Виртуал. Соло по Индии. Часть 2, она же – первая

Text
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Don't have time to read books?
Listen to sample
Виртуал. Соло по Индии. Часть 2, она же – первая
Виртуал. Соло по Индии. Часть 2, она же – первая
− 20%
Get 20% off on e-books and audio books
Buy the set for $ 4,69 $ 3,75
Виртуал. Соло по Индии. Часть 2, она же – первая
Audio
Виртуал. Соло по Индии. Часть 2, она же – первая
Audiobook
Is reading Элеонора Завгородняя
$ 2,99
Details
Виртуал. Соло по Индии. Часть 2, она же – первая
Font:Smaller АаLarger Aa

© Завгородняя Элеонора

© ИДДК

* * *

Читала и с головой и сердцем погружалась в мир героев. Очень тонко. Очень искренне. И очень глубоко. Одна из тех книг, которые не отпускают, и ты проходишь путь автора вместе с ним – плечом к плечу. Психологическая драма о любви, поиске себя и смысле жизни. Книга для всех и обо всех нас.

Юлия Винклер, литературный редактор издательства "Хатбер-пресс".

Элеонора, читаю Вашу книгу. Я не могу ее читать подряд. Я читаю ее постранично. Вот где открою, там читаю. Читаю, и у меня такое впечатление, что у меня происходит какая-то трансформация. Бывает, что прочитаю абзац, и хожу под впечатлением этого абзаца. Бывает, что прочитаю полторы страницы. Но я не могу читать больше. Меня это очень сильно удивляет. С другой стороны, на меня с Вашей книжкой какая-то благодать снисходит. Мне настолько нравится, как Вы пишете! Меня потрясает Ваша открытость и откровенность. Меня удивляет Ваше видение. Спасибо Вам! Вы сделали для меня неоценимый подарок. Мне кажется, я Вашу книгу буду читать несколько лет, чтобы с каждым разом трансформироваться, меняться, открывать для себя новые грани. Спасибо!

Ольга Бойко, партнёр компании Артлайф в статусе Президент.
* * *
 
Положи меня, как печать, на сердце твоё,
Как перстень, на руку твою:
Ибо крепка, как смерть, любовь…
 
Песнь Песней Соломона, (8:6,7)

Вместо предисловия

Я прекрасно понимаю, что после Анны Гавальда («Просто вместе»), Януша Леона Вишневского («Одиночество в сети»), Элизабет Гилберт («Есть, молиться, любить») и Михаила Володина («Записки белого человека») написать что-либо стоящее уже сложно. Но у меня есть оправдание – идею этой книги я вынашивала одиннадцать лет, она появилась задолго до того, как мою душу вывернули наизнанку книги этих людей. Одиннадцать лет я ходила «беременной» этой книгой, а это тяжело. Так что у меня не было вариантов – мне пришлось написать.

Глава 1
С чистого листа

На экране монитора переднего кресла показывали кино про спасательные жилеты.

…Я летела в Индию собирать себя по кусочкам…

В любом деле главное – начать. И – самое сложное. То же самое касается и того, когда пытаешься что-то рассказать. Это потом уже польётся поток, сам собой, сам найдёт нужное русло и подберёт слова, порой те, о существовании которых ты уже и забыл в вечной суете. А они раз – и возникают. Где-то лежали, забытые, как старые вещи, которыми давно не пользуешься. А пока непонятно откуда начинать, с какого момента, что важно, а что нет.

…Я встречала Новый год в разных условиях – в кругу семьи; в шумной компании друзей; вдвоём на даче – проснувшись за семь минут до боя курантов, на ходу натягивая штаны и куртки, хватая бенгальские огни и несясь напролом по сугробам через дорогу в лес, на любимую поляну с соснами. Я встречала Новый год, даже забираясь почти ползком на гору Шри-Пада, на четыре тысячи восемьсот с чем-то там ступенек. Но я никогда не встречала его одна в аэропорту у чёрта на рогах…

И сейчас я бродила по аэропорту Дубая… в поисках еды. Да, такое, знаете ли, совершенно приземлённое желание чего-нибудь съесть. Я бы вообще-то написала – «сожрать», но это неприлично, а я человек воспитанный. Съеденный в самолёте из Москвы до Дубая вегетарианский ужин переварился быстрее, чем того требовали обстоятельства, к тому же кто-то там что-то перепутал и мне вместо обычного вегетарианского ужина подсунули строгий мусульманский, который отличается от первого особой строгостью – нет там ни масла, ни сыра, который я люблю в любых его проявлениях. Сосед по креслу упрямо отказывался съесть плавленый сырок, который жена предлагала ему уже в пятый раз (их обед был стандартный – с мясом, рыбой, маслом – и сыром). «Вот стоит так упираться» – буркнуло что-то внутри меня (кажется, это был желудок. Он бы ни за что не отказался от сыра). Так вот, я бродила по аэропорту сначала в поисках еды, потом – в поисках обменного пункта, чтобы было чем заплатить за эту еду. Одиночное путешествие молодой белой женщины вызывало массу восторга у «восточных» обитателей дубайского аэропорта и мысль о том, чтобы снять с себя тёплую флисовую кофту, под которой была только тоненькая майка, пришлось похоронить в первые же две минуты. Так я и таскалась в жару, одетая как на Северном полюсе, обливаясь по́том и думая о том, как чудесно я буду пахнуть, сев в самолёт до Ченная. Думаю, соседи по креслу не забудут этот полёт никогда. Я развлекала себя тем, что пыталась найти плюсы этой ситуации.

«Кофта, конечно, жаркая, но она приятного светло-розового цвета, который привлекает к себе внимание – как яркое светлое пятно – видно издалека. Так что мужчина моей мечты обязательно заметит меня!» – говорила я сама себе. Но, увы, несмотря на все мои старания, этот негодяй (то есть мужчина-мечта), так меня и не обнаружил – во всяком случае, ко мне до самой посадки в самолёт так никто и не подошёл.

«Может, тебе надо было букет мимозы с собой взять, а? – язвительно хихикнул кто-то внутри меня – чтоб уж наверняка. Как в «Мастере и Маргарите», помнишь?». Но я была уже в благодушном настроении – я не только нашла еду, но и разменяла деньги, чтобы за неё заплатить – поэтому отпущенная в мой адрес колкость меня не задела.

«Точно! В следующий раз берём букет мимозы» – только и ответила я сама себе.

До боя курантов по московскому времени оставалось двадцать пять минут, и мне нужно было успеть за это время сесть за столик кафе и задобрить разбушевавшийся желудок найденной едой.

Пытаясь победить тазик салата, любезно принесённый мне официантом, я и не заметила, как на экране мобильника высветилось 11.59. Я набрала номер мамы:

– Алло, мама! С Новым годом!

– С Новым годом, доченька!

Трубку выхватил брат:

– Ну, это, ну с Новым годом тебя, что ли!

– У вас куранты пробили?

– Да вот сейчас бьют, слышишь? – на дальнем фоне действительно били куранты. – Мама спрашивает, когда у тебя следующий самолёт.

– Блин, вы бы мне хоть пожелали чего-нибудь, что ли, а то «когда у тебя самолёт»…

– Аааа… ну да… ну, это, желаю, – брат растерялся. У нас в семье не принято было говорить тёплые слова и вообще высказывать чувства. Это было чем-то сверхъестественным, как запуск в космос Белки и Стрелки.

– Спасибо. Дай маме трубку.

– Алё, доча, во сколько у тебя самолёт?

– Мам, ну ты хоть пожелай мне чего-нибудь!

– Счастливого пути! – мамин голос дрожал.

– Мам! Ну, ты чего? Нет, чтобы пожелать мне счастья, чтобы с началом моей новой жизни всё у меня сложилось так, как я задумала, чтобы я встретила свою судьбу и была счастлива…

– Желаю… – по телефону не видно было лица, но по голосу было понятно, что у мамы сейчас совершенно потерянный вид. Произнести такие слова, да ещё в присутствии отца и брата было невообразимо. Простые человеческие радости и слово «счастье» нашей семье были чужды.

– Мам, я улетела в самый Новый год к чёрту на кулички для того, чтобы начать новую жизнь, а ты даже не можешь мне ничего сказать!!!

– Но ты же сама себе всё сказала!

– Мам, но мне-то нужно услышать это от тебя!!! Ты же МАМА!!!

В трубке раздался тяжёлый вздох.

– Мам, ну давай, скажи это! Неужели это так трудно произнести?

Бедная женщина, которой волею судьбы выпало быть моей матерью, молчала.

– Мам, ты слышишь? Мне это нужно, мам!

Мы никогда не были близки с матерью – мы всегда были слишком разными. Мы с братом всегда были с иголочки одеты, накормлены, исключительно хорошо воспитаны. В нашем доме всё всегда сверкало чистотой и уютом. Но такие понятия как чувства, состояние души, настроение, желания, мечты – то есть всё то, что нельзя протереть, помыть и поставить в сервант – в нашей семье отсутствовали. То есть, наверное, они, может быть, и присутствовали у каждого в отдельности – как у меня, например, но говорить об этом вслух было непредставимо. И, в общем, то, что происходило сейчас, было действительно из ряда вон выходящим. Никогда раньше я не подумала бы, что буду выколачивать из маминых уст слова, которые она, наверное, никогда и не произносила. Но сегодня был особенный день. Сейчас, в эту самую минуту, начиналась моя новая жизнь, и мне было важно, нет – мне было жизненно необходимо, чтобы эти слова были сказаны.

Мне нужно было материнское благословение.

В той жизни, в той новой жизни, которую я начинала теперь, всё было по-другому. В этой новой жизни у меня была семья. У меня были мама, отец и брат. И это была не просто кучка людей, по ошибке судьбы и в силу биологических причин сведённая вместе. Это были близкие и дорогие друг другу люди. В этой жизни материнское благословение было не фантастикой – это было реальностью. Мужская поддержка отца и участие брата – это тоже было реальностью. Так должно было быть, и я решила, что назад дороги нет – я сделаю всё, чтобы так произошло. Чтобы сформированный десятилетиями наш семейный менталитет, где вся жизнь – это борьба, в том числе друг с другом – начал рушиться.

Я ощущала себя экзекутором. Это и в самом деле была пытка – я пытала собственную мать.

– Мам! Я летела тысячи километров с пересадками, в чужую страну, где полно всякой заразы, одна, в Новый год, и ты даже не можешь мне ничего сказать?!

Женщина на том конце провода (хотя какие провода у сотовых телефонов?) тяжело выдавила из себя:

– Доченька. Желаю тебе, чтобы всё, что ты задумала, сбылось. Чтобы твоя новая жизнь шла так, как ты хочешь. Чтобы ты встретила свою судьбу и была счастливой.

 

Я буквально физически ощущала, как тяжело ей было. Слова выходили из груди с такой тяжестью и болью, что это казалось невыносимым даже для меня. Представляю, что творилось с ней!

Но она сделала это. Она это произнесла. Я получила материнское благословение. В ночь с 31 декабря 2009 года на 1 января 2010, под бой курантов, по телефону, в аэропорту Дубая, в ожидании стыковки на самолёт, который увезёт меня ещё дальше, на тридцать третьем году своей странной жизни я буквально вырвала из груди своей матери благословение и теперь знала – всё будет хорошо…

…Эта поездка в Индию не была просто путешествием для расширения кругозора и отдыха. Месяца четыре назад, когда впервые возникла мысль поехать, это было бегством. Бегством от себя, от него, от душащих воспоминаний и бесконечного вопроса – «почему?», на который у меня не было ответа. Это было бегством, или отчаянным прыжком в омут с головой, или чем-то, чему я пока не могу подобрать название. Как это объяснить… это когда ты тонешь один в открытом море – ты кричишь, зовёшь на помощь, изо всех сил барахтаешься, бьёшь руками и ногами в отчаянии, но рядом никого нет. Ты нахлебался воды, сил практически нет, волны накрывают тебя, а кругом – только открытое море. Ты уже на грани и в какой-то момент понимаешь, что ты почти мёртв – ещё одна волна и всё закончится. Уже без надежды ты в последний раз выталкиваешь себя из пучины и вдруг видишь впереди корабль. Ты не знаешь, что это за корабль, куда он плывёт и зачем, что за люди на нём и чего от них ждать. Но в данный момент тебе это безразлично, и ты даже не задумываешься об этом. Ты задыхаешься от адской смеси отчаянья, страха, радости, восторга, надежды и, как тебе кажется, заполняющей твои лёгкие воды. Ты плачешь, смеёшься, кричишь одновременно. В этот момент есть только одно в твоей жизни – этот корабль.

– Я доплыву! – кричишь ты кораблю. Кораблю всё равно – он будет плыть по своему маршруту. Он не знает о тебе. Это просто корабль. Да и ты, в общем, кричать уже не можешь – горло передавило от страха, усталости, сбившегося дыхания и воды. Но:

– Я доплыву! Допл… я… ву… плыву… я…

Индия была моим кораблём.

Вот уже много месяцев я тонула в океане собственной жизни, не понимая где я, почему я здесь оказалась, и где тот берег, где я могла бы найти своё спасение. Я тщетно всматривалась вдаль – но берега не было. Странная тупая боль, боль, которой не было конца, скручивала меня, заполняя собой всё, каждую мою клеточку и каждый мой вздох, каждую секунду моей жизни, не давая мне не только жить, но даже дышать. Уже не было ни слёз, ни надежды, ни сил. За время, прошедшее с того момента, как я вернулась из своей первой поездки в Индию, за каких-то двенадцать месяцев я «экспрессом» прожила как будто отдельную жизнь – из нормального состояния обычной размеренной жизни, где всего было в меру – и еды, и денег, и работы, и чувств, и мыслей, где тело, дух и разум как-то ладили между собой, я буквально влетела в состояние полного раздрая, потери контроля над собой и своей жизнью. Моя жизнь стала проноситься мимо меня, забывая пригласить меня поучаствовать в происходящих событиях. Время вылетало в трубу, работы навалилось столько, что я не могла, что называется, головы поднять, но даже работая по шестнадцать часов в сутки я не получала и половины того результата, на который следовало рассчитывать. При этом каждый день я могла остаться без средств – разрастался конфликт с главным клиентом, мой юридический бизнес не шёл, потому что им некогда было заниматься из-за вала текущей работы, которую я сама выполняла как юрист; новых клиентов не было, и даже старых я не могла обслужить на должном уровне. Зачем-то как-то сам по себе мимо меня затеялся ремонт в квартире, затянувшийся на несколько месяцев, куда-то исчезли деньги – сначала текущие, потом стали утекать накопления. Я жёстко экономила на еде (что получалось плохо, потому что мне перестало её хватать), и прочих бытовых мелочах, страхи внутри меня росли. Я перестала спать, сон всего по два-три часа в сутки, урывками; я узнала, что такое головные боли. Горстями начали выпадать волосы, это стало настолько заметно, что окружающие уже не скрывали сочувственных многозначительных взглядов. Из-за отсутствия времени я перестала заниматься танцами, бросила бассейн, а потом и йогу. Стала питаться как попало (сначала отошла от вегетарианства, потом в рационе появилось тесто), бесконтрольно и в каких-то нереальных количествах, и всё равно не наедалась. Тело стало болеть и дряхлеть, болели все мышцы, даже мочки ушей. Я не могла в буквальном смысле ни согнуться, ни разогнуться, изменилась походка, потерялась осанка. Спина и грудная клетка зажались так, что я постоянно ходила с ощущением скрюченности. Мышцы обвисли и стали дряблыми даже на руках, вены и мелкие сосуды на ногах стали синеть и лопаться. Кожа стала серой, дряблой, началось обезвоживание. Из зеркала на меня смотрело затравленное животное, которое боится само себя, глаза ввалились, лицо серое.

Я гнобила себя. По всем поводам. Что не могу справиться с работой. Что не могу организовать бизнес. Что не могу организовать собственную жизнь. Что не достигла ничего – ни в танцах, ни в йоге, ни в профессии. Что не могу даже ремонт сделать. Что не могу стать желанной и единственной для мужчины, которого упорно искала все эти долгие годы.

Да, именно этот последний фактор и был причиной всего. Бесконечный вопрос – «почему?» звучал во мне двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Я пыталась понять, почему после всего того, что было между нами, после той совершенно потрясающей близости и тех фантастических процессов и событий, которые происходили с нами, когда стало понятно, что всё это не просто так и наша встреча находится далеко за рамками обычного понимания и обычной жизни, он сделал другой выбор. Что другая женщина, точнее, девятнадцатилетняя девочка, моложе его на двадцать два года и годящаяся ему в дочери, смогла дать ему такого, чего не могла дать я, или почему он не дал мне возможности дать ему всё то, что я хотела отдать. Я вновь и вновь задавала себе этот вопрос, находя миллионы ответов и в то же время не находя ни одного. Я обвинила себя в том, что я ни на что не гожусь. Что не могу заинтересовать и удержать человека, которого искала – того единственного человека, который стоит того, чтобы его удержать. Что я тряпка, уродина, размазня, язвительная стерва, полная дура, ну и попросту дрянь.

Этот вопрос заменил собой всё – работу, друзей, увлечения, интересы, и даже сон. Я не могла собраться. Два с половиной года я старалась быть лучшей для него, ради одной только цели – чтобы держаться за руки дальше и идти вместе. Я готова была принимать всё – и его многочисленных женщин, и его детей от всех этих женщин, и его бесконечную ложь и всё что угодно, только быть вместе. Но сейчас он держал за руку другую женщину – и я хотела знать почему.

Это было невыносимо.

Было ясно одно – сама я не справлюсь. Мне было всё равно, где искать помощи – и я искала её везде. В книгах, в людях, в случайных фразах – везде. Я сменила двух психологов, а потом и вовсе перешла на тяжёлую артиллерию в виде психиатра и, сдавшись под его натиском, начала принимать таблетки. Это было невообразимо – я была убеждённой противницей любых химических вмешательств в организм, и в моём доме аптечкой служили мешки с травами и баночки с лекарственными маслами и настойками ручного приготовления. На крайний случай были какие-то таблетки – что-то типа но-шпы и валидола. Но теперь на моём столе лежала груда таблеток, при взгляде на которую меня ощутимо тошнило.

Я принимала таблетки горстями, но мне не становилось легче. Внутри себя я понимала, что нужно что-то кардинально изменить, нужен толчок. Нужен шаг, какой-то совершенно неожиданный для меня шаг, который выведет меня из этого замкнутого круга. Пришла мысль об ашраме… Где-то я прочитала, что с санскрита ашрам переводится как «место, где нет боли». Мне нужно было место, где я смогу оставить свою боль…

В тот момент я мало знала об ашрамах – я очень поверхностно представляла себе жизнь в ашраме и уж тем более я не знала ни мест, где они расположены – ни названий, ни адресов, ничего. Но в ту минуту, когда мне пришла в голову мысль поехать в ашрам, к горлу подступил ком и потекли слёзы. Это были слёзы радости и облегчения. Впервые за много месяцев я выдохнула. Я увидела корабль – ашрам был моим кораблём, и мне оставалось лишь одно – собрать последние силы и доплыть. Я пробовала слово «ашрам» на вкус и на цвет, и каждый раз волна покоя накрывала меня, помогая держаться на плаву. Я представляла себе, как буду подниматься на рассвете, заниматься йогой, приводя в порядок тело, а следом за ним и разум, принимать ашрамовскую пищу – простой рис, простоквашу, фрукты, а потом просто тихо сидеть, слушая, как шумит океан – и каждый раз при мысли об этом мне становилось легче. Я стала искать место, которое могло бы стать моим прибежищем. Мне хотелось найти один конкретный ашрам, о котором я читала в книге, но я не знала ни названия, ни места, где он расположен и не понимала, за что мне зацепиться. Оказалось, что информации об ашрамах в интернете не так много. Я нашла несколько ашрамов, и все они были очень известными, что, в общем-то, меня и напугало. Все они были рассчитаны на сотни людей, и мне сложно было представить уединение в такой ситуации. Но больше всего меня пугало другое – всё это очень попахивало религиозным фанатизмом. Точнее даже не религиозным – каждый ашрам носил имя основавшего его «просветлённого» человека, которого по праву, конечно, приравнивали к лику святых, но настолько неудачно, что у меня мороз по коже шёл. Всё когда-то сказанное и сделанное этим человеком, трансформировалось каким-то странным образом, приравнивалось к единственно верной истине и требовало абсолютного поклонения без необходимости осмысления. Мне показалось, что проживание в ашраме такого рода требовало преклонения конкретно перед данным аватаром (Гуру, Учителем), а также готовности обсуждать как он жил, что он делал, что он сказал и испытывать благоговейный трепет непосредственно перед этим человеком. Я, безусловно, испытывала и испытываю уважение к каждой великой личности, а уж тем более, если речь идёт о личностях, достигших таких серьёзных высот в духовном развитии, но биться головой об пол перед портретом кого-либо из этих людей я пока была не готова. На третьем десятке своей жизни я всё ещё была свободна от какой-либо конкретной религии и крайне признательна Создателю за то, что он позволял мне общаться с ним напрямую, без посредников. Менять что-либо в этом направлении я пока была не готова.

Почитав об одном ашраме, я переходила к описанию следующего. Но в каждом из них меня что-то пугало – либо его размеры, либо фанатичные описания самого ашрама, либо портреты ныне живущего аватара, чем-то напоминающие портреты депутатов во время предвыборных компаний, либо описания того направления йоги, которому следовал этот ашрам, заключающиеся примерно в том, что «есть только одно направление йоги – наше, а кто не согласен – тому палкой в лоб». Я слишком давно занималась йогой, чтобы согласиться с подобными смелыми утверждениями, а потому продолжала искать, пока не наткнулась на ашрам Шри Ауробиндо в Пондичерри. Я смотрела на портрет Шри Ауробиндо – спокойное, тихое лицо, глубокие глаза, взгляд излучает спокойствие и мудрость. И выбор был сделан.

Я купила билеты и стала ждать… Просто ждать. Даже не знаю чего… Впервые в жизни я не готовилась к поездке, не штудировала путеводители или интернет в поисках информации о месте, куда еду, и тому подобное. Это было так странно для меня, той, которая привыкла всегда быть во всеоружии и знать всё обо всём. Уж если я куда-то ехала, то обычно не только знала подробности своего маршрута и имела чёткий план поездки, не говоря уже о всевозможных адресах и телефонах, но даже выучивала какие-то необходимые фразы и слова на языке страны, куда я еду – такая закоренелая отличница, которая боялась даже мысль допустить о том, что где-то вдруг случится прокол… Но в этот раз не было ничего – ни путеводителей, ни выдержек из интернета, ни адресов, ни телефонов – ничего… Купив билеты, я просто остановилась и выдохнула – и стала ждать. Я была словно ребёнок, потерявшийся в зоопарке – обнаружив отсутствие мамы, малыш с большими распахнутыми глазами подходит к милиционеру и молча ждёт – ведь дядя-милиционер точно знает, где его мама и что теперь делать. Так и я – держа в руках билеты и паспорт с индийской визой, я стояла посреди собственной жизни с большими распахнутыми глазами, глядя куда-то вверх – словно ожидая, что небеса разверзнутся, кто-то большой, добрый и мудрый спустится ко мне, возьмёт меня на руки и понесёт… Не было ни планов, ни ожиданий, ни мыслей – ничего. Точнее, была только одна-единственная мысль – пусть всё будет так, как будет. Я не хочу больше ничего решать в своей жизни, пусть за меня всё решит кто-нибудь, например – судьба. Что бы ни случилось, я буду принимать всё, что мне будет послано, что бы это ни было – отсутствие мест в гостинице ашрама, болезнь, какие-то трудности в поездке – всё что угодно, пусть будет как будет. Если это должно случиться – пусть это случится. Я хочу пройти всё так, как будет решено за меня кем-то свыше и хочу научиться принимать всё, что пошлёт мне Жизнь – в чём бы оно ни заключалось…

 

До поездки оставалось больше двух месяцев – таких странных месяцев… Я по-прежнему работала по шестнадцать часов в сутки, всё вроде шло как обычно. Но это было неправдой. С того самого момента, когда пришла мысль о поездке, что-то изменилось. Словно щёлкнуло реле внутри. Щёлк – и вдруг картинка меняется… Внешне всё было как прежде, но внутри – непонятное, непривычное и неописуемое ощущение какого-то спокойного, смиренного ожидания – как будто что-то должно произойти, и ты ждёшь этого. Как беременность на последних сроках – все основные волнения и страхи уже пережиты, осталась неизбежность – через пару месяцев всё будет по-другому… Я не могла подобрать слов тому, чего я ждала, было лишь ощущение серьёзных перемен. Перемен в своей жизни и внутри себя. Я наблюдала за тем, что происходит вокруг меня, отмечала какие-то события – и серьёзные, и мелочь, которая вроде бы особого значения не имеет, складывала их в одну цепочку и понимала, что интуиция меня не обманывает – через пару месяцев случится новая жизнь… Моя новая жизнь…

31 декабря я сяду в самолёт.

Случайностей не бывает…

Я собиралась лететь 20 декабря. Но потом какие-то обстоятельства, целая куча мелких обстоятельств – поняла, что не успеваю… Пришлось поменять билет на 31 декабря. Да, именно 31 декабря – в новогоднюю ночь. Почему бы и нет? Встретить Новый год в самолёте ничуть не хуже, чем встретить его сидя на даче одной с мамой и прореветь в подушку всю ночь потому, что оказалась не нужна человеку, которого, казалось, искала всю жизнь и мыслями о котором жила больше двух лет. Почему бы под бой курантов не поднять в небо весь груз прошлогодних проблем и не оставить его там?

Никому не обязательно знать, что в душе мысль – самолёт не приземлится… Стала готовиться: раздавать долги, делать доверенность на распоряжение имуществом, сводить в файл информацию по финансам, контакты друзей и прочее. Стала подыскивать кандидатуру, кому бы из друзей передать все ключи и пароли от счетов, ну и вообще всю информацию – чтобы в случае чего могли всё урегулировать… Стала спокойнее, терпимее, теплее, перестала нервничать по всякому поводу, старалась напоследок сделать что-то для семьи или друзей… Покупая страховой полис для путешествия, поинтересовалась, входят ли в покрытие расходы на репатриацию в случае смерти…

В самом конце декабря вдруг позвонил отец (с ним этого не случалось уже очень давно):

– Ты где? В Москве?

– Да.

– А ты случайно уматывать никуда не собираешься?

В нашей семье не было принято заботиться о мягкости выражений.

– А что?

– Я сон видел. Мне вообще сны никогда не снятся, а тут – как в кино… На моих глазах самолёт поднялся в воздух и загорелся…

Уффф… Ещё один выдох облегчения… Ну вот, значит так всё и закончится. Всё хорошо. Хорошо, что я всё приготовила, и кредит за квартиру оплатила на полгода вперёд – у них будет время спокойно разобраться со всеми делами… Уффф…

…Сейчас я понимаю, что случайностей не бывает. Все эти последние месяцы, все эти мелочи сейчас сложились в цепочку… 31 декабря, начало нового года, полнолуние и затмение луны – отличный антураж для того, чтобы всё завершить…

…И начать заново.

Самолёт приземлится.

И первый, и второй, стыковочный, на который пересадка.

И обратный самолёт – тоже приземлится.

Я просто начинаю с чистого листа…

День за днём я приводила в порядок все свои дела, и всё как-то аккуратно складывалось, все «хвосты» потихоньку исчезали. Это было таким своеобразным ощущением… Как в конце путешествия, когда ты уже осмотрел все достопримечательности, опробовал все рестораны, накупил подарков, сложил сумку и оставалось её застегнуть – всё, путешествие закончилось. Я наблюдала за событиями своей жизни с интересом – а что будет, когда я «застегну сумку»? Я словно подходила к черте, за которой – ничего, просто чистый лист…

Оставалось только одно незавершённое дело. Оно было важнее всего остального – важнее всех завещаний, доверенностей на распоряжение имуществом, банковских ячеек, денег на счетах и прочих мелочей. Важнее, и в тысячу раз сложнее, чем все они, вместе взятые: поставить точку.

Нужно было поставить точку в нашей затянувшейся истории. Точнее в моей затянувшейся истории, – она уже давно, скоро как год, не была «нашей», а если посмотреть правде в глаза – скорее всего, эта история никогда и не была «нашей». Она была моей, с самого первого её дня…

Я знала, как я хочу это сделать, что для этого нужно. Не было ни вопросов в стиле «а вот как бы это сделать», ни сомнений… Мой план был простым и понятным, где-то внутри себя я видела его так явственно, что было удивительно, что я пока не могу потрогать результат.

Я достала диск… Год назад этот диск я положила в самый дальний угол, чтобы не наткнуться на него случайно. На нём была надпись: «Платформа 9 и ¾ или Жизнь, которой не было». На этом диске хранились наши фотографии – около двух тысяч фотографий, сделанных нами во время нашего путешествия год назад. Я вставила диск в компьютер – две тысячи фотографий не пугали меня – я точно знала, что мне искать… Я всегда любила фотографировать, это было моей страстью. Я любила снимать природу, пейзажи, или просто какие-то фрагменты – как луч солнца падает на ветку, или застывшую на секунду ворону, или булькнувшую в луже каплю дождя… Но особым увлечением были люди… Я любила, стоя где-то в тени деревьев, наблюдать за людьми… Смотреть на лица, мимику, походку, движения и угадывать – что это за человек, о чём он думает, что с ним происходит – сейчас, или вообще по жизни… Счастлив ли он, любит ли свою жизнь, семью, работу, есть ли у него друзья; много ли боли ему пришлось перенести. А может, наоборот – он везунчик, и беды обходят его стороной? Я наблюдала за людьми, и пыталась поймать в маленькое отверстие объектива целую жизнь, которая отражалась на их лицах. Я была словно охотник, и охотилась на людей с таким азартом, что забывала всё на свете…

Так и в этой поездке. Я охотилась за всем, что меня окружало, пытаясь записать на флэш-карту фотоаппарата целый мир – природу, города, людей, их быт, солнце, воздух и, кажется, даже запахи и звуки… Но главным объектом моей охоты конечно же был он… Я смотрела на него, изучая каждое его движение, взгляд, и пыталась запечатлеть то, что видела… Я уже знала наизусть каждую его морщинку, каждый волосок в бровях. Казалось, я с закрытыми глазами могу найти две большие поры в коже, которые выглядели как дырочки – над переносицей, чуть слева… Я фотографировала его, кажется, даже больше, чем потрясающие пейзажи вокруг. Я не любила снимать его, когда он просил меня об этом – в эти моменты он картинно принимал соответствующую позу, втягивал живот, расправлял плечи и надевал на лицо специальную портретную улыбку в сто пятьдесят два зуба… Нет, конечно, зубов у него было тридцать два, но когда он начинал позировать, всё это выглядело так искусственно, что казалось, будто зубов было больше чем полагается… Но зато когда он не видел, что я фотографирую его… Я снимала его как сумасшедшая. Щёлкая фотоаппаратом без конца, я удаляла неудачные фотографии, меняла режимы аппарата, меняла место своей дислокации и снимала, снимала, пока не получала то, что хотела…

Диск пожужжал в дисководе и открылся. Я стала собирать в отдельную папку его лучшие фотографии. Мне нужно было тринадцать фотографий… Отбор был жёсткий…

Вот здесь портрет – его лицо крупным планом. Сильное мужское лицо, сильный мужской взгляд куда-то вдаль, в пространство океана. Здесь у него ещё длинные волосы, и утром я заплела ему косички. Он хотел дреды, но ему отказывались их заплетать из-за недостаточной длины волос – и тогда мы сами накупили всяких верёвочек с ракушками и прочих прибамбасов для дредов, и я вплетала их в его волосы. Задача была действительно сложной – волосы были слишком коротки и неравномерны, да ещё ведь и кудряшки. Но – он хотел дреды, а значит, я буду изобретать невозможное до тех пор, пока не получится хоть что-то похожее… Косички с вплетёнными разноцветными верёвками и ракушками на концах ему шли. С ними он преобразился, и с учётом его роста и габаритов стал похож на породистого индейца из племени апачей. Изменилось выражение лица и взгляд – и вот получился такой портрет – эталон мужской силы и спокойствия…