Шак Непобежденный. Автобиография настоящего монстра НБА

© 2016 by Full Court Press, Inc. + “This edition published by arrangement with Grand Central Publishing, New York, New York, USA. All rights reserved.

© Фото на обложке: © Donald Miralle / GettyImages.ru

© Качалов А.А., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Эта книга посвящается

Филипу Харрисону и Люсиль О’Нил,

творцам моей игры и моего характера.

Шак

Моей покойной сестре Карен,

любившей жизнь почти так же

сильно, как Шакила.

Джеки

Благодарности

Таахира, Амира, Ме’арайя, Шакир, Шариф и Майлз – вы та причина, по которой я каждое утро встаю с кровати и начинаю свой день с улыбки. Бабушка Одесса, бабушка Ирма и дедушка Харрисон, надеюсь, вы прочтете это на небесах, откуда по-прежнему наблюдаете за мной. Благодарю всю семью О’Нил и Харрисон. Дэйл Браун, Майк Пэррис, Джером Кроуфорд, Перри Роджерс, Колин Смитон, Синтия Аттерберри, Джо Кавальеро, Дэнни Гарсия, Энтони Холл, Марк Стивенс, Эми Мартин, Дерек Маллет, Уилл Харден, Томми Джонсон-мл., Эвелин «Пуни» Хьювал, Дейн Хьювал, Кэприс Хьювал, Кен Бэйли, Алекс Конант, Деуэйн Дэвис, Майкл Маллет и Николь Александер, спасибо, что приглядывали за мной.

Шефу Рональду Дж. Бойду из портовой полиции Лос-Анджелеса, шефу Дону ДеЛукке и шефу Карлосу Норьеге из полиции Майами-Бич и шефу Тому Риффу из Темпе, Аризона, полиции, спасибо за то, что тренировали меня и доверили мне вступить в ваши ряды правоохранителей. Также спасибо Джеки МакМуллан за то, что она проделала такую блестящую работу, помогая мне рассказать мою историю, а также Рику Вольфу из Grand Central Publishing за выпуск крутой книги.

Шак

Спасибо Рику Вольфу из Grand Central Publishing за его замечательные наставления и спасибо всей команде Grand Central и особенно Линде Даггинс, Мередит Хаггерти, Дэвиду Палмеру, Бобу Кастильо, Фламуру Тонузи и великолепной команде продажников. Спасибо Джею Манделу за то, что помог этой книге увидеть свет. Большое спасибо Джо Кавальеро, Дэнни Гарсии, Майклу Пэррису, Джерому Кроуфорду, Синтии Аттерберри, Колину Смитону, Перри Роджерсу, Николь Александер и Алексу Конанту за то, что подпустили меня. Люсиль О’Нил всегда была готова помочь – она любезно и страстно рассказывала мне о своем старшем сыне. Спасибо сотне с лишним тренеров, партнеров, генеральных менеджеров и руководителей команд, каждый из которых дал ценные комментарии, особенно Дэйлу Брауну, Филу Джексону, Брайану Шоу, Гэри Пэйтону, Дэнни Эйнджу, Доку Риверсу, Кевину Гарнетту, Джерри Уэсту, Стэнли Робертсу, Уэйну Симсу, Деннису Трэйси, Хербу Мору, Алонзо Моурнингу, Деннису Скотту, Майку Д’Антони, Джеймсу Поузи, Пэту Уильямсу и Жидрунасу Ильгаускасу. Спасибо Иэну Томсену – объективному критику и замечательному другу в одном лице. Спасибо Ya Ya – Джэнис МакКиоун, Джейн Кавано Смит, Элизабет Дервин, Илэйн Киф, Вэлу Расселлу, Арлин Сент-Ондж, Гретч Хоффман и Пэтти Филбин – они никогда не перестают поражать меня своей добротой и щедростью. Также спасибо Айлин Барретт, Моне Юингу, Лиз Даглас и Стефани Бэйрд за их поддержку и ободрения. Большое спасибо всем Бойлам, далеким и близким. Мне повезло иметь двух замечательных родителей, Фреда и Маргарет МакМуллан, а также сестру Сью Титоне и ее замечательную семью – Винни, Джулию и Кристофера. Привет баскетбольной команде Good Things; да будем мы всегда прикрывать спины друг друга. С любовью благодарю моего мужа Майкла и детей Алисон и Дагласа, которые вели себя мило и с пониманием всякий раз, когда написание этой книги отрывало от них маму. Наконец, спасибо Шакилу О’Нилу, самому щедрому спортсмену, которого я встречала, и самую удивительную суперзвезду своей эпохи.

Джеки

Примечание автора

Когда я был ребенком, я часто набивал свой баскетбольный мяч рядом с Boys and Girls Club в Ньюарке, Нью-Джерси, представляя себя Доктором Джеем или Мэджиком Джонсоном.

Потом я шел домой и мечтал о том, как буду знаменитым диджеем, крутящим пластинки и тусующимся с самыми успешными рэперами в индустрии.

Вечерами, смотря телевизор с друзьями, я фантазировал о том, как буду звездой кино или знаменитым актером, тем, которому в идеальном финале сказки всегда достается самая красивая девушка на съемочной площадке.

Сколько людей может сказать, что почти все их мечты стали явью? Я уверен, что вхожу в число таких счастливчиков. Мне удалось стать суперзвездой NBA, рэпером с платиновыми и золотыми релизами, актером, снимавшимся в кинофильмах, удалось попасть в выпуск Saturday Night Live и получить собственное реалити-шоу.

Когда большинство игроков NBA уходят на пенсию, лучшая часть их жизни остается позади. Я чувствую, что моя лучшая часть только начинается. И хотя я люблю баскетбол, как игру, я никогда не хотел, чтобы она была единственным, что определяет меня как личность.

Я всегда мечтал. По-крупному. Но случались дни, когда я думал, что они никогда не станут реальностью. Дни, когда меня дразнили из-за роста, из-за заиканий, из-за того, что я был неловким. Дни, когда я тусовался не с теми людьми и принимал не те решения. Когда меня в первый год учебы в старшей школе отцепили от школьной команды, я лежал в своей комнате совершенно уничтоженный и думал о том, получу ли когда-нибудь еще один шанс доказать, что чего-то стою.

Моя жизнь и близко не была такой гладкой, как вы могли бы подумать. Вы видите гиганта ростом 2,16 с доброй улыбкой и думаете: «У него все схвачено».

Что ж, порой так и было. А порой нет. У меня были свои сомнения, свои страхи, свои разочарования. Временами ожидания других почти что душили меня. Временами груз моих собственных ожиданий грозил раздавить меня.

Более двадцати пяти лет люди рассматривают мою жизнь, как в микроскоп. Они сами нарисовали мой образ и придумали то, что я отстаиваю. Некоторые моменты были положительными, а некоторые болезненными.

Пришло время вам узнать от меня, что заставляет механизм Шакил О’Нила работать. Я готов запустить вас внутрь, чтобы вы поняли, куда меня привело мое путешествие и как оно сформировало меня как мужчину, а не только как баскетболиста.

Надеюсь, какие-то фрагменты заставят вас рассмеяться. Какие-то могут вызвать у вас слезы.

Люди всегда говорят, что я больше самой жизни.

Позвольте мне самому рассказать мою историю, чтобы вы могли решить для себя все сами.

Шакил О’Нил

Лето 2011

4 июня 2000 года
Лос-Анджелес, Калифорния
7-Я игра финальной серии западной конференции

Игроки «Портленд Трэйл Блэйзерс» шагали к своей скамейке после окончания третьей четверти решающей 7-й игры финальной серии Западной Конференции против «Лос-Анджелеса», ведя в счете 71:58. Бахвальства «Лейкерс», клявшихся пройтись по всем соперникам катком на пути к титулу чемпионов NBA, внезапно зазвучали фальшиво.

Тренер «Лейкерс» Фил Джексон собрал своих ассистентов на совещание на площадке, пока Шакил О’Нил и его партнеры плюхались на скамейку и ждали.

Джексон начал готовить свою команду к этому моменту очень давно. Его инструкции были лаконичными: «Когда разверзаются врата в ад, вспомните о своем «безопасном месте» и отправляйтесь туда мысленно – в образ или воспоминание, которое будет излучать спокойствие, счастье и умиротворение».

– Шакил, – спросил Джексон спустя недолгое время после своего прихода в «Лейкерс». – Где твое безопасное место?

– На коленях моей бабушки Одессы, сидящей в своем кресле-качалке, – отвечал большой человек.

– И как так вышло, что это стало твоим безопасным местом?

– В детстве она находила меня после того, как я попадал в неприятности, – говорил Шакил. – После того как я творил очередную глупость, а мой отец устраивал мне взбучку. Когда он заканчивал колотить меня, она пробиралась в мою комнату с куском бисквитного торта, качала меня на руках и говорила: «Все хорошо, малыш. Все будет в порядке».

Пока Шак вечером 4 июня вертелся на скамейке от досады, поглощая недовольный гул и свист разгневанных и шокированных болельщиков «ЛА», его первой мыслью была эта: «Если «Лейкерс» сядут в лужу в этой серии, я знаю, кого назначат главным виновником».

Его – так же, как это было в «Орландо», когда они не смогли выиграть титул.

Только не снова. О’Нил закрыл глаза. Он вызвал в памяти образ бабушки Одессы, следуя распоряжениям Фила Джексона. Он сосредоточился на ее мягком голосе, ее вкрадчивой улыбке, успокаивающим словам.

«Лейкерс» вышли из круга, но сперва ветеран Рик Фокс успел бросить партнерам вызов:

– И вот так вот мы вылетим? Вот так все закончится?

– Нет, – сказал им большой человек. Только не снова.

«Портленд» развил свое преимущество до 15 очков за 10 минут 28 секунд до конца игры. Именно в тот момент Шакил О’Нил, которого большую часть вечера опекали двое, а то и трое соперников, высвободился и сделал данк прямо у них над головами. Это попадание вдохновило «Лейкерс» на 15 набранных подряд очков – и их потрясающий камбэк довершил еще один слэм О’Нила, на сей раз после ювелирного навеса от Коби Брайанта, набросившего мяч петлей, словно в замедленной съемке.

Обычно Шак после таких демонстраций доминирования хладнокровно разворачивался и трусцой бежал по площадке назад с каменным выражением лица, как будто говорил: «Был там. Видел». Но не в этот раз. Он в ликовании выбросил пальцы рук высоко в воздух и бежал по площадке во весь опор, широко раскрыв рот и сверкая выпученными глазами.

Бабушка Одесса была права. Все будет в порядке.

Моя бабушка называла меня Шоном – не Шаком, не Дизелем, не Большим Аристотелем, не Шактусом или Биг Шэмроком. Тогда я был просто маленьким мальчиком, бегавшим по району муниципального жилья в Ньюарке, Нью-Джерси, и нуждавшимся в ком-то, кто приглядывал бы за мной.

Возможно, я и выглядел крупным, но я был всего лишь ребенком. Я был окружен, главным образом, женщинами, и если моя бабушка или тетя Вив, или моя мама видели, что возле нашей квартиры снуют наркодилеры, они тут же выходили и говорили им побыстрее убираться отсюда. Они предупреждали их, чтобы они держались подальше от их Шона. Как-то раз, когда один из этих мутных ребят заговорил со мной, моя тетя Вив выскочила из двери и начала молотить его руками.

– А ну отвалил от него!! – кричала она, колотя чувака по спине кулаками. – Этот мальчик станет баскетболистом!!

Я должен был стать кем-то особенным. Так всегда говорила мне мамочка.

Я должен был стать Суперменом.

Мое полное имя – Шакил Рашоун О’Нил. Моя мама, Люсиль О’Нил, была одна, когда родила меня. Ей было семнадцать, когда она забеременела. Я никогда не понимал, почему моя мать дала мне мусульманское имя. Предполагаю, что она могла чувствовать себя изгоем или считала, что никто ее не любил. Шакил означает «маленький», а Рашоун – «воин». Я был ее маленьким воином. Вместе с мамой мы собирались дать миру бой.

Моя бабушка Одесса Шэмблисс была христианкой, поэтому настаивала на том, чтобы называть меня Шоном. Бабушка была тем человеком, который всегда говорил мне: «Верь в себя». Одесса всегда говорила низким голосом, примерно как я сейчас, и всегда улыбалась.

Бабушка Одесса выглядела как примерная прихожанка. Она всегда носила платье. Никогда не сквернословила, никогда не повышала голоса и всегда держала Библию под рукой. Я ни разу не видел ее настоящих волос, потому что она все время носила эти кудрявые парики.

Бабушка была мечтательницей и давала мне понять, что и мне мечтать не вредно. Когда я был рядом с бабушкой, я всегда чувствовал себя в безопасности. Разумеется, она умела незаметно подкрасться и впихнуть в меня рыбий жир. Я ненавидел его, но она безгранично в него верила. Она свято верила, что он может вылечить все. По утрам я насыпал себе здоровую миску хлопьев Trix и едва только принимался за нее, как она тут же ловко просовывала в нее чайную ложку рыбьего жира – прямо у меня под носом. Прекрасный завтрак безнадежно испорчен.

Очень продолжительное время я не понимал, почему моя фамилия отличается от фамилии всех остальных членов семьи. Моими мамой и папой были Люсиль и Филип Харрисон, но я был О’Нилом. Это как вообще работает? Выяснилось, что О’Нил – девичья фамилия моей матери. Она вышла замуж за Филипа, взяла его фамилию, но меня оставила О’Нилом. Меня это, кажется, не слишком волновало, но однажды в школе один из учителей спросил меня: «Шакил О’Нил? Как так вышло, что фамилия у тебя не такая же, как у папочки?» Я пошел к маме за разъяснениями.

Она решила, что мне стоит познакомиться с моим биологическим отцом. Его звали Джозеф Тоуни. По-моему, мне было лет семь. Помню, что он был высоким, красивым парнем, но ему было толком нечего сказать мне. Мне рассказывали, что у него были отличные шансы на стипендию в Сетон-Холл, где он должен был играть в баскетбол, но он впутался в наркотики и упустил свой шанс.

В тот день, когда я поехал знакомиться с ним, он вел себя довольно мило. Он сказал: «Как дела? Эй, пацан, как поживаешь? Я твой папочка». Я толком не понимал, что и думать. У меня дома уже жил другой мужик, который вел себя вполне как папочка. Филип Харрисон давал мне крышу над головой, иногда игрушки, и я, хотя и часто попадал в неприятности, был в целом доволен своей жизнью. Когда ты ребенок, ты знаешь только то, что у тебя есть. После того как я познакомился со своим «настоящим» папочкой, я вместе с мамой отправился домой к Филипу, который, насколько я мог судить, был единственным отцом, которому следовало уделять внимание.

Район Ньюарка, в котором мы жили, был бедным, там всюду жили в основном чернокожие. Место было опасное, полное криминала, но если ты был наркоторговцем, это было лучшее место на земле. У этих типов бизнес процветал всегда.

Я родился спустя пять лет после бунтов в Ньюарке – воспоминания о них были темой, которую все взрослые обсуждали очень серьезно.

Бунты, по-видимому, начались после того, как парень по имени Джон Смит – как тот англичанин, полюбивший Покахонтас, только этот тип был чернокожим таксистом – обогнал двух копов на Пятнадцатой авеню. Оба копа были белыми, они арестовали Джона Смита за то, что он пересек двойную сплошную во время обгона, и потащили его в участок, находившийся прямо напротив муниципального района Хэйс Хоум. Все в районе видели, как полиция избивает парня, пытаясь затащить внутрь, и приходят к убеждению, что белые копы собираются убить черного мужчину за нарушение ПДД.

Происходит взрыв негодования.

На следующие шесть дней Ньюарк превращается в зону боевых действий. Бунт, стрельба, мародерство. Люди швыряют камни в витрины магазинов и переворачивают автомобили. Слишком много нищеты, гнева, наркотиков и неравенства.

Мои родители оказались в самом эпицентре заварушки. Они не могли покинуть свой дом, потому что это было слишком опасно. У них были родственники, погибшие во время бунта, а некоторых их дядьев и двоюродных братьев арестовали и упекли за решетку без каких-либо на то оснований. Но даже несмотря на все это, они никогда толком не обсуждали со мной расизм. Я рос не в таком доме, где белых людей считали врагами. Мои родители так не думали и не учили меня ненавидеть других, даже несмотря на точто они видели собственными глазами.

Да и потом, думаете мне в восемь лет было дело до бунтов в Ньюарке? Все, что я хочу знать, – это как раздобыть себе скейтборд.

Я не знал, что я беден. Думаю, мне стоило бы знать. Мы все время переезжали, потому что не могли платить за аренду. Мама пыталась прокормить молодую семью из шести человек консервированной курицей по-королевски. Мы ели много дешевых сосисок, бобов и лапши. Очень много лапши. Я все время был голодным, но думал, что это потому, что я такой чертовски огромный. Каждое утро после пробуждения мне казалось, что за ночь я стал выше на пару дюймов.

Это было проблемой по двум причинам: обувь и одежда. Я постоянно из всего вырастал. Мне приходилось надевать одни и те же вещи в школу снова и снова, потому что мы не могли себе позволить покупать мне новые шмотки каждый раз. Я слышал, как об этом говорят. Дети говорили мне: «Эй, пес, разве вчера ты был не в этой же футболке?»

Никого не шокировало то, что я вырос крупным парнем. Мой родной отец был высоким, да и мама была ростом 1,88 см. Люсиль О’Нил была моим лучшим другом. Моя мама всегда, всегда меня поддерживала. Она в очень юном возрасте закалила свой характер. Жизнь не всегда была добра к ней, поэтому она делала все, что было в ее силах, чтобы огородить меня от всего плохого, что могло произойти с таким хитрожопым малым, как я.

Она знала, каково это – быть выше всех ростом, потому что ей самой приходилось преодолевать эти трудности в юности.

К примеру, моей маме приходилось всюду носить с собой мое свидетельство о рождении. Ей не верили, что мне только девять. Водитель автобуса, кондуктор в метро, парень за кассой в McDonald’s. Неужели мальчишка не может получить свой хэппи-мил без всей этой суеты?

Меня часто дразнили из-за моих размеров, начиная с пяти- или шестилетнего возраста. Помню, как однажды шел по улице и какой-то пацан назвал меня Биг Футом. Я взглянул вниз и понял, что он был прав: мои кроссовки были просто огромными.

С возрастом мои прозвища становились все обиднее: Сасквоч, Фрик-илл, Шакилла-Горилла. Последнее мне особенно не нравилось. Я счел, что у меня всего два варианта. Я мог научиться быть смешным, чтобы перетягивать детей на свою сторону… а мог попросту избивать их.

Я делал и то и другое.

Когда я начал становиться все больше, я осознал, что должен в совершенстве овладеть мелочами. Я должен был научиться делать все те вещи, которые делали обычные люди, чтобы они перестали сосредоточивать свое внимание на моем росте. Вот почему я занялся брейк-дансом. Я просто любил танцевать. У меня были хорошие ноги, так что двигаться я реально умел. Я участвовал в конкурсах и стал реально классным танцором. Я мог вращаться, крутиться на голове, исполнять все те трюки, которые чернокожие малыши вытворяли по телику. Я был настолько хорош, что все детишки забыли о том, что я высокий и нескладный, и стали называть меня Шака-Ди, ибо я умел двигаться, как надо.

Я все время танцевал. Всем это нравилось. Мне нравилось. Но однажды во время танцев я повредил себе колено. Оно начало всерьез меня беспокоить, поэтому я пошел к врачу, и он сказал мне, что у меня болезнь Осгуда-Шляттера – ее диагностируют детям, если они начинают расти слишком быстро для своих тел.

Вернувшись домой, я сказал отцу, что у меня болезнь Осгуда-Шляттера. Он ударил меня и сказал: «Нет у тебя никакого Осгуда! Ты все время брейкдансишь, вот и убил свои колени!» За это я получил хорошую взбучку.

Правда в том, что папа тратил немало времени на мои избиения. Если я делал что-то не так, он бил меня и говорил: «Будь лидером, а не последователем». Я очень боялся своего отца. Он бил меня все время, но я никогда не назвал бы эти поколачивания несправедливыми. Я их заслуживал. Он делал это для того, чтобы держать меня в узде. Клянусь, если бы он этого не делал, я бы сейчас, скорее всего, сидел в тюрьме – или что еще похуже. Если бы мой отец не слезал с меня, я бы никогда не стал Шаком, или Дизелем, или тем, кем хотел называться, выдумывая себе все эти дикие прозвища.

Филип Харрисон был военным до мозга костей. Его друзья называли его Бутчи, но все мои друзья звали его Сержантом. Он очень-очень большое внимание уделял дисциплине. Все должно было делаться так, как скажет он, и никак иначе.

По иронии судьбы, подобное отношение к делу а-ля «жестко, но справедливо» лишь вредило ему в его военной карьере. В какой-то период он был инструктором по стройподготовке, но так рьяно усложнял людям жизнь и так их бранил, что его понизили в должности. Ему отдали в ведение спортзал на военной базе, но его темперамент и там вовлек его в неприятности. Люди устали от его ругани в адрес окружающих, поэтому сделали его сержантом по снабжению.

С Сержантом шутки были плохи, особенно для меня. Его семья была родом с Ямайки, и когда он, будучи ребенком, шкодил, ему хорошенько доставалось. Так что он лишь делал то, чему его учили.

И это правда – я творил много глупостей в детстве, потому что хотел быть крутым. Я носил цепи в своем портфеле для книг. Ходил в магазины и крал там разное. Вскрывал машины, просто потому что мог. Я забирался в дома других людей и воровал оттуда мелочи, ничего серьезного, но потом хвастался об этом друзьям, когда был уверен, что меня точно не поймают.

Подобные выходки сводили моего отца с ума. Он хотел, чтобы я чего-то добился в жизни. Он сам совершал ошибки в детстве, за которые его отец избивал до полусмерти. Поэтому со мной он обращался точно так же. Он колотил меня кулаками, ремнем, шваброй, всем, что попадалось под руку. Это была его интерпретация телесных наказаний. Всякий раз, когда я творил какую-нибудь глупость, он избивал меня так, чтобы в следующий раз я дважды подумал, прежде чем сотворить такое снова.

Порой страх действительно становится лучшим оружием.

Поскольку мой отец служил в армии, мы часто переезжали, поэтому каждый раз, когда я приходил в свою новую школу, я узнавал, кто считался там самым крутым, и приценивался к нему. Потом я испытывал его – сначала юмором, а потом кулаками. Так я становился в школе Тем Новичком, а не просто «тем новичком». Разница существенная.

Когда я был совсем маленьким, мы жили на Оук-стрит в Джерси-сити. Мы жили с моей бабушкой Одессой, а она жила через дорогу от парка. Она была медсестрой, а мама все время была рядом – ее телик стоял в окне, – так что они обе постоянно наблюдали за мной. В Джерси-сити было безопаснее, чем в Ньюарке; в том районе было всего несколько трудных подростков, а не на каждом углу, как в Ньюарке.

Там был пацан по кличке Пи Ви, который жил прямо около парка, и я очень боялся его, потому что у него была большая собака, немецкая овчарка по кличке Сэм. Каждый день ровно в 16:15, когда мы были в парке, Сэм выбегал из дома и бросался за детьми в погоню. Пи Ви и его братья толкали наркоту. Я ненавидел эту собаку. И до смерти боялся ее.

И вот мой отец как-то вечером пришел с работы домой и принес мне подарок. Новенькие кеды Chuck Taylor, в оригинальном исполнении из белой парусины. Я глазам поверить не мог. У меня никогда не было таких кед. Я знал, что мы не можем их себе позволить. В общем, отец говорит мне: «Эй, теперь у тебя есть эти кеды, чтобы ходить в школу, чтобы играть в мяч. Тебе нужно будет носить их и летом. Они должны прослужить тебе долго. Не испорть их, слышишь?»

Я выхожу на улицу в своих новых Chuck Taylor, расхаживаю везде, чувствую себя просто отлично. Я – Мужик. Но в 16:15 калитка открывается, и эта чертова псина Сэм начинает бежать прямо на меня. Я начинаю убегать от него и пытаюсь перепрыгнуть забор, но я такой большой, что мне трудно перемахнуть его. Мои ноги свисают, и пока я пытаюсь перебросить свое тело через забор, собака кусает меня за пятку кроссовки и отрывает ее. И вот я иду домой, рассказываю обо всем отцу, а он отвечает: «Не хочу слушать эту ересь!» – и бьет меня.

На следующий день я нахожу палку, и когда собака Пи Ви выскакивает в парк, я пытаюсь сломать ей шею. Я в таком бешенстве из-за Chuck Taylor, что пытаюсь прикончить пса Сэма. Собака забегает обратно в дом, и тут выходит Пи Ви, весь такой крутой, и я бью палкой и его. Следом выходят трое его братьев, и втроем они вышибают из меня весь дух. Меня так ушатали, что отец даже не стал наказывать меня поркой второй раз.

Меня часто наказывали. Отправляли в свою комнату, и чтобы не сойти там с ума, я закрывал глаза и придумывал все эти мечты. В одной мечте я был Невероятным Халком: я закрывал глаза и начинал рычать: «А-а-а-а-а-арр». В другой фантазии я был Суперменом: закрывал глаза, играл мускулами, а потом летел. В следующий раз я был героем «Звездных войн».

Время от времени я закрывал глаза и мечтал о том, как стану одним из тех наркодилеров на углу. У них всегда были деньги. Пачки купюр торчали у них из карманов, чтобы все могли видеть, как хорошо у них идут дела. Я думал о том, каково это – на секунду стать таким, как они, но я всегда был наказан за что-то, поэтому даже не мог выйти из дома, чтобы творить на улице подобные глупости. Видишь, пап? Твоя «суровая любовь» работала.

Бабушке Одессе очень не нравилось, когда меня наказывали. Забавно, что наказывали меня в ее доме, потому что свой собственный мы себе позволить не могли. После того как я лажал, а отец избивал меня, она дожидалась его ухода, а потом прокрадывалась ко мне со стаканом молока и куском бисквитного кекса от Entenmann, приговаривая низким голосом: «Вот, съешь это. Перестань уже плакать. Все будет хорошо. Ты – мой малыш. Не волнуйся».

Я говорил своей бабуле: «Когда я разбогатею, я куплю тебе дом». Она улыбалась и говорила мне: «Малыш, мне не нужен новый дом. Этого вполне достаточно».

Мы какое-то время жили с бабушкой, но они с моим отцом не слишком ладили, и в итоге мы переехали в Ньюарк, на Вассар-авеню. Мой дедушка, отец моего отца, был суровым ямайским дядькой, и мы переехали в его дом. А еще с нами жили брат отца, кое-кто из моих теток и целая орава кузенов. Дом был полон людей. Он был довольно большим, на девять или десять комнат, но кроватей на всех не хватало. Я спал на полу вместе с кучей своих двоюродных братьев.

У моего дедули была мечта разбогатеть, поэтому каждый день он давал мне и моему кузену Андре по доллару на хлеб и лотерейный билет Quick Pick. Мы с кузеном были юными предпринимателями. Покупали Quick Pick, а потом брали дешевый лежалый хлеб, стоивший шестьдесят центов, а на оставшиеся сорок центов покупали жвачку. Мы провернули это пару раз, пока кто-то в доме не сказал: «Почему этот хлеб всегда несвежий?» Нас раскрыли, и наш безумный дедуля устроил нам хорошую взбучку.

К тому времени мы уже успели привыкнуть к жвачке. Нам нужно было ее иметь. Поэтому мы крали ее. Мы разрабатывали самые разнообразные планы по отвлечению парня у кассы, чтобы не попадаться. Однажды мы с Андре жевали жвачку, и дедушка сказал мне: «Откуда вы взяли эту жвачку?» Я не хотел рассказывать ему, что украл ее, поэтому сказал, что ей нас угостила какая-то приятная леди. Дед сказал: «Сколько раз я говорил тебе не разговаривать с незнакомцами?» И за это нам с Андре тоже влетело по первое число.

Примерно в восьмилетнем возрасте я начал ходить в Boys and Girls Club, где мы часами играли в баскетбол. По выходным отец учил меня основам игры. Филип Харрисон был очень умелым городским боллером, по крайней мере, так мне говорили жители Ньюарка. Говорят, что Сержант и мой родной отец были двумя лучшими баскетболистами, выросшими в округе. Мой дядя Майк Пэррис как-то сказал мне, что Филип Харрисон был гибридом Роберта Пэриша и Джорджа Гервина.

Филип учил меня, как нужно выдавливать соперников и бросать мяч, правильно сгибая локти. Одной из первых книг, подаренных им мне, была история жизни Карима Абдул-Джаббара. Я прочитал ее полностью, и в особенности ту часть книги, где рассказывалось о том, как Карим потерял все свои деньги, вложившись в соевые бобы. Я сказал себе: «Когда я стану богатым, со мной такого не произойдет».

Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что в том возрасте я был не слишком хорошим баскетболистом. Я был неуклюжим. Я до конца не вырос в своем теле, поэтому поначалу все время ронял мяч. Разумеется, все ожидали, что я буду блистать, ведь я был таким большим. Удачи вам, если соберетесь объяснить людям, что это так не работает.

Ньюарк был безжалостным городом. Искать неприятности тут не приходилось; они находили тебя сами, стоило только вылезти утром из кровати. Думаю, мои родители понимали, что нам нужно выбираться оттуда. Проблема была в том, что денег у нас не было. Мой отец работал очень много, но его заработка никогда не хватало на то, чтобы кормить нас, одевать и платить за аренду. Он водил грузовики U-Haul в Нью-Джерси или Нью-Йорк и обратно, чтобы заработать денег, и все время был уставшим.

Потом, в 1982 году, когда мне было десять лет, мой отец пришел домой и сказал: «Мы переезжаем». Он собрал меня, маму, сестер Айешу и Латифу и моего младшего брата Джамала, усадил нас в свою Toyota Corolla и повез в форт «Стюарт» в Хинесвилле, Джорджия. Я проплакал всю дорогу туда. Я не хотел ехать. Не хотел расставаться с друзьями.

Однако этот переезд стал, наверное, лучшим, что только могло произойти со мной. В Ньюарке я все время попадал в переплет. Тусовался с плохой компанией.

Если бы мы не переезжали так часто, я бы не стал тем человеком, которым являюсь сегодня. Я правда в это верю. Мне приходилось учиться заводить новых друзей, привыкать к новым местам. Что было бы, если бы я всю жизнь рос в гетто Ньюарка, Нью-Джерси? Я бы никогда не видел ни белых людей, ни евреев, ни латино. Поскольку мой отец так часто переезжал, мне приходилось учиться уживаться с самыми разными детьми в окружении.

Хинесвилл, Джорджия, совсем не похож на Ньюарк. Там мы жили на армейской базе, и она была очень, очень южной по духу. В школу мы ходили от базы пешком, и в один из таких дней я познакомился с парнем по имени Ронни Филпот. Он невысок ростом и очень темнокожий, даже темнее меня, поэтому мы сразу начинаем оценивать друг друга – насколько мы черные. Он становится моим первым другом в Джорджии, а я становлюсь его телохранителем. Его мать умерла, и дети стали дразнить его за это. Они говорили что-то вроде: «Эй, Ронни, сегодня у нас родительское собрание. Как жаль, что твоя мама не может прийти».

Я слышал такое и слетал с катушек. Это было так жестоко. Какой-то пацан дразнит Ронни по поводу мамы, и я хватаю его и говорю: «После школы. У баскетбольной площадки. Ты и я. Я тебя ушатаю». Пацан знает, что должен явиться, потому что новости о предстоящей драке разошлись по всей школе. К тому же я знал, где он жил. Ему пришлось бы идти домой мимо площадок, потому что иначе пришлось бы делать большой крюк. И вот я жду, и он появляется, и первое, что я делаю, – луплю его по башке.

Я всегда следовал мантре «Бей первым». В общем, я ударил пацана по лицу, началась драка, и вот я уже избиваю его. Он ничего не может поделать. Все детишки смотрят, поэтому теперь я Мужик. Я теперь главный задира в школе, и все это знают.

Мой отец мной недоволен, потому что я постоянно валяю дурака в классе, но продолжаю влипать в неприятности. Он почти каждый день дает мне ремня, потому что я лажаю снова и снова. Наконец он говорит: «Если на тебя придет еще одна жалоба из школы, я тебя уделаю». Я знал, что он говорит серьезно.

Но я не могу взять и перестать. Я – Шакил, главный весельчак, хулиган, Мужик. Я был так не уверен в себе из-за своих габаритов, что валяние дурака было единственным доступным мне способом вписаться в окружение. Поэтому в один из дней я приношу в школу бутылку воды и достаю из рюкзака салфетки, которые мне положила мама, и начинаю катать шарики из бумаги, а потом бросаю их в доску. Скатав один здоровенный комок, я запускаю его так, что он едва не попадает в учителя. Учитель резко оборачивается и говорит: «Кто это сделал?» Все хихикают, кроме меня. Я сижу с очень серьезным лицом.