездомность, но, как она говорила, «в те времена женщины более старшего поколения не могли жить сами по себе – они просто не знали, как это делается»; ее свекровь переехала к замужней дочери, сама она – в дом свекрови, а ее мать, в свою очередь, – к ней. Писательству сразу же пришел конец. Как Уинифред объяснила мне – не с обидой, а всего лишь констатируя факт, – «невозможно писать, когда ни на секунду не остаешься одна». Шестью годами позже, снова в своем собственном доме, она почувствовала, что время ушло, и оставила литературные занятия без сожаления, как нечто, принадлежащее иному периоду своей жизни.

Хотя шесть книг распадаются в целом на две группы – три о жизни в северной провинции в прошлом веке и три в современных обстоятельствах, – при чтении подряд они поражают индивидуальностью: сельский роман, исторический, комическая фантазия, «бедная девушка выходит в свет», убийство с семейными осложнениями. И при этом все они поднимают вопросы, общие для «женских романов» того времени – описывают жизнь с точки зрения женщины, особое внимание уделяя преодолению трудностей и победе над обстоятельствами, необходимыми для наступления неизбежного счастливого финала.

Во время нашей встречи Уотсон заявила, что женщины читают женские романы, а мужчины – мужские; возможно, в те времена, когда она писала свои книги, это утверждение было более истинным, чем сейчас. Ее собственные романы отчетливо сюжетны; она точно знала, что́ произойдет еще прежде, чем выводила первую строку. Цельные истории, приятное чтение, взять в библиотеке и вернуть – в точности так, как сама Уинифред делала с теми книгами, о которых сказала потом, что может, по крайней мере, лучше, чем это, – и получила совет приниматься за дело. Северные романы Уотсон предвосхищают более поздние книги Кэтрин Куксон, поднимая схожие темы: сложные взаимодействие внутри семьи и между полами, разрешаемые способами, идущими поперек общепринятых норм и даже против закона – но такими, которые позволяют женским персонажам выжить и достичь успеха. Мне неизвестно с определенностью, что Куксон в юношестве читала романы Уотсон, но учитывая, насколько популярными и широко известными они были в то время в Ньюкасле, было бы удивительно, если бы она ничего о них не знала.

Сквозь все эти книги проходит тема женщины, получившей последний шанс, приспособившейся к новым обстоятельствам, оставляющей позади прежнюю жизнь – как и сама Уотсон, постоянно открывающая для себя новые жанры; смена направления была для нее неразрывно связана с писательством. В конце концов этот путь привел ее к тому, чтобы перестать быть писателем вовсе, к моему, но не к ее большому сожалению.

«Я прожила радостную жизнь», – сказала она мне. И, могу я добавить, написала радостную книгу – которая лежит теперь перед вами.

Генриетта Твайкросс-Мартин
Кембридж, 2000

Глава первая
9:15–11:11

Мисс Петтигрю открыла дверь и вошла в помещение бюро трудоустройства ровно в тот момент, когда часы прозвонили четверть десятого. Никакой надежды она, как обычно, не питала, но на этот раз хозяйка встретила ее улыбкой.

– А, мисс Петтигрю! А у меня для вас кое-что имеется. Сразу двое; доставили вчера, но уже после того, как я ушла. Так, где же… Ах, вот оно. К миссис Хилари, горничная. И к мисс Лафосс, гувернантка в детскую. Хм. Я бы предположила, что наоборот, но что есть, то есть. Может быть, она удочерила какую-нибудь сиротку-племянницу.

И она выдала мисс Петтигрю карточку с адресом.

– Вот, пожалуйста. Мисс Лафосс, Онслоу Маншенс, квартира пять. Сегодня ровно в десять. Как раз успеете.

– О! Благодарю! – еле слышно произнесла мисс Петтигрю, едва не падая в обморок от облегчения. Она крепко зажала в руке кусочек картона. – Я уже почти отчаялась. Теперь так редко нуждаются в услугах таких, как я.

– Да, нечасто, – согласилась мисс Холт и, закрывая за мисс Петтигрю дверь, подумала: «Надеюсь, от нее наконец избавились».

Выйдя обратно на улицу, мисс Петтигрю закуталась поплотнее. Стоял ноябрь, и день был холодный, серый и туманный, в воздухе висела морось. Блекло-бурое пальто мисс Петтигрю теплым назвать было сложно. Ему шел пятый год. Вокруг шумел моторами Лондон. Пешеходы поспешали по своим делам, стремясь как можно скорее покинуть неприютные улицы. Мисс Петтигрю влилась в общий поток, угловатая дама средних лет, роста тоже среднего, худощавая вследствие плохого питания, с выражением покорно-безнадежным, и с глазами, полными тихого ужаса – видного любому, кто бы в них заглянул. Но во всем мире никому не было дела, живет ли на этом свете мисс Петтигрю или нет.

Мисс Петтигрю дошла до остановки автобуса. Билет она себе позволить не могла, но еще менее она могла позволить себе опоздать и лишиться последней надежды. Автобус высадил ее примерно в пяти минутах ходьбы от Онслоу Маншенс, и ровно без семи десять она прибыла к месту своего назначения.

Здание, в котором находилась нужная ей квартира, выглядело очень роскошно и очень угрожающе. Мисс Петтигрю остро ощущала, что одета она нищенски, что благородство ее увяло, а храбрость изрядно повыбита неделями общения с биржей труда. На мгновение она остановилась и произнесла про себя: «Господи! Я знаю, что усомнилась в Твоем милосердии, так прости же мне и не оставь меня в этот час». К этой молитве она присовокупила небольшой довесок, впервые за долгое время позволив себе честно признаться в том, что раньше усердно гнала из своей головы: «Это мой последний шанс, и мы с Тобой оба это понимаем».

С этим она поднялась по ступеням и вошла в дверь. Портье проводил ее подозрительным взглядом. Храбрости на то, чтобы вызвать лифт, у нее не хватило, и она пошла по лестнице, оглядываясь на каждой площадке, пока не оказалась перед квартирой с номером пять. Небольшая табличка на двери гласила: «Мисс Лафосс». Мисс Петтигрю вперила взгляд в часики, оставшиеся ей по наследству от матери, дождалась, пока они показали ровно десять, и позвонила.

Никто не ответил. Она позвонила снова. В обычной жизни она, конечно же, не была столь напористой, но страх придал ей дерзости и даже отваги. В течение целых пяти минут она то нажимала, то отпускала кнопку звонка. Внезапно дверь распахнулась. За ней стояла молодая женщина.

Мисс Петтигрю ахнула. Существо, представшее перед ней, было настолько очаровательно, что немедленно навело на мысли о звездах экрана.

Небрежно ниспадающие золотистые кудри окружали лицо ореолом. В глазах, синих, словно колокольчики, все еще стоял недавний сон. Милая краска юности заливала щеки. Одета она была в пеньюар, но поверх набросила пышную накидку, из тех, что в сценах соблазнения падают с плеч самых знаменитых и обворожительных актрис. В вопросах особенностей платья и поведения царственных особ кинематографа мисс Петтигрю разбиралась прекрасно.

В унылой череде дней ее жалкого существования единственным ярким пятном было время разврата, которому она еженедельно предавалась в кино. На два часа она переносилась в зачарованный мир, населенный хрупкими красавицами, мужественными героями, коварными злодеями и благосклонными работодателями, где не существовало ни ужасных родителей, ни их не менее ужасного потомства – никого, кто мог бы требовать, торопить, терзать, отравлять каждую ее минуту. Никогда в жизни мисс Петтигрю не видела, чтобы хотя бы одна женщина спустилась к столу в шелковом белье и атласном пеньюаре с кружевами. В фильмах же так делала каждая. Поэтому когда перед ней во плоти явилось такое милое видение, она почти отказалась верить собственным глазам.

Однако от ее взгляда не ускользнула важная деталь. Лицо девушки, открывшей дверь, представляло собой застывшую маску испуга. Впрочем, при виде мисс Петтигрю она просияла, и черты ее лица немедленно разгладились.

– Я пришла… – робко начала мисс Петтигрю.

– Который час?

– Когда я начала звонить, было в точности десять. Как вы и указали, мисс… Мисс Лафосс? Я здесь уже пять минут. Сейчас пять минут одиннадцатого.

– Боже!

Неожиданная собеседница мисс Петтигрю круто развернулась и исчезла из виду. Войти она ее так и не пригласила, но призрак нищеты, стоящий перед некогда благородной дамой, продолжал подталкивать ее к безрассудным поступкам: мисс Петтигрю зашла и прикрыла за собой дверь.

«Без собеседования не уйду», – решила она.

Она успела заметить полу одежды, скрывшуюся за дверью соседней комнаты, и сразу услышала настойчивый голос:

– Фил! Фил, лежебока! Вставай! Половина одиннадцатого.

«Склонна к преувеличениям, что на детей влияет пагубно», – отметила мисс Петтигрю.

Пауза дала ей возможность осмотреться и оценить обстановку. Роскошные подушки на еще более роскошных креслах и диване. Пушистый, словно бархатный, ковер со странным, бесформенным узором. Невероятные, умопомрачительные занавески на окнах. На стенах – картины, свойства… весьма нескромного, определила для себя мисс Петтигрю. Безделушки всех цветов и размеров на каминной полке, на столе и этажерках. Ни одна из вещей не сочеталась ни с одной другой. И вместе с тем каждая сверкала необычностью, экзотикой, от которой захватывало дух.

«Для порядочной женщины комната вовсе неподобающая, – подумала мисс Петтигрю. – Моя дорогая мать ни в коем случае не одобрила бы. И все же… И все же – да, о, да, несомненно, именно такая, какая только и подошла бы этому воздушному созданию, столь внезапно упорхнувшему».

Она еще раз сурово и неодобрительно оглядела комнату, но неодобрение в ее груди уже теснилось странным чувством, похожим на возбуждение. Именно в таких квартирах и происходили события, случались явления, а их удивительные обитатели, вроде ее мимолетной собеседницы, вели кипучую жизнь, полную опасностей и приключений.

Вспугнутая собственными мыслями, принявшими столь легкомысленный оборот, мисс Петтигрю резко окоротила разыгравшееся воображение и направила его в практическое русло.

«Однако, дети, – размышляла она. – Где в этой невозможной комнате возможно играть или заниматься с детьми? Пятно грязи или чернил на этих подушках – это же святотатство».

Из-за двери соседней комнаты, являвшейся, по всей видимости, спальней, до мисс Петтигрю доносились звуки оживленной перепалки. Уютно-ворчливый баритон какого-то мужчины:

– Ну перестань. Иди сюда.

И высокий, требовательный голос мисс Лафосс:

– Ни в коем случае. Мало ли, что ты все еще сонный. Я-то уже встала, и у меня этим утром много дел. Не думай, что можешь тут спокойно прохрапеть до полудня, мне эту комнату еще убирать сегодня.

Вскоре дверь распахнулась, выпустила мисс Лафосс, и сразу вслед за ней – мужчину в шелковом халате такой ослепительной расцветки, что мисс Петтигрю заморгала.

Она стояла, подавшись слегка назад, сжимая сумочку дрожащими руками и ожидая в любую секунду требования объясниться, что означает ее присутствие в этой квартире. Жаркие волны накатывающего ужаса даже заставили ее вспотеть, хотя и слегка. Собеседования ей никогда не удавались. Внезапно страх охватил ее целиком, страх, что она уже проиграла и стоит одиноко на поле битвы, которая, однако, еще даже и не начиналась. Эти люди… никакие люди никогда больше не будут нуждаться в ее услугах, а тем более оплачивать их. Цепляясь за остатки достоинства, она выпрямилась и покорно приготовилась к тому, что сейчас ей велят удалиться.

Молодой человек скользнул по ней дружелюбным взглядом, никак не показывая, что удивлен.

– Утречко.

– Доброе утро, – сказала мисс Петтигрю.

Силы оставили ее, и она рухнула на ближайший стул.

– Она и вас из постели выдернула?

– Нет.

– Не может быть. С утра уж на ногах, и при полном параде?

– Сейчас тринадцать минут одиннадцатого, – строго заметила мисс Петтигрю.

 

– А! То есть и не ложились. Воля ваша, но кутить всю ночь – это не по мне. Хожу целый день сам не свой, если не высплюсь хорошенько.

– Но я не кутила всю ночь, – возразила мисс Петтигрю, слегка сбитая с толку.

– Ах, женщины. Удивительные создания.

Мисс Петтигрю сдалась. Поддерживать пикировку на таком уровне она не могла, так что просто молча уставилась на собеседника. Изящный, ухоженный, уверенный в движениях; карие, влажно поблескивающие глаза, темные волосы. Нос у него был скорее крупным, губы – довольно полными, и, взятые вместе, его черты, с одной стороны, говорили, что перед ней человек, с которым шутки плохи, но с другой – намекали, что при правильном обращении с ним вполне приятно иметь дело.

Ни к кому не обращаясь, он бросил небрежно:

– Возможно, некоторые так торопятся, что могут обойтись стаканом апельсинового сока, но я-то не могу. Я голоден. И мне нужен завтрак.

– Завтрак? – ахнула мисс Лафосс. – Завтрак! Ты же знаешь, горничная ушла, а я не умею. Я не смогу приготовить ничего сложнее крутого яйца!

– Терпеть не могу крутые яйца.

Взгляд мисс Лафосс нашел мисс Петтигрю. Это был просительный, молящий взгляд.

– А вы… умеете готовить?

Мисс Петтигрю встала.

– Мой отец неоднократно говорил мне, – сказала она, – что после моей дорогой матери я – лучшая кухарка, которую он видел в жизни.

Лицо мисс Лафосс озарилось счастьем.

– Я так и знала. Как только я вас увидела, то немедленно поняла, что на вас можно положиться. От меня-то толку никакого. Кухня – вот в эту дверь. Там должно быть все, что нужно. Но умоляю, скорее, скорее же!

Мисс Петтигрю, польщенная, окрыленная и озадаченная, направилась к указанной ей двери. Ей самой было давно и хорошо известно, что положиться на нее нельзя. Но, быть может, известно ей это было лишь потому, что до сих пор ее неизменно полагали бесполезной? Как знать, какие скрытые возможности таятся в каждом из нас? С гордо поднятым подбородком, сияющими глазами и учащенно бьющимся сердцем мисс Петтигрю вступила на кухню. За ее спиной мисс Лафосс продолжала настаивать:

– А ты пока брейся и одевайся, Фил. Завтрак будет готов для тебя, а ты – для завтрака. Я накрою на стол.

Войдя, мисс Петтигрю огляделась. Вполне современная кухня. Кафель на стенах, холодильник, электрическая плита, полки ломятся от продуктов. «Но боже, как неаккуратно, – отметила она. – И как неряшливо. Определенно, здесь раньше работала какая-то… ветреница».

Она сняла пальто и шляпку и принялась за дело. Вскоре воздух наполнился блаженным ароматом яичницы с ветчиной и свежего кофе. Она также обнаружила электрический тостер, и ломтики поджаренного хлеба улеглись на положенное им место. Мисс Петтигрю вышла в комнату.

– Готово, мисс Лафосс.

Мисс Лафосс засияла улыбкой благодарности. Она успела причесаться и подкрасить губы, а тонкий слой пудры позволил ее лицу расцвести еще полнее. Она, впрочем, так и не сняла шелковый пеньюар и выглядела столь невыносимо очаровательной, что мисс Петтигрю подумала: «Неудивительно, что Фил звал ее обратно в постель». Эта мысль немедленно залила ее болезненной, мучительной краской глубочайшего стыда – просто потому, что осмелилась возникнуть на краю ее целомудренного сознания. А вслед за ней пришла другая: «Мисс Лафосс. Как же так?»

– Ну вот, – озабоченно сказала мисс Лафосс. – Теперь вы покраснели. Я знаю, это все горячая плита. Потому-то я и не пристала к этому ремеслу. Цвет лица страдает просто невыносимо. Ах, мне так неловко!

– Ничего страшного, – покорно ответила мисс Петтигрю. – Я уже в том возрасте, когда… когда не имеет смысла заботиться о цвете лица.

– Не имеет смысла? – удивленно воскликнула мисс Лафосс. – Цвет лица имеет смысл всегда!

В комнату вошел Фил, уже одетый. Пальцы его были унизаны множеством перстней с блестящими камнями. Мисс Петтигрю незаметно покачала головой. «В дурном вкусе, – подумала она. – Порядочные мужчины столько колец не носят».

– Ага! – вскричал Фил. – Мой нос чует завтрак, а мой желудок говорит: «Подайте его сюда!» Вот настоящая женщина!

Мисс Петтигрю счастливо улыбнулась.

– Надеюсь, вы найдете его удовлетворительным.

– Даже не сомневаюсь. Хозяйка этого дома – бесполезная вертихвостка, но она хотя бы завела себе полезных подружек.

Он дружелюбно подмигнул, и Мисс Петтигрю внезапно, ясно и недвусмысленно призналась себе, что он ей нравится.

«Да, – строго обратилась она к той половине себя, которая протестовала против таких вольностей. – Вот так. Нравится, и все. Он, конечно, человек… не очень деликатный. Но ему неважно, что у меня нет денег и красивых платьев. Он видит перед собой женщину, и ведет себя с ней в соответствии со своими представлениями о приличии».

Возможно, все дело было в том, что он разительно отличался от всех мужчин, с какими она до сих пор встречалась. Не джентльмен, ни в коем случае, но его небрежные любезности неожиданно вызвали в ней теплое, почти уютное чувство – в отличие от безукоризненной ледяной вежливости, всю жизнь выпадавшей на ее долю.

Мисс Лафосс обратилась к ней:

– Я накрыла и вам тоже. Даже если вы уже завтракали, сейчас самое время для чашечки кофе.

– О! – сказала мисс Петтигрю. – Как это… невероятно мило с вашей стороны.

Ей захотелось расплакаться, но она сдержалась. Вместо этого она решительно подняла голову и сказала тоном, не допускающим возражений:

– Прошу вас, садитесь. Я сейчас подам завтрак. Все стынет.

Фил в самом деле ел с удовольствием. Он неторопливо расправился с грейпфрутом, яичницей, хлебом, джемом. Потом сыто откинулся на спинку стула и извлек из кармана пачку дешевых сигарок.

– Чертовски извиняюсь, – обратился он к мисс Петтигрю. – Сигарету предложить не могу, как нарочно с собой нет. Вечно собираюсь взять, и вечно забываю.

Мисс Петтигрю встрепенулась и приятно порозовела. Возможно, не такая уж она и старая развалина, если мужчина считает возможным предложить ей закурить?

– Опять ты куришь эту гадость, – проворчала мисс Лафосс. – Не выношу их запаха.

– Привычка, – виновато сказал Фил. – Начал их покупать, когда настоящие сигары были не по карману, а теперь сигар и не хочется.

– Что ж, о вкусах не спорят, – примирительно заметила мисс Лафосс.

В течение всего завтрака обостренное женское чутье мисс Петтигрю сигнализировало ей, что хозяйка находится в состоянии крайнего возбуждения, которое она пытается скрыть за непринужденной улыбкой. Внезапно мисс Лафосс вскочила и бросилась на кухню.

– Кофе, мне нужен еще кофе!

Мисс Петтигрю проводила ее взглядом и заметила, что на пороге мисс Лафосс остановилась и сделала в ее сторону взволнованный призывный жест.

Мисс Петтигрю сложно было назвать опытной актрисой, но этот эпизод она отыграла блестяще. Она поднялась из-за стола, и в голосе ее прозвучало точно выверенное ироническое терпение.

– Придется уж мне. Она вполне способна половину вылить на себя.

На кухне мисс Лафосс взволнованно схватила ее за руку.

– Выставьте его. О боже! Что же делать! Прошу, избавьтесь от него немедленно. Только чтобы он ничего не заподозрил. У вас это получится. У вас все получается. Умоляю, выставьте его!

Она заламывала руки, ее милое личико смертельно побледнело. На кухне сгущались тучи. Пытаться противостоять напору мисс Лафосс было бесполезно, и вдвойне бесполезно для мисс Петтигрю, с ее отзывчивым сердцем. Она полностью отдалась состраданию и симпатии, слабо понимая при этом по отношению к чему. И вместе с тем, за фасадом услужливости, мисс Петтигрю виновато призналась себе, что испытывает также невероятно упоительный, безграничный восторг. «Вот, – подумала она, – вот что такое жизнь. До этого момента я просто не жила».

Однако одной жалостью тут было не обойтись. Прелестное дитя ожидало от нее действий. Никогда в жизни мисс Петтигрю не оказывалась в ситуации, требующей такой тонкой работы. Она лихорадочно цеплялась в уме то за одно, то за другое обстоятельство прежней жизни. Какой опыт мог бы пригодиться ей в эту минуту? Может быть, когда она служила у миссис Мортелман в Голдерс-Грин, с этим ее невыносимым супругом, с которым миссис Мортелман так ловко управлялась? А если… Мисс Петтигрю неожиданно почувствовала, как ее заполняет изнутри удивительная, уверенная сила. Прекрасная незнакомка верит в нее, и эту веру она не предаст. Мисс Петтигрю превратится на время в миссис Мортелман.