Ведьма моря Демонов

Хроман Завоеватель, талассократ Ахеры, стоял и смотрел, как его стражники выводят захваченных пиратов. Это был огромный мужчина. Его волосы и квадратно подстриженная борода были угольно-черными, несмотря на средний возраст, сила его воинственной юности все еще чувствовалась в его мощных конечностях. Он был одет в простую белую тунику и плащ с пурпурной отделкой; единственным признаком королевской власти была золотая корона на его голове и кольцо с печаткой на одном пальце. В пестрой толпе стройных, болтающих придворных он выделялся резким контрастом.

– Итак, они наконец-то поймали его, – пророкотал он. – Итак, мы наконец-то избавились от Коруна и его морских разбойников. Может быть, теперь на земле воцарится покой.

– Что вы будете с ними делать, сир? – спросил колдун Шорзон.

Хроман пожал тяжелыми плечами.

– Я не знаю. Полагаю, пиратов обычно скармливают эрини на играх, но Корун заслуживает чего-то особенного.

– Возможно, публичные пытки, сир? Это может растянуться на много дней.

– Нет, дурак! Корун был самым храбрым врагом, который когда-либо был у Ахеры. Он заслуживает почетной смерти и достойной могилы. Не то чтобы это имело большое значение, но …

Шорзон обменялся взглядом с Хрисеидой, затем оглянулся на приближающуюся процессию.

________________________________________

Город Таурос был построен вокруг полукруглой бухты, огромного пространства чистой зеленой воды, по поверхности которой плавали корабли со всего света – величайшая гавань, ибо никто не знал, столько существует пустых морских лиг. Столица Ахеры, с ее торговлей и империей целых архипелагов была самой могущественной из талассократий. За укрепленными морскими стенами в конце залива океан вздымался до самого затянутого облаками горизонта, серый, зеленый и янтарный. Внутри корпуса и паруса кораблей толпились ярким беспорядком вплоть до каменных доков.

Земля тянулась вверх от залива, и Таурос был построен на холмах, в переплетении улиц между домами, которые варьировались от глиняных хижин бедняков до мраморных вилл великих. За городскими стенами со стороны суши остров Ахера поднимался еще круче – изможденная скалистая местность с несколькими разбросанными фермами и стадами. Вся его сила пришла из моря.

Широкая прямая дорога, обсаженная сфинксами, вела прямо от гавани к дворцу, стоявшему на самом высоком холме в городе. В его конце широкая мраморная лестница вела в благоухающие императорские сады, в которых находился двор.

Люди толпились на улице, толпы напрягались, чтобы увидеть солдат, которые вели своих пленников ко дворцу. Весть о том, что Корун из Конахура, самый опасный из пиратов, наконец был схвачен, привела торговцев в экстаз и привела к падению страховых тарифов. В толпе раздался смех, насмешки над пленными, крики в честь короля.

Однако это не совсем так. Большую часть толпы составляли, конечно, ахейцы, стройный темноволосый народ, одетый, как правило, в легкую тунику и сандалии, гордый своей древней мощью и культурой. Они громче всех кричали на грабителей. Но были и другие, которые стояли молча и с мрачными лицами, не осмеливаясь высказать свои мысли, но делая их достаточно ясными. Высокие, светловолосые мужчины из самого Конахура, раздраженные правлением ахейцев; одетые в меха варвары из Норрики, синекожие дикари из Умлота, с высоким профессиональным уважением относящиеся к своим собратьям-пиратам; рабы с сотен островов, которые не переставали мечтать о доме и помнили, что у Коруна была привычка освобождать рабов, когда он захватывал корабль или город. Другие могли быть нейтральны, так как пришли издалека, чтобы их это волновало, потому что Корун атаковал только ахейские галеры; черные люди из туманного Орзабана, чилацисы медного цвета, желтые волшебники из таинственного Хиунг-ну.

Солдаты быстро повели своих пленников вверх по улице. Это были наемники, синие умлотуанцы в сверкающих корсетах и шлемах ахейских войск, вооруженные коротким мечом и квадратным щитом Ахейры, а также длинными алебардами, которые были их особым оружием. Когда толпа подходила слишком близко, они размахивали прикладами с силой, ломающей кости.

Плененные пираты были в основном из Конахура, хотя был представлен ряд других земель. Они устало ковыляли, одетые в лохмотья, отягощенные цепями по рукам и ногам. Только один из них, мужчина во главе, шел прямо, но шел он с высокомерием завоевателя.

– Это, должно быть, сам Корун, вон там, перед ними, – сказала Хрисеида.

– Так и есть, – кивнул Шорзон.

Они двинулись вперед, чтобы лучше рассмотреть. Незаметно двор отшатнулся от них. Советника и дочь Хромана боялись в Тауросе.

Шорзон был высоким, худым и сухим, как будто Небесный Огонь за вечными облаками обрушился на него и выжег всю влагу из изможденного тела. У него были благородные черты старой ахейской аристократии, но его глаза были темными, запавшими и горели странным огнем. Даже в жаркий полдень он был одет в черную мантию, ниспадавшую до ног, и его белая борода струилась по ней. Люди знали, что он научился колдовству в Хиунг-ну, и ходили слухи, что, несмотря на всю воинственную силу Хромана, именно Шорзон действительно доминировал в королевстве.

Хроман женился на дочери Шорзона – никто не знал, кем была ее мать, хотя считалось, что она была ведьмой из Хиунг-ну. Она недолго прожила после рождения Хрисеиды, чей дед, таким образом, взял на себя большую часть ее воспитания. Ходили слухи, что она была такой же ведьмой, как и он – колдуном.

Конечно, она могла быть жестокой и неуправляемой. Но в ней была странная темная красота, которая преследовала мужчин. Невозможно было пересчитать всех людей, готовых умереть за нее … И, как говорили, они умирали через одну или две ночи.

Она была высокой и гибкой, с черными как ночь волосами, которые ниспадали до талии, когда их распускали. Ее глаза были огромными и темными на холодно выточенном прекрасном лице, а полные красные губы отрицали строгую, подобную богине красоту ее лица. Сегодня она не прикасалась к тяжелому золоту и драгоценностям двора; белое платье свисало вокруг нее ослепительными складками. Ей не было равных.

Пленники прошли через дворцовые ворота, которые с лязгом захлопнулись за ними. Они поднялись по лестнице и вошли в аромат зеленых деревьев и кустарников, цветущих растений и бьющих фонтанов, которые были садом. Там они остановились, и двор жужжал вокруг них, как мухи вокруг мертвого животного.

Хроман подошел к Коруну.

– Приветствую, – сказал он, и в его голосе не было насмешки.

– Приветствую, – ответил пират тем же ровным тоном.

Они смерили друг друга взглядом двух сильных мужчин, которые поняли, о чем речь. Корун был ростом с Хромана, светлокожий гигант в цепях и лохмотьях. Выгоревшие от непогоды желтые волосы свисали до плеч с надменно поднятой головы, а его огненно-голубые глаза неотрывно смотрели на короля. Его лицо было худым, с длинной челюстью, кривым носом, ожесточенным горечью, страданиями и отчаянной бесконечной битвой. Закованный в цепи эринье не мог бы более свирепо смотреть на своих похитителей.

– Мне потребовалось много времени, чтобы поймать тебя, Корун, – сказал Хроман. – Ты устроил нам веселую погоню. Однажды я почти имел удовольствие лично познакомиться с тобой. Это было, когда ты совершил набег на Сераполис, помнишь? Я случайно оказался там и бросился в погоню на одной из военных галер. Но мы так и не поймали тебя.

– Это сделал один из кораблей. – Голос Коруна был странно мягким для такого крупного мужчины. – Он не вернулся, как вы, возможно, помните.

– Как они, наконец, поймали тебя? – спросил Хроман.

________________________________________

Корун пожал плечами, и цепи на его запястьях зазвенели.

– Ты уже знаешь все, о чем я хотел бы поговорить, – устало сказал он. – Мы приплыли в залив Илионтис и обнаружили, что нас ждет целый флот. Должно быть, кто-то наконец-то разглядел нашу крепость. -Хроман кивнул, и Корун пожал плечами, – они заблокировали наше отступление, поэтому мы просто сражались, пока все не были убиты или захвачены в плен. Эти полсотни человек – все, кто жив. К сожалению, во время боя я потерял сознание и, очнувшись, обнаружил, что я в плену. В противном случае, его голубые глаза обшарили суд с хлестким презрением, я мог бы сейчас мирно кормить рыбу, вместо твоих глупых рыбьих глаз.

– Я не буду затягивать это дело ради тебя, Корун, – сказал Хроман. – Твоих людей, конечно, придется отдать на игры, но тебя можно прилично и конфиденциально обезглавить.

– Спасибо, – сказал пират, – но я останусь со своими людьми.

Хроман озадаченно уставился на него.

– Но зачем ты вообще в это ввязался? – наконец спросил он. – С твоей силой, умением и хитростью ты мог бы далеко продвинуться в Ахере. Ты же знаешь, мы берем наемников из завоеванных провинций. Ты мог бы со временем получить ахейское гражданство.

– Я был принцем Конахура, – медленно произнес Корун. – Я видел, как вторглись на мою землю, а моих людей забрали в рабство. Я видел, как моих братьев зарубили в битве при Лирре, мою сестру взял в наложницы ваш адмирал, моего отца повесили, мою мать сожгли заживо, когда они подожгли старый замок. Они предложили мне амнистию, потому что я был молод, и им нужна была подставная фигура. Поэтому я дал клятву верности Ахере и нарушил ее при первой же возможности. Это была единственная клятва, которую я когда-либо нарушал, и до сих пор я горжусь этим. Я плавал с пиратами, пока не стал достаточно большим, чтобы управлять своими собственными кораблями. Этого достаточно для ответа.

– Может быть, – медленно произнес Хроман. – Ты, конечно, понимаешь, что завоевание Конахура произошло до того, как я взошел на трон? И что я, конечно, не мог этого отрицать, учитывая долг талассократа перед своей собственной страной, и должен был прекратить непрекращающееся бунтарство?

– Я ничего не имею против тебя самого, Хроман, – сказал Корун с усталой улыбкой. – Но я бы отдал свою душу огню преисподней за возможность обрушить твой проклятый дворец вокруг твоих ушей!

– Мне жаль, что все так закончилось, – сказал король. – Ты был храбрым человеком. Я бы хотел осушить с тобой много бокалов вина по ту сторону смерти.

Он сделал знак охранникам: "Уведите его".

– Одну минуту, сир, – сказал Шорзон. – Вы намерены запереть всех этих пиратов в одной камере подземелья?

– А что … я полагаю, что да. Почему нет?

– Я не доверяю их капитану. Закованный в цепи и заключенный в тюрьму, он все еще представляет угрозу. Я думаю, что он владеет определенными магическими техниками.

– Это ложь! – выплюнул Корун. – Мне никогда не нужны были твои вонючие женские уловки, чтобы расплющить таких, как Ахера!

– Я бы не оставил его с его людьми, – невозмутимо посоветовал Шорзон. – Лучше бы ему дали его собственную камеру. Я знаю одно место.

– Ну-ну, пусть будет так.

Хроман махнул рукой, отпуская его.

Когда Шорзон повернулся, чтобы увести стражников, он обменялся долгим взглядом с Хрисеидой. Ее глаза оставались прикрытыми, когда она смотрела вслед уходящим пленникам.

II

Камера была не больше человеческого роста, это была пещера, вырубленная в скале под фундаментом дворца. Корун скорчился на мокром полу в полной темноте. Цепи, которые они прикрепили к засовам в стене, лязгнули, когда он пошевелился.

– Вот так все и закончилось, – с горечью подумал он. – Дикая карьера изгнанного завоевателя, вздымание и всплеск кораблей под бегущими волнами, смех товарищей, звон мечей и шум ветра в снастях привели к этому – один человек, сгорбившийся в одиночестве и темноте, ожидающий во мраке вечности того дня, когда они вытащат его, чтобы его растерзали звери для развлечения дураков.

Они кормили его время от времени, раб приносил миску тюремного пойла, в то время как вооруженный копьем охранник стоял вне досягаемости и наблюдал. В остальном он был один. Он даже не слышал голосов других пленников; слышалось только медленное капанье воды и резкие звуки железных звеньев. Камера должна находиться даже ниже обычных подземелий, далеко внизу, в самых недрах острова.

Смутные образы проплывали в его сознании – высокие скалы вокруг залива Илионтис, огромные цветы, цветущие угрюмыми огнями в джунглях за пляжем, стройные черные корсарские галеры на якоре. Он вспомнил открытое небо, вечно затянутое облаками небо, под которым дули длинные влажные ветры, из которых лился дождь и сверкали молнии и становились жутковато-синими сумерки. Он часто задавался вопросом, что лежит за этими верхними облаками.

Время от времени, вспомнил он, можно было видеть смутный диск Небесного Огня, и он слышал о временах, когда невероятно сильные штормы открывали краткую трещину в верхних слоях облаков, чтобы пропустить поток обжигающего блеска, от прикосновения которого вода вскипала, а земля вспыхивала пламенем. Это заставило его задуматься о размышлениях философов Конахура о том, что мир на самом деле был шаром, вокруг которого вращался Небесный Огонь, принося день и ночь. Некоторые зашли так далеко, что вообразили, что это мир движется, что Небесный Огонь – это огненный шар в середине творения, вокруг которого вращаются все остальные вещи.

Но теперь Конахур был в цепях, вспомнил он, его народ склонился перед волей жадных проконсулов Ахеры, его искусство и философия – праздные игрушки завоевателей. Молодое поколение росло с мыслью, что, возможно, лучше всего уступить, стать частью талассократии и таким образом в конечном итоге получить равный статус с ахейцами.

Но Корун не мог забыть огромное пламя, колышущееся на фоне продуваемого ветром ночного неба, борющиеся фигуры на концах веревок, свисающих с деревьев, длинные ряды закованных в цепи людей, безнадежно спотыкающихся о невольничьи галеры под ударами ахейских плетей. Возможно, он слишком долго таил обиду, нет, клянусь Брианной Браннор! Была семья, которой больше не было. Этой обиды хватило бы на всю жизнь.

На всю жизнь, сардонически подумал он, которая теперь не слишком затянется.

________________________________________

Он устало вздохнул в вонючем полумраке камеры. Слишком много воспоминаний теснилось внутри. Годы, проведенные вне закона, были тяжелыми и отчаянными, но они тоже были хорошими. Там были песни и смех, и товарищество, и гигантские подвиги над бесконечной пустотой вод – долгая синяя тишина сумерек, мягкие черные ночи, серые дни с морем, серым, зеленым и золотым под шквалами дождя, ревущие и бушующие штормы, стремительный прыжок корабля, безумие битвы при взятии города или галеры, смерть так близко, что можно было почти услышать биение черных крыльев, оргия добычи и мести – пиратский город, травяные хижины под деревьями джунглей, набитые сокровищами, полные дерущейся похабной жизни, чванливые мужчины со шрамами на лицах и похотливые наглые женщины, красноватый свет костра отбрасывал ночь назад, в то время как прибой бесконечно грохотал по пляжу.

Что ж, все подошло к концу. И хотя он желал бы себе другой смерти, ему не пришлось долго ждать в этом страдании.

Что-то зашевелилось далеко в узком коридоре, и он уловил мерцающий свет факела. Нахмурившись, он встал, наклонился под низким потолком. Кто, черт возьми, это был? Было еще слишком рано для кормления, если только его чувство времени не пошло совсем наперекосяк. Он не думал, что игры могли быть подготовлены за несколько дней с момента его прибытия.

Они подошли ко входу в камеру и остановились, глядя внутрь в тусклом красном свете факелов. Губы Коруна искривились в усмешке. Шорзон и Хрисеида.

– Из всех подонков Ахеры, – прорычал он, – мне пришлось встретиться с тобой.

– Сейчас не время для дерзости, – холодно сказал колдун. Он поднял факел повыше. Красный свет превратил его лицо в забрызганную кровью тень. Его глаза были темными ямами, в которых тлели два уголька. Его черная мантия сливалась с окружающей тенью, его лицо и руки, казалось, бесплотно парили в сыром воздухе.

Взгляд Коруна переместился на Хрисеиду, и, несмотря на ненависть, которая горела в нем, он должен был признать, что она, возможно, была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел. Высокая, стройная и гибкая, двигающаяся с беззвучной грацией феракса из Песчаника, темные волосы, ниспадающие на холодную скульптурную красоту ее мраморно-белого лица. Она ответила на его голубой взгляд глазами темного пламени. Она была одета так, словно собиралась действовать: короткая туника, оставлявшая обнаженными руки и ноги, короткий черный плащ и высокие козырьки, но драгоценности все еще сверкали на шее и запястьях.

Позади нее появилась худая тень, при виде которой Корун напрягся. Он слышал о ручной эринье Хрисеиды. Люди говорили, что дьявольский зверь нашел в груди ведьмы более твердое сердце и уступил ей; некоторые говорили менее достойные упоминания вещи.

Прищуренные зеленые глаза уставились на Коруна, и жестокая морда открылась в клыкастом зевке.

– Назад, Периас, – спокойно сказала Хрисеида.

Ее голос был низким и сладким, почти ласковым. Казалось странным, что такой голос произносил ритуалы черной магии и приказывал заживо содрать кожу с тысячи беспомощных иссарианских пленников и советовал некоторые из самых темных интриг в кровавой истории Ахеры.

Она сказала Коруну:

– Это прекрасный конец для всех твоих благородных мыслей, человек из Конахура.

– По крайней мере, – ответил он, – ты приписываешь мне то, что они у меня были. Это больше, чем я бы сказал о тебе.

Красные губы изогнулись в циничной улыбке.

– Человеческие цели имеют привычку заканчиваться таким образом. Могучий воин, бич морей, заканчивает в грязной тюремной камере, ожидая немыслимой смерти. Старые эпики лгали, не так ли? Жизнь – не совсем то славное приключение, какой ее считают глупцы.

– Так могло бы быть, если бы не такие, как вы. – сказал он устало, – уходите, хорошо? Если вы даже не позволяете мне поговорить с моими старыми товарищами, вы можете, по крайней мере, избавить меня от вашей собственной компании.

– Мы здесь с определенной целью, – сказал Шорзон. – Мы предлагаем тебе жизнь, свободу, и освобождение Конахура!

Он покачал своей загорелой головой.

– Это даже не смешно.

– Нет, нет, я серьезно, – серьезно сказала Хрисеида. – Шорзон посадил тебя сюда одного не из злого умысла, а просто для того, чтобы сделать возможным этот приватный разговор. Ты можешь помочь нам с проектом, настолько неизмеримо большим, чем наши мелкие ссоры, что все, что ты можешь попросить взамен, будет ничем. И ты единственный человек, который может это сделать. Я говорю тебе это для того, чтобы, осознав, что у тебя есть какая-то переговорная позиция, ты встретился с нами на равных, а не как пленник с похитителем. Если ты согласишься помочь нам, ты будешь освобожден сию же минуту.

С внезапным пламенем внутри себя Корун напряг свое огромное тело. О боги, о всемогущие боги за облаками, если бы это было правдой!

Его голос дрожал:

– Чего ты хочешь?

– Твоей помощи в отчаянном предприятии, – сказала Хрисеида. – Я говорю тебе откровенно, что мы все вполне можем погибнуть в нем. Но, по крайней мере, ты умрешь свободным человеком, а если мы добьемся успеха, весь мир может стать нашим.

– Что за дело? – хрипло спросил он.

– Я не могу сейчас рассказать тебе все, – сказал Шорзон. – Но уже давно ходит история о том, что ты однажды приплыл в логово Ксанти, Морских Демонов, и вернулся живым. Это правда?

– Да. – Корун напрягся, с внезапной тревогой, дрожащей в его нервах. – Да, по великой удаче я вернулся. Но они не являются расой, с которой люди могут общаться.

– Я думаю, что силы, которые я могу призвать, будут соответствовать их силам, – сказал Шорзон. – Мы хотим, чтобы ты провел нас к их жилищам и по дороге научил нас языку, а также всему, что ты еще знаешь о них. Когда мы вернемся, ты можешь идти, куда захочешь. И если мы получим их помощь, то вскоре сможем освободить Конахур.

Корун покачал головой.

– В твоих планах нет ничего хорошего, – медленно произнес он. – Никто не приблизился бы к Ксанти с какой-либо благой целью.

– Ты сделал это, не так ли? – сухо усмехнулся волшебник. – Если ты хочешь знать правду, нам нужна их помощь в захвате правительства Ахеры, а также определенные знания, которыми они обладают.

– Если бы тебе это удалось, – упрямо возразил Корун, – то зачем тебе отпускать Конахур?

– Потому что власть над Ахерой – это всего лишь шаг к чему-то слишком далекому от мелких целей империи, чтобы ты мог себе представить, – мрачно сказал Шорзон. – Ты должен решить сейчас, парень. Если ты откажешься, ты умрешь.

Хрисеида пошевелила тонкой рукой, и эринье двинулся вперед на когтистых, как бритва, ногах. Кожистые крылья были сложены на длинном черном теле, колючий хвост жадно хлестал, а в худом горле вибрировало рычание.

– Если ты скажешь "нет", – раздался сладкий женский голос, – Периас вырвет тебе кишки. Это, по крайней мере, развлечет нас за наши хлопоты.

Затем она улыбнулась той ослепительной улыбкой, которая до этого приводила мужчин к гибели.

– Но если ты скажешь "да", – прошептала она, – тебя ждет судьба, которой позавидовали бы короли. Ты сильный человек, Корун. Мне нравятся сильные мужчины.

Корсар посмотрел в теплый темный свет ее глаз и снова на ледяной блеск дьявольского зверя. Ни один безоружный человек никогда не выживал под натиском эринье, и он был закован в цепи.

При мысли о возвращении в темный дом Ксанти он содрогнулся. Но жизнь все еще была удивительно сладкой, и как только он сможет свободно передвигаться, у него все еще может быть какой-то шанс сбежать или даже одолеть их.

Или кто знает? Он задался вопросом, с кратким головокружением, могла ли темная ведьма перед ним быть такой злой, как говорили ее враги. Сильная и безжалостная, да, но таким был и он. Когда он узнает всю правду о ее грандиозных планах, он, возможно, даже решит, что они были правильными.