Борьба Иви

Моим родителям, чьи рассказы о нашей семье я позаимствовала для этой книги. Переделанные, изменённые до неузнаваемости, эти истории – здесь

Holly Webb

EVIE’S WAR

Text © Holly Webb, 2018

The original edition is published and licensed by Scholastic Children’s Books, a division of Scholastic Limited

© Покидаева Т., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Глава первая

Входная дверь глухо захлопнулась за спиной. Иви подавила тяжёлый вздох. Как хорошо было на улице, на свежем воздухе! Из церкви они шли пешком, и морской ветер на время развеял весь ужас произошедшего. Но в доме воздух был душным и пыльным, плотным и спёртым. Казалось, что даже сад вокруг дома погрузился в печаль. Они пришли сами, родители поехали в экипаже вдвоём, мама совсем обессилела от горя, и папа отправил девчонок домой под присмотром Дэвида.

– Что нам делать? – спросила Китти слабым, тоненьким голоском. Под траурной чёрной вуалью её крошечное бледное личико казалось измученным. Даже её голубые глаза сделались тускло-серыми, а светлые волосы будто поблёкли и стали почти бесцветными. Иви подумала, что она сама выглядит точно так же – но у неё ещё и красный нос, потому что на кладбище она плакала, а Китти нет. Китти просто стояла, глядя на гроб, который казался гораздо меньше Александра. Может быть, потому, что при жизни Алекс был шумным, безудержным, любопытным, и всё время казалось, что его слишком много – а теперь его вдруг не стало.

– Что нам делать? – снова спросила Китти. – Мама уже дома?

Иви посмотрела на старшего брата. Дэвид же почти взрослый, ему пятнадцать, и о должен за ними присматривать. Он должен знать, что делать. Но он казался таким же растерянным, как и они, и постоянно озирался по сторонам, словно ждал и надеялся, что сейчас кто-то придёт и объяснит, что происходит. В конце концов он уселся на низенькую скамеечку рядом с вешалкой и невесело рассмеялся:

– Я вдруг подумал, что если бы Алекс увидел вас в этих нарядах, – он кивнул на сестёр, одетых в чёрное с головы до ног, с плотными чёрными вуалями на шляпках, – он бы сказал, что вы похожи на парочку чёрных жуков. – Дэвид шмыгнул носом.

– Или на глупых летучих мышей. – Китти подняла руки и взмахнула, как крыльями, большой пелериной на чёрном пальто, которое сшила для неё папина знакомая портниха.

Иви хихикнула и тут же испуганно зажала рот ладошкой. Их младший брат умер. Сейчас не время для смеха. Но они с Китти уже больше недели ходили печальные и молчаливые и вели себя как примерные девочки, и всё это время смех копился внутри, раздувался, как готовый лопнуть воздушный шар. В церкви она случайно услышала разговор двух старушек, обсуждавших их с Китти – дескать, они словно два маленьких ангела, такие хорошенькие и воспитанные, – и ей было приятно, что её похвалили. Она ещё ниже склонила голову – и тут же, поймав себя на самолюбовании, покраснела от стыда. Хорошо, что на шляпке была вуаль, скрывающая её лицо. Ей действительно стало стыдно за себя. Хотя по всем ощущениям происходящее и вправду казалось спектаклем. Или игрой вроде шарад. Трудно было держать в голове, что всё это по-настоящему. На самом деле. Всё случилось как-то уж слишком быстро, и с тех пор как Алекс заболел, Иви жила словно во сне. Ей приходилось бежать, чтобы не отставать от настоящего, а теперь время как будто умчалось вперёд, и его уже не догнать.

Подавив неуместный смех, Иви сняла свои чёрные перчатки и убрала их в карман. Наверное, надо подняться наверх. Не стоять же в прихожей весь день! Она вдруг поняла, что ждёт, когда мисс Дженнингс выйдет к ним, велит немедленно переобуться в домашние туфли, снять шляпки и эти странные пальто с крыльями летучих мышей и идти заниматься чем-нибудь полезным: продолжить вышивать или выучить ещё десяток французских слов. Иви всё время забывала, что мисс Дженнингс больше у них не работает. Мама её уволила.

Иви считала, что мама не права, обвиняя во всём мисс Дженнингс. Алекс сам полез на мокрые камни на пляже у залива Солтвик и промочил ноги. Мисс Дженнингс запретила ему подходить к воде, но он никогда никого не слушался. И гувернантка отвернулась всего на полминутки, когда Китти крикнула, что на берег вынесло медузу. Они сразу помчались домой, и мисс Дженнингс заставила Алекса переодеться в сухое. К тому же была первая неделя июля – совсем-совсем лето, – и уже почти месяц стояла жара. Буквально за неделю до случая с Алексом папа водил их на море купаться, и мама говорила, что это очень хорошо для здоровья. Иви не понимала, почему морские купания полезны, а промокшие ноги вредны?

Значит, Алекс простудился вовсе не по вине гувернантки. Он несколько дней сильно кашлял, а потом так ослабел, что не смог встать с постели. Он умер через три дня, от «скоротечной пневмонии». Горничные говорили, что он докашлялся до смерти – Иви случайно подслушала разговор Сары и Лиззи, когда они повязывали траурные ленты на дверной молоток.

В тот же день мама уволила мисс Дженнингс, и девочки видели, как та молча спускалась по лестнице, прижимая к глазам шёлковый носовой платок. Этот платок Китти ей подарила на Рождество и сама вышила в уголке инициалы «МД», потому что они с Иви не знали имени мисс Дженнингс, а вышить одну букву «Д» было бы странно. Она даже не попрощалась со своими воспитанницами – только прошептала что-то неразборчивое и ушла к себе в комнату. А ещё через час девочки наблюдали в окно, как их уже бывшая гувернантка идёт по улице со своим потёртым маленьким чемоданчиком – вниз по Сент-Хильдас-Террас в направлении железнодорожной станции.

Иви очень переживала за мисс Дженнингс. Она была лучшей из всех гувернанток, служивших в их доме, – и что с ней теперь? Вряд ли ей удалось сразу найти себе новое место. Может быть, прямо в эти минуты она сидит за столом в каком-нибудь жутком гостиничном номере и пишет ответы на объявления в газете своим аккуратным красивым почерком.

Иногда Иви представляла себе, что мисс Дженнингс и Алекс сейчас где-то вместе, и гувернантка вечно бегает следом за ним и велит оставить в покое бродячего пса и прекратить водить палкой по стойкам перил, потому что так делают только невоспитанные уличные мальчишки.

– Пойдём наверх, – сказала она Китти. – Мама с папой скоро вернутся.

Хотя их родители поехали из церкви в конном экипаже, дорога для транспорта шла в объезд, и пешком напрямик получалось быстрее. На обратном пути девочки с Дэвидом ненадолго задержались на мосту через портовую акваторию: просто стояли и молча смотрели на море. Иви с тоской поглядывала на маяк на краю гавани. Отсюда до пляжа рукой подать. Мисс Дженнингс водила их на прогулки по пляжу почти каждый день, даже при сильном ветре. Но оставшись без гувернантки, Иви с Китти практически не выходили из дома. Они не привыкли гулять без присмотра кого-то из взрослых, хотя родители не говорили, что это запрещено. Сёстры целыми днями сидели в игровой комнате, которую раньше делили с Алексом.

Здесь хранились почти все их игрушки: кукольный домик, старые куклы и одежда для кукол. И, конечно, игрушки Алекса. В тот день, когда Алекс промочил ноги на пляже у залива Солтвик, он играл в свою железную дорогу, и она так и осталась разложенной на полу. Раньше сёстры всегда возмущались, что Алекс не убирает за собой игрушки, но теперь никто не собирался убирать его железную дорогу. Даже горничные старались не задевать рельсы, когда подметали пол в игровой, и игрушечные вагончики уже успели покрыться тонким слоем пыли.

Осторожно переступив через рельсы, Китти уселась прямо на полу посреди железнодорожного круга. Она вынула из кармана носовой платок, обшитый по краю траурной чёрной лентой в дюйм шириной, и бережно протёрла от пыли ближайший к себе вагончик, зелёный с золотыми деталями.

– Как ты думаешь, сколько ещё пройдёт времени, – хрипло спросила она у Иви, – пока мы не решимся убрать всё в коробку? – Она сглотнула слюну и чуть не закашлялась. – В смысле пока нам не станет уже всё равно или нас не начнёт раздражать, что мы вечно спотыкаемся об эти рельсы и поезда?

Иви покачала головой:

– Не знаю. Когда-нибудь наверняка так и будет. Но я совершенно не представляю когда. Может быть… через несколько лет. – Она умолкла, глядя на запылённые игрушечные вагончики. – А ты знала, что между мной и тобой у мамы был ещё ребёнок? – вдруг спросила она. – Но он сразу умер.

Китти прекратила полировать поезд и удивлённо уставилась на сестру:

– Нет, я не знала.

– Это был мальчик. Мисс Дженнингс мне рассказала.

Китти вздохнула:

– Значит, я стала огромным разочарованием для мамы с папой.

– У них уже был Дэвид, – заметила Иви. – В смысле у них не все девочки. – Иви тоже взяла в руки игрушечный вагончик и принялась вытирать его краем подола. – Между мной и Дэвидом тоже большой промежуток. Наверняка это значит, что были и другие дети, которые умерли. Я просто пытаюсь сказать… я пытаюсь сказать, что мама уже теряла детей. Она умеет справляться с горем. – Она яростно тёрла синюю крышу игрушечного вагончика, где темнело какое-то пятнышко. Может, кусочек засохшего печенья. Или капля варенья. Пятно было липким. – Хотя теперь ей тяжелее. Алекс всё-таки был уже не младенцем.

– А я тоже могу умереть? – Китти уронила платок и уставилась на сестру широко распахнутыми испуганными глазами. – Я же совсем не намного старше Алекса.

– Нет, ты не умрёшь, – быстро проговорила Иви. Но она не могла этого знать наверняка, и ей показалось, что Китти почувствовала её неуверенность.

– Я постараюсь никогда не промочить ноги.

– Мне кажется, дело не в том, что он промочил ноги, – прошептала Иви. – Просто так получилось. И тут уж ничего не поделаешь. – Она виновато оглянулась на дверь. Ей показалось, она услышала какой-то звук. Словно кто-то стоял за дверью, переминаясь с ноги на ногу. Мама редко заходила в игровую комнату – но вдруг она случайно подслушала, как они с Китти говорят об умерших младенцах?

– Ты чего испугалась? Это просто собаки, – сказала Китти.

Дверь приоткрылась, и в комнату вошёл крупный эрдельтерьер. Он ласково прислонился к плечу Иви. Его жёсткая кудрявая шерсть щекотала ей ухо. Иви погладила его по носу и прошептала:

– Здравствуй, Брэнди, мой ангел.

– Только не говори так при маме, – предупредила её Китти. – Теперь, когда Алекс стал настоящим ангелом, так нельзя. А то мама рассердится, а потом снова заплачет.

Иви кивнула. Вчера мама вежливо отказала соседке, когда та пригласила Китти к ним в гости поиграть с её дочкой. Китти ни капельки не расстроилась и объявила за завтраком, что лучше вообще умереть, чем идти в гости к Эдит, самой противной из всех противных девчонок. За столом воцарилась пугающая тишина, а потом мама уронила нож на тарелку – он упал с оглушительным звоном – и выбежала из столовой, прижимая к глазам носовой платок. Все домочадцы старались следить за своими словами, но за всем уследить трудно. Дэвид и вовсе почти перестал разговаривать.

Брэнди обернулся к двери с выражением терпеливого ожидания на морде – а может, Иви так показалось.

– Иди сюда! – позвала Иви. – Ты уже почти у цели!

Из коридора донёсся яростный топот крошечных лапок. В комнату пулей влетел щенок таксы и, с разбегу вскарабкавшись на колени к Иви, улёгся, тяжело дыша.

Иви погладила его по спине:

– Утомился, мой бедный. Макс такой маленький, а ступеньки такие большие. Брэнди тебя не дождался, да? Бросил прямо на лестнице?

Макс только недавно научился подниматься по лестнице. Ещё неделю назад его приходилось относить наверх на руках: короткие лапки не позволяли ему взбираться по ступенькам. Иногда Брэнди вставал на ступеньку выше и ободряюще лаял, наблюдая, как Макс карабкается наверх, но чаще убегал вперёд, бросив малыша одного. Иви казалось, что Брэнди до сих пор ревнует и пользуется отсутствием Макса – тот догонял его лишь через пять-десять минут, – когда всё внимание достаётся ему одному. Однажды он попытался втащить Макса наверх, схватив зубами за шкирку, но щенок так отчаянно дёргался и извивался, что Брэнди пришлось его выпустить. Макс потом укусил Брэнди, причём достаточно сильно, и тот больше не пытался ему помогать.

Папа как-то раз пошутил, что в отношении Макса Брэнди придерживается политики вооружённого нейтралитета, но тут же посерьёзнел и что-то пробормотал Дэвиду о ситуации на Балканах. Иви так и не поняла, что это значит. Она погладила Макса по шёлковой спинке, и он, взвизгнув от удовольствия, перевернулся коричнево-розовым брюшком вверх и радостно замахал рыжими лапками. Он был самым красивым щенком на свете – с чёрной шёрсткой, блестящей, как папины сапоги, с аккуратными рыжими бровками и длинными мягкими чёрными ушками. Сейчас его ушки разметались по Ивиной юбке, как крылья.

– У него уши как половина его самого, – заметила Китти. – Может, он ещё и поэтому поднимается по лестнице так долго. Он, наверное, на них наступает и спотыкается. Такой глупыш. – Она ласково почесала Брэнди под подбородком.

Макс открыл один глаз и покосился на Китти. Он знал, что она любит Брэнди больше, чем его, и ему это явно не нравилось.

– Он ещё дорастёт до своих ушей, – сказала Иви, пропустив между пальцами одно ушко Макса, на ощупь напоминающее тёплый шёлк. – Может, по длине он будет такой же, как Брэнди. Только с короткими лапками.

Макс вдруг завозился, спрыгнул с колен Иви и, виляя хвостом, принялся деловито обнюхивать игрушечные вагончики на игрушечных рельсах.

– Он их погрызёт! – воскликнула Китти. – Иви, нельзя, чтобы он грыз Алексовы игрушки!

– Ничего он их не погрызёт. Нет, Макс. Нельзя!

Макс обернулся и укоризненно посмотрел на неё, как бы говоря: неужели я бы стал их грызть?! Он потыкался носом в рельсы, а затем аккуратно взял в зубы крошечную деревянную ёлку. Иви рванулась её отнять, но не успела. Раздался хруст дерева, и Китти испуганно вскрикнула:

– Я же тебе говорила! Плохой пёс, глупый пёс! Он вечно всё портит!

Иви усадила Макса к себе на колени и вытащила у него из пасти горсть мокрых щепок. Макс возмущённо рычал. Китти и Брэнди смотрели на них с одинаковым выражением ужаса пополам с негодованием.

– Это просто деревце, – пробормотала Иви. – Не самая важная часть железной дороги.

– Что сказал бы Алекс? – Китти горестно покачала головой. – Он любил эту железную дорогу со всеми домиками и деревьями. Он бы наверняка рассердился. – Она опустила ресницы и хитровато взглянула на Иви. – Надо сказать маме.

– Не скажешь! – Иви сердито уставилась на неё.

– Может, и не скажу, – легко согласилась Китти. – Но если он снова что-то испортит, тогда ты признаешься маме сама. Всё-таки это твой пёс.

Иви вздохнула:

– Ладно, договорились.

– И ты сейчас будешь делать всё, что я говорю. Ровно тридцать семь минут.

На день рождения Китти подарили маленькие дорожные часы. Это было за несколько дней до того, как заболел Алекс. Китти их обожала, повсюду носила с собой и при каждой удобной – и неудобной – возможности напоминала Иви, что у неё есть свои собственные часы, а у Иви нет. Впрочем, Иви не обижалась. Ей на день рождения подарили щенка, и этот подарок был в миллион раз лучше любых часов, хотя Макс и норовил погрызть всё, до чего мог дотянуться.

– Почему именно тридцать семь? – спросила Иви.

– Потому что мне так захотелось. Пойдём. – Китти подхватила свои драгоценные часы за крошечную серебряную ручку, вышла из игровой и направилась в их с Иви спальню. Иви, Брэнди и Макс послушно потопали за ней.

Увидев, как Китти открывает шкаф, Иви тяжело вздохнула. Она уже поняла, что они будут делать в ближайшие тридцать семь минут. То же самое, что вчера. И как только Китти не надоест!

– Нам нельзя снимать траур, – сказала она. – Когда будет можно, нам скажут.

– Мы только быстренько их примерим, а потом снова наденем всё чёрное, – ответила Китти. – Никто даже и не узнает. И можно надеть сарафаны прямо на платья. Ну пожалуйста, Иви… – Она умоляюще посмотрела на сестру, а затем выразительно взглянула на Макса, на мордочке у которого ещё виднелись деревянные щепки с остатками зелёной краски.

Иви снова вздохнула и, достав из шкафа две вешалки с тёмно-синими шерстяными сарафанами и переброшенными через крючки поясами, сплетёнными из золотого шнура, вручила сестре вешалку с сарафаном поменьше. Китти радостно ахнула, приложила его к себе и встала перед большим зеркалом на дверце шкафа.

– Не смей! – крикнула она Максу, попытавшемуся схватить зубами кисточку на конце пояса, и подняла пояс повыше, чтобы Макс до него точно не дотянулся. Щенок, повизгивая, ушёл под кровать обижаться.

Эти форменные сарафаны доставили из галантерейного магазина буквально вчера, и Китти влюбилась в них с первого взгляда. Не только потому, что в них они с Иви выглядели как настоящие школьницы, но ещё и потому, что это означало, что уже совсем скоро в их жизни наступят невероятные перемены. Никакой больше мисс Дженнингс (Китти скучала по ней не так сильно, как Иви, отчасти по той причине, что мисс Дженнингс всегда придиралась к её правописанию). Папа сказал им, что в этом году они пойдут в школу. Дэвид с первого класса учился в школе-пансионе для мальчиков, и через год в ту же школу должен был поступить Алекс, но Иви с Китти всегда обучались дома. Мама считала, что девочкам больше подходит домашнее образование. Но папа недавно завёл знакомство с кем-то из попечителей новой школы на Проспект-Хилл, и рассказы о ней пришлись ему по душе. Он написал директрисе письмо с просьбой о зачислении в школу обеих его дочерей, поскольку на Проспект-Хилл было подготовительное отделение – как раз для Китти. Он сам заказал девочкам школьную форму в «Спантоне»: синие сарафаны, светло-бежевые блузки и золочёные плетёные пояса – как знак принадлежности к «золотому стандарту» образования. Сёстры с нетерпением ждали первого сентября, когда должны были начаться занятия.

Они уже миллион раз перечитали рекламную брошюрку, пытаясь представить, каково будет учиться в школе. Брошюрка была совсем тоненькой и без картинок, но Иви с Китти не раз видели в городе учениц окружной школы, когда гуляли с мисс Дженнингс, и завидовали этим девочкам в скромной, но элегантной форме, завидовали их весёлому смеху, их большой шумной компании. Им хотелось скорее пойти в школу ещё и потому, что на занятия положено приходить в форме, и это значит, что им не придётся всё время носить только чёрное в течение всего полугода, пока длится траур по брату.

– Мне кажется, в школе придётся учиться ещё усерднее, чем дома, – сказала Иви, рассудив, что лучше предупредить Китти сразу. – У них, наверное, строго с правописанием. Может быть, даже строже, чем у мисс Дженнингс.

– Куда уж строже? – пожала плечами Китти, накручивая на руку золотой поясок. – Во-первых, там будет много других девочек. И мальчиков тоже – в нашем подготовительном классе. А значит, учительнице придётся проверять кучу тетрадок, а не только одну мою. – Она посмотрела на Иви, и её улыбка погасла. – Как думаешь, мама проводит нас в школу?

Иви нахмурилась. Сейчас мама в таком состоянии – то совершенно нормальная, то вдруг вся в слезах, – что даже если она и захочет их проводить, может выйти неловко.

– Наверное, нет… – задумчиво проговорила она. – Мама не хочет, чтобы мы пошли в школу. Как я понимаю, она собиралась найти нам другую гувернантку, чтобы мы продолжали учиться дома. Так что ей вряд ли захочется нас провожать.

Иви слышала, как мама с папой ругались. Вчера, когда привезли форму из магазина, мама обвинила папу, что он хочет отнять у неё всех детей. Она плакала и кричала, и Иви поспешила увести Китти наверх.

– Мы и сами дойдём, без провожатых, – решительно заявила Китти, хотя вид у неё был немного встревоженный. – Все дети так ходят. А кто-то даже ездит в школу на автобусе, я сама видела. – Она широко распахнула глаза. – На автобусе, представляешь?! Совсем одни!

Иви кивнула и пробормотала:

– Мы тоже привыкнем ходить одни. – Она разделяла восторги сестрёнки, и всё же ей было немного боязно, ведь раньше они никогда не ходили по городу без гувернантки. – Давай я тебе помогу. Подними руки.

Она надела на Китти форменный сарафан, натянув его через голову прямо поверх чёрного платья, и подвязала пояском. Сарафан оказался длинноват. Даже с поясом, который его приподнял, он доходил Китти почти до лодыжек. Иви подумала, что его обязательно надо укоротить. Раньше мама всегда следила за их одеждой, и если какие-то вещи оказывались не в пору, она отдавала их на переделку знакомой портнихе. Той самой, которая сшила им с Китти эти странные чёрные пальто с пелеринами-крыльями. Иви понимала, что сейчас явно не самое подходящее время, чтобы спрашивать у мамы насчёт сарафанов. Впрочем, до первого сентября ещё больше месяца. Может быть, Китти успеет чуть-чуть подрасти. Или мама… придёт в себя. Иви посмотрела на Китти – такую маленькую и нелепую в этом подпоясанном сарафане поверх чёрного платья, похожую на перетянутый бечёвкой пшеничный пудинг, – и её сердце сжалось от пронзительной нежности к младшей сестрёнке. Теперь они с Китти остались вдвоём. Алекса больше нет, а Дэвид почти взрослый, он уже не считается. Иви твёрдо решила, что не даст Китти в обиду. Если кто-нибудь в школе станет дразниться, что у Китти слишком длинный сарафан, Иви такое ему устроит… такое… правда, что именно она устроит, пока непонятно. Иви знала о школе только из книжек Анжелы Брэзил, которые ей присылала тётя. Каждую книжку Иви перечитывала по сто раз, заворожённая рассказами о неведомом школьном мире. Хотя, может быть, в жизни всё будет совсем не так, как описано в книгах.

Приступ сестринской любви миновал, и в сердце Иви вновь поселилась гнетущая, страшная пустота. Было так странно, что Алекса больше нет. Растерянность и боль утраты не проходили со временем, как это было, когда умер Питер, Ивин кролик. Иви несколько дней безутешно рыдала, а потом начала забывать – и вспоминала только тогда, когда её взгляд случайно натыкался на пустую клетку, и она снова плакала, но уже не так горько, как прежде. А потом наступил её день рождения, и папа подарил ей Макса.

Конечно, она понимала, что смерть кролика нельзя сравнивать со смертью брата, потерю которого ничем не восполнишь, – но ей почему-то казалось, что именно так всё и будет. Со временем боль притупится и горе отступит. Но горе не отступало. Зияющая пустота в её сердце становилась всё больше и больше, и от каждого пустяка – когда она видела разбросанные по полу игрушки брата или когда Брэнди скрёбся в дверь его спальни – ей хотелось выть в голос.

– Ну всё, Китти, снимай сарафан, – сказала Иви так резко, что у Брэнди встревоженно дёрнулись уши. – А то вдруг мама войдёт и увидит? Тебе точно достанется. – Она потянула за кисточку на конце пояса Китти.

Китти нехотя отвернулась от зеркала.

– Да, наверное, ты права, – вздохнула она. – Скорее бы сентябрь! – И она послушно позволила снять с себя школьный сарафан.

Пока Иви вешала сарафаны обратно в шкаф, Китти открыла ящик комода, где лежали тоже купленные для школы очень красивые новые блузки из плотного светло-бежевого шёлка. Вдоволь налюбовавшись обновками, Китти уселась на пол, обняла Брэнди одной рукой и открыла зелёный кожаный чехольчик своих дорожных часов.

– Тридцать семь минут ещё не прошло, – сердито пробормотала она.

– Тогда говори, что будем делать в эти оставшиеся сколько-то там минут. – Иви села напротив неё и усадила Макса к себе на колени, старательно напоминая себе, что ещё пару минут назад её сердце сжималось от нежности к младшей сестрёнке.

Китти шмыгнула носом, и вдруг у неё из глаз хлынули слёзы. Потекли по щекам в три ручья.

– Я не знаю, – сбивчиво прошептала она. Брэнди встревоженно заскулил и принялся облизывать ей лицо. – Всё так плохо, так грустно. Я не знаю, что делать.

Иви придвинулась ближе к сестре и крепко-крепко её обняла:

– Я тоже не знаю, Китти. И, наверное, никто не знает. – Она вскинула голову и прислушалась. – Кто-то идёт! – Она быстро взглянула на шкаф, чтобы убедиться, что дверца закрыта, потом поднялась с пола, увлекая за собой Китти, и поспешно отряхнула ей платье.

– Иви! Китти! Вы где? – Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату влетел запыхавшийся Дэвид. Похоже, он поднимался по лестнице бегом. Интересно, подумала Иви, слышала ли его мама.

– Тише! – Она замахала на брата руками. – Не шуми! Нельзя беспокоить маму!

– Нет, ты послушай! – Дэвид схватил Иви за руку и сжал так сильно, что ей стало больно. – Ты просто не знаешь! Папа вернулся домой…

– Значит, мама тоже вернулась. Поэтому не кричи, Дэви. И отпусти мою руку…

Но Дэвид сжал её руку ещё сильнее:

– Папа уже давно привёз маму домой, а сам поехал в контору. Послушай! Немцы вторглись в Бельгию! Мистер Асквит выступил с речью. Мы предъявили Германии ультиматум!

– Что предъявили? – спросила Китти, и Дэвид обернулся к ней. Иви воспользовалась возможностью вырвать руку и принялась растирать больное место, сердито глядя на брата.

– Э… Ультиматум. Это такой документ, где написано что-то вроде: «Делайте, что вам говорят, а не то будет хуже». Германия воюет с Францией и Россией, а мы пока в войну не вступали. Но теперь нам придётся объявить войну Германии, потому что давным-давно мы заключили с Бельгией договор и обещали её защищать от любого вторжения. Папа сказал, что король объявил всеобщий военный призыв. Все мужчины Йоркшира спешат вступить в армию!

– Мистер Асквит – этот тот дяденька, который носит пенсне и живёт на вершине холма? – спросила Китти. – Я думала, что его зовут Астон.

– Нет, Китти! Мистер Асквит – это наш премьер-министр! – воскликнул Дэвид, закатив глаза. – Неужели вы не понимаете?! Будет война!

Иви с сомнением покачала головой:

– Нет, вряд ли… Зачем нам война? Это же из-за убийства эрцгерцога, верно? Но ведь его застрелили в Сербии, Дэви. Это так далеко и вообще нас не касается. Я даже не знала, что есть какая-то Сербия, пока папа не заговорил о ней за завтраком.

– Будет война, вот увидишь. – Дэвид уселся на кровать Китти и покачал головой. – Я вот думаю… Что это значит конкретно для нас? Может, мне не придётся возвращаться в школу? Я даже не удивлюсь, если школы и вовсе закроют.

– Школы закроют?! – испуганно переспросила Китти. – Почему их закроют?

– Да, почему? – спросила Иви, кусая губы. Они с Китти так мечтали о школе, так ждали первого сентября, а теперь получается, что все их мечты были напрасны? – Не вижу причин, почему надо их закрывать. Это какая-то чушь!

Дэвид пожал плечами:

– Может, и не закроют. Но у нас в школе есть отделение Учебного офицерского корпуса. Я подумал, что всех старшеклассников, наверное, призовут. Я забыл, что есть ещё младшая школа.

– Но тебе только пятнадцать, – нахмурилась Иви. – Тебя не возьмут на войну.

– Почему это не возьмут?! – воскликнул Дэвид и сел прямее, расправив плечи. – У нас у всех есть военная подготовка.

– А ты хочешь пойти на войну? – спросила Иви.

– Конечно, хочу. Мы должны защитить Бельгию, Иви. Немцы совсем обнаглели. Пора их поставить на место. – Дэвид говорил очень серьёзно и стучал кулаком по кровати, причём с такой силой, что кровать дрожала при каждом ударе. Иви показалось, что брат даже не замечает, что делает. – Да, совсем обнаглели. Все так говорят, все мои одноклассники. Один из наших учителей ещё в прошлой четверти говорил, что война неизбежна, потому что Германия собирается захватить всю Центральную Европу и превратить её в тевтонское государство… то есть в немецкое, – объяснил он прежде, чем Китти успела спросить.

– Наподобие Британской империи? – нахмурилась Иви.

– Вот именно. – Глаза Дэвида потемнели от ужаса при одной только мысли о чём-то подобном. – Если мы вступим в войну… а я уверен, что вступим, это уже дело чести… мы разобьём этих пакостных немцев уже к Рождеству.

– Потому что мы их сильнее, – уверенно проговорила Китти, и Дэвид улыбнулся сестрёнке снисходительной улыбкой старшего брата:

– Конечно.

Наверное, к Рождеству они позабудут об Алексе, размышляла Иви, слушая Дэвида, который взахлёб, с горящими глазами пересказывал всё, что говорили учителя у него в школе, что говорил папа, что говорил их сосед (мальчик чуть старше Дэвида). Весь взбудораженный, разгорячённый, он был совсем не похож на того растерянного, поникшего Дэвида, стоявшего сегодня у могилы их младшего брата. Даже Китти, которая по возрасту была ближе всех к Алексу и проводила с ним больше времени, как будто забыла о своём горе. Сейчас она рылась в сундуке с игрушками – искала бумажные флаги, которые папа купил ей для украшения замков из песка.

– Вот! Нашла! – радостно закричала она, вытаскивая набор из-под стопки потёртых коробок с настольными играми. – Я же помнила, что у меня оставался британский флаг. – Она принялась бегать кругами по комнате, размахивая помятым бумажным флажком. – Боже, храни короля! Да здравствует Англия! Мы идём на войну!