Швец. Второй шанс для бандита

© Олли Серж, 2022

Глава 1
Снежинка и Бармалей

Швец.

– Александр Николаевич, давайте закругляться, – трогает меня за плечо помощник. – Телевидение уже уехало, а вас «Газ-инвест» на корпоратив ждёт.

– Я сам решу, когда закругляться, – рычу в ответ.

Бесят!

Тоже мне, нашли мальчика по-вызову… и красиво предвыборной компанией обозвали. Усмехаюсь. А привыкай, Швецов. Это тебе не по-понятиям жить. Тут за «в морду» на завтра разгромная статья в интернете, а за воровство пары лямов, почёт и уважение. Если, конечно, не поймали. А если поймали, то про «своих» можешь забыть. Нету их. Даже если воровали вместе. Вот так. В большой политике своя мораль. Точнее, ее полное отсутствие.

Но и лезу я туда не коррупцию побеждать, а для того, чтобы одна скотина не села в депутатское кресло.

Оттягиваю галстук, делая его свободнее. Душит сволочь… Ныряю рукой поглубже в красный мешок и достаю оттуда очередной сладкий подарок, встречаясь взглядом с маленькой девчушкой с огромным белым бантом на голове и белом платье, обшитом серебристой мишурой.

– А Машенька у нас снежинка, – комментирует ее костюм воспитательница.

В груди что-то дергает. Может быть потому, что эта девчонка самая мелкая из всех. Три-четыре года. Не больше. А может, эти глазищи ее пронзительные голубые…

Малышка тянет руки к подарку.

– Машенька, а стихотворение? – останавливает ее воспитательница. – Давай, как учили. На первый снег взглянул щенок… Ну, Машенька…

Начинаю слышать голос женщины фоном, потому что меня неожиданно кидает сначала в жар, потом – в холод, а взгляд не может оторваться от небольшого родимого пятна на руке у ребёнка. Точно такого же, как у меня, в форме Италии на карте мира. Точно такого же, какое было у моего отца, деда, дядьки…

Совпадение? Да быть такого не может! Наши руки рядом. Пятна – тоже. Я зажмуриваясь, допуская, что это похмельный откат после вчерашней гулянки. Но нет… Кто? Я же без резинок – никогда! Какая дрянь посмела родить и не сказать мне? Да ещё и бросить?

– Я… я стишок забыла, – собирается зарыдать малышка, выводя меня из ступора.

От вида ее блестящих глаз в моей голове что-то щёлкает. Иррациональное. Даже безумное. Хочется на руки мелкую подхватить и без всяких стихов купить ей все, что пожелает!

– Ничего, не плачь… – говорю севшим голосом и, машинально трепя ее по светлым косичкам, отдаю новогодний подарок.

Снежинка убегает. Я провожаю ее взглядом.

Она забирается на самый дальний стул в углу зала, открывает подарок, достает из него конфету и с жадностью запихивает ее в рот. Потом ещё одну. Картонная коробка рвётся под неловкими пальцами. Конфеты рассыпаются на пол, а меня накрывает пульсирующей в висках, неконтролируемой яростью. Мой ребёнок, здесь, в интернате? Если это правда… Убью.

– Продолжай… – Всовываю мешок с подарками помощнику и перехватываю воспитательницу за предплечье.

– Давайте отойдём, – вежливым тоном стараюсь снивелировать грубость действий, но получается плохо. Тяну женщину подальше от детей к окну.

– Что случилось, Александр Николаевич? – испуганно шепчет она и спотыкается, передвигая ногами.

Останавливаемся. Выдыхаю

– Эта девочка. Снежинка. Сирота? – киваю головой в направлении малышки.

– Нет, что вы, – волнуясь, мотает головой воспитательница. – У Машеньки есть мама. Прав не лишена. Просто… работает много… Здесь очень разные дети, но каждый со своей непростой ситуацией…

– Как зовут ее мать? – резко перебиваю.

– Эти вопросы вам лучше заведующей задать. Мы не имеем права разглашать личные данные, – отвечает женщина, разводя руками, а в следующую секунду мы вздрагиваем от резкого хлопка.

Моя рука машинально ложится на пояс. Рефлексы.

– Снова воздушный шар лопнули, – вздыхает воспитательница. – Вы меня извините, Александр Николаевич…

– Конечно, – киваю.

Она спешит к двум испугавшимся резкого звука малышам.

Я ещё раз кидаю взгляд на угол, где сидела снежинка. Ее там больше нет.

Выхожу из актового зала и, испытывая острую необходимость найти виноватого, направляюсь прямиком к заведующей интерната. Правду! Я хочу выяснить все прямо сейчас.

Кабинет нахожу чисто интуитивно и распахиваю дверь без стука.

Женщина подскакивает в кресле и опускает от уха телефонную трубку.

– Александр Николаевич, – смотрит на меня взволновано. – Что-то случилось? Извините. Мне пришлось отлучиться, чтобы заказать продукты…

– Случилось, – рявкаю, впечатывая кулаки в стол и нависая. – Я хочу видеть личные дела всех детей младшей группы. Прямо сейчас!

Глава 2
Г – горошек

Варя

Он? Швецов? Сердце ухает в груди, как в колодце, пока мужчина, повернувшись ко мне спиной, выкладывает на кассовую ленту продукты.

Нет, Варя, успокойся. Быть этого не может. Что ему здесь после жирной Москвы делать? Знаю, что вышел из тюрьмы. Оправдали? Или по УДО? Господи, да какая разница! Сколько ты ещё будешь о нем вспоминать? По ночам просыпаться от ощущения, что он обнимает? Он жизнь твою сломал, дура ты этакая! А из своей выбросил, как очередную девку. Имя твоё забыл. Господи, забыл же, я надеюсь? Я сделала для этого все. Бросила учебу, сменила город…

Мужчина разворачивается ко мне лицом, и я выдыхаю. Нет, не ОН.

– Девушка, я вам ещё раз говорю, этот горошек по акции был, – нарываясь на скандал, к кассе возвращается бабулька и машет перед моим носом чеком, – два по цене одного.

– Девушка, ещё кассира позовите, сколько стоять можно! – несётся раздражённое из очереди.

– Да, конечно! – нажимаю на кнопку вызова сотрудника и возвращаю своё внимание бабульке с горошком. – Мне очень жаль, но вы ошиблись, – говорю ей мягко. Акция уже закончилась. Я могу отменить одну банку…

– Но мне нужно две! – восклицает бабулька. – Завтра дети придут, я оливье обещала, и на Новый год поставить в холодильник.

Телефон в кармане вздрагивает вибрацией. Нет ни малейшего шанса ответить при покупателях. Иначе меня вообще растерзают, а после Элла сожрет. И вот этим горошком меня заправит.

– Верните деньги, – напирает бабулька, явно не собираясь уходить. – Или позовите администратора.

– Да, да, – возмущаются люди, – давайте администратора. Пусть придёт и за кассу сядет.

Обреченно вздыхаю и жестом подзываю охранника.

– Дядь Паш, Эллу Кирилловну, позови, пожалуйста…

Он достаёт из-за пояса рацию.

В моем кармане снова звонит телефон.

Успеваю отпустить пару человек до того момента, как ко мне подходит администратор. Я узнаю ее, даже не глядя, по запаху яблочных сигарет.

– Ну что тут у тебя снова снова случилось, Трофимова?

Моя бабка тут же активизируется.

– А вот она, – указывает костлявым пальцем в мою сторону, – пробила мне две банки горошка, вместо одной, и деньги возвращать отказывается!

– Варвара? – дергается вверх бровь Эллы. – В чем вопрос?

– Акция ещё вчера закончилась, – отвечаю, слыша, как голос дрожит. Если сейчас верну деньги, то это ещё восемьдесят рублей недостачи на нашу смену. Господи, не Новый год, а обдираловка какая-то! Ничего не успеваем! – Там, наверное, девочки ценники не поменяли. Я же никак по кассе провести не могу…

– Проведи, – Элла проводит пропуском через кассу. – Чек верни. И как закончишь смену, ко мне зайди.

Резко разворачивается и, стуча каблуками, направляется в кабинет. Конечно, ей легко чеки отменять, а мы уже почти на десять тысяч «залетели».

– Ваши деньги, – кладу бабульке ее отвоёванные. – С наступающим…

– То-то же, – фыркает она.

Закусив губу, чтобы не заплакать, отворачиваюсь и продолжаю пробивать продукты. В голове крутится простейшая математика. Десять тысяч на четверых это минус две с половиной. Это минус что? Нет, куклу Машуне я просто не смогу не купить. Она ее пол года просит. Значит, снова минус парикмахерская и сапоги. Ладно, волосы я уже приловчилась заплетать в хвост и пучок, а вот сапоги… это так и зима закончится. Почти первый месяц прошёл.

Телефон снова вибрирует. Я незаметно достаю его из кармана, чтобы посмотреть, кто звонит и, увидев на экране имя тетки, окончательно теряю покой. Что там у них случилось? Смотрю на часы. Смены пол часа осталось, а потом я обещала успеть на праздник. Мышка ждёт… Господи, только почему тетя Ира три раза звонила?

Досиживаю свою смену до двенадцати и закрываю кассу.

– Это последний, – оповещаю очередь, – остальные перейдёте, пожалуйста, на соседнюю кассу.

По очереди прокатывается возмущённый ропот.

Мою коллегу Алю тоже прессуют за неправильный ценник на блинчиках. Оставляю попытку с ней попрощаться и мысленно вычитаю из зарплаты ещё сто рублей. Это так и до минималки можно докатиться. Имея огромное желание высказать девочкам товароведам все, что о них думаю, иду в кабинет Эллы и мысленно прикидываю время до начала утренника.

Стучу в дверь, захожу и просто в полном шоке наблюдаю, как администратор раздаёт девочкам новые бланки переоценки

– Ну что застыла, Трофимова? – ухмыляется. – Помогай подружкам, а то до завтра всю зарплату на возвраты спустите.

– Я не могу, – мотаю головой. – Я с ночной смены на кассе сижу, дочке обещала на праздник успеть, не обедала ещё…

– Трофимова, ну а кто это делать будет? – требовательно смотрит на меня Элла.

– Но у меня смена закончилась, какое ко мне это теперь отношение имеет? – слабо пытаюсь протестовать.

– На, почитай, – администратор поднимает со стола и протягивает мне лист А4, – ознакомься. В декабре недостача будет браться общая и делиться на всех.

– Но…

– Ты всегда можешь уволиться, Трофимова, – усмехается Элла. – У нас в городе полно других рабочих мест.

– Девочки, ну чего вы молчите? – психуя, смотрю на коллег. – Ну это действительно ненормально менять цены раз в сутки!

– Пошли, Варь, а что делать, – утягивают они меня к выходу из кабинета.

Плетусь следом.

– Я сейчас вас догоню, – обещаю, останавливаясь в коридоре, чтобы набрать тетку.

Не знаю, как сказать, что на праздник не приду. Но и ценники эти чертовы не могу не вешать. Это какой-то кошмар! Прислоняюсь спиной к стене и несколько раз бьюсь об неё затылком. В груди горько и хочется поплакать. Желательно на плече у феи-крестной, ибо мужчине я уже один раз в своей жизни поплакала. Аж на целую Машку… Нет, тогда, конечно не до слез было. Швецов душу из меня профессионально по постели размазывал. Из полымя в огонь окунул и до тла сжёг. Слова красивые говорил, ухаживал красиво, маме помог… А потом просто денег кинул. Много. Обещал ещё больше. Хотел, чтобы я на зоне его постель грела! Но я взяла. Я не гордая. Да и куда уж тут до гордости! Без них мы бы с Машкой не выжили. А к нему не пошла… за ребёнка было страшно.

Супер, Варя, просто отлично! Отец дочери – зэк, она скоро вообще забудет с этой работой, как ты выглядишь, живет в казенном доме, как сирота. Ты вместо светлого медицинского будущего продукты на кассе «пикаешь», но продолжаешь думать о мужике. Да, пусть и единственном в жизни. Кусаю губы почти до крови, чтобы не заплакать и нажимаю дозвон на экране телефона.

– Алло, – раздаётся в трубке голос тетки. – Варвара, колготки Маше новые купи. Эти белые она компотом облила…

– Я не успеваю на праздник, теть Ир, – говорю. Голос срывается. – Я сразу после ее заберу.

– Варя, – ахает женщина, – да ты что, она же тебя ждёт.

– Работа. Извините, я скоро буду, – отвечаю запальчиво и сбрасываю звонок.

Стираю со щёк слёзы и иду в подсобку, чтобы взять перчатки с курткой. Иначе в холодильнике можно околеть. Замечаю на столе остатки бутербродов и ворую один. Ничего особенного. Батон, масло, шпроты, но на голодный желудок сочетание кажется нереальным блаженством. Только пить сразу хочется. Беру свою кружку с остатками воды, делаю глоток и… тут же выдаю жидкость фонтаном обратно. Водка! Это не вода! Фу! Зачем они брали мою кружку?

Все-таки высказав девочкам, что о них думаю, помогаю развешивать ценники. Задерживаюсь почти на четыре часа и вылетаю из магазина при первой же возможности.

Пока жду маршрутку, тетя Ира снова начинает обрывать мне телефон. Хоть аккумулятор и мигает красным, принимаю звонок.

– Да…

– Варвара, срочно приезжай, – испуганным голосом шепчет мне из динамика тётка. – Тут люди серьезные на праздник приезжали, личные дела детей смотрели. Машей интересовались. Может, забрать хотят…

– Я уже еду! – кричу в трубку. Сердце начинает колотиться, как сумасшедшее. Как-то забрать? Куда? Конечно, дочка у меня красавица, любого может обаять, но вот так просто «забрать»?

И только в маршрутке я соображаю, что Маши даже в списках детей нет. Как можно забрать того, кого официально нет?

Спешу по снежной дороге к интернату от остановки, уже практически окончательно успокоившись. Ну максимум, что нам с Машкой грозит, это – что заведующая после проверок, запретит нам ходить. Неприятно, но не смертельно. Будем искать круглосуточный сад.

Заворачиваю за угол и боковым зрением вижу, как возле бордюра тормозит большой чёрный внедорожник. Его двери синхронно распахиваются. Ощущая от вышедших из него людей агрессию, ускоряю шаг. И неожиданно оказываюсь захваченной и стиснутой между двумя мускулистыми, мужскими телами.

– Что? Помог… – собираюсь я закричать, но вдруг чувствую, как что-то недвусмысленно утыкается мне в бок.

– Заорёшь – шмальну, – предупреждает меня бородатый мужик. – Давай, быстро в машину.

– Меня дочка ждёт… – говорю одними губами. – Отпустите. У неё больше нет никого, пожалуйста… Вы кто?

– В машине узнаёшь «кто», – рычит мужик и, молниеносно заломив мне запястье, так что я на мгновение теряю ориентацию в пространстве от боли, толкает меня в машину.

Глава 3
Девочка…

Швец

Ее грубо заталкивают в машину. На мгновение меня дергает этот факт, потому что я очень хорошо помню, на сколько у неё нежная кожа. Сожмёшь чуть крепче – сразу синяки. Она ходила помеченная отпечатками моих пальцев на бёдрах. Я обновлял их дважды в день, хоть и старался быть нежнее, терпеливее. С ней этого хотелось… с ней жить хотелось!

Дрянь…

Отворачиваюсь к окну, потому что сносит в разрушительные эмоции. Я думал что забыл. Обрывистые, бредовые сны с ее участием. Когда, лёжа на нарах с сотрясением, с удовольствием отключался от боли в бессознательное и знал, что там будет она. Целый калейдоскоп образов и деталей! Тонкие серебряные колечки на пальцах, гвоздики-сережки в ушах, светлый локон волос на шее, губы в шоколаде. Мягкие девичьи формы, трусики с котятами, шрам от аппендицита, ямочки на пояснице… да, особенно с идеальным прогибом спины, когда брал ее сзади. И как она смешно чихала от сигаретного дыма. Сука! Я до сих пор помню все! Особенно как хотел, чтобы она не досталась никому, раз не моя. Я бы мог это устроить даже из СИЗО. Одно слово… Представлял, как ее касается другой мужик и стервенел. Не знаю, что меня тогда остановило, но точно не здравый смысл. Скорее то, что эта девчонка заставляла меня чувствовать себя живым, и жалость… к ее матери. Она бы не пережила.

Сколько женщин у меня было после? Я потерял им счёт, не помню лиц, а имён никогда не спрашивал. Отпустило месяца через три, когда мне сообщили, что Варвара уехала из города. Я не стал узнавать куда. С теми бабками, что она взяла, можно было куда угодно!

Сука! Она, оказывается, уехала с моим ребёнком! Дочерью! Не верю, что не знала. И, как ненужного котёнка сдала ее в интернат через тетку-повариху!

Медленно поворачиваю голову, встречаясь с Варварой глазами, и с удовольствием вижу в ее животный страх.

– Ты?! – истерично дыша, она вжимается в сиденье и бледнеет.

– Не ждала? – усмехаюсь. – Наверное, и забыла?

Пару секунд смотрю, как ее колотит. Страшно тебе? Правильно. Так и должно быть.

– Нет, – вдруг зажав рот пальцами, она начинает мотать головой. – Нет, нет! Нет, пожалуйста, уезжай! – ее речь переходит в истерику.

– Хватит, – рявкаю и, не сдержавшись, перехватываю ее за воротник пальто. Встряхиваю.

Икнув, замирает. До меня только сейчас доходит, что я сразу узнал в малышке эти голубые глаза. Один в один… Тело пробирает дрожь. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и вдруг уловив знакомый запах алкоголя, веду носом по губам Варвары.

– Дыхни…

Мотает головой.

– Так, ясно, – со злой силой отшвыриваю ее обратно в противоположную дверь и сжимаю зубы.

Когда это происходит? В какой момент маленькие девочки превращаются в сук?

Хочется курить. Достаю пачку и кручу ее в руках, так и не решаясь при Варваре. Пауза затягивается… Смотрю в окно, как охрана поднимает воротники. Минус крепчает, и начинает идти снег.

На мгновение перед глазами вспыхивает картинка, как мы с Варварой также сидим в машине. У меня через час самолёт. Она ест рафаэлло, кажется, вторую упаковку, и лежит на моем плече. Ее волосы влажные, потому что любит бегать без шапки. За окнами валит хлопьями. Большими, пушистыми…

Выкинуть бы ее сейчас из тачки и пусть шурует, туда откуда пришла! Просто забрать ребёнка без всяких разговоров! Но так, наверное, слишком жестоко. Мать – это мать. Какой бы не была, ребёнок ее ждёт.

– Я видел свою дочь, – говорю тяжело и хрипло. – Мне наплевать, где и с кем ты провела эту ночь, но с сегодняшнего дня ты будешь круглосуточно находиться с ребёнком. Переедешь ко мне в дом вместе с девочкой и займёшься поиском няни. Всех кого выберешь, отсмотрю лично. После того, как дочь привыкнет на новом месте, напишешь отказ от родительских прав. Я удочерю. Все…

Оборачиваюсь на Варвару, чтобы услышать ответ. Она молчит, расфокусированно глядя прямо перед собой.

– С чего ты решил, что она твоя? – она вдруг оборачивается, оскаливаясь в улыбке. – У меня после тебя было много мужчин. Я сама не помню от кого заберемеменнела, – Добавляет с вызовом.

В моей голове от этих слов взрыв. Нет, я никогда в жизни не бил женщин, разве что по заднице в качестве сексуальной игры, но сейчас мысленно делаю это. Бью Варвару наотмашь. С остервенелым удовлетворением. Будто в реальном времени вижу, как взлетают ее волосы, краснеет щека, из разбитой губы идёт тонкая струйка крови… А из глаз брызгают слёзы. За эти слёзы пять лет назад я бы закопал живьём любого.

– Ты цела сейчас только потому, что тебя ждёт наша дочь, – хриплю. – Иди и приведи ее. В твоих интересах сделать так, чтобы она меня не боялась. Все ясно?

Прикрыв глаза, кивает.

Открываю дверь машины. К ней сразу подбегает охрана.

– Александр Николаевич?

– Девушку сопроводите до интерната и обратно, – отрывисто отдаю распоряжение. – Отвечаете за неё головой. Ты поняла? – перевожу давящий взгляд на Варвару. – Забираешь ребёнка, приводишь в машину. И давай без фокусов. Все равно найду.

Она выходит из машины, обхватив себя за плечи. Идёт неуверенно. Смотрю в след, прикуривая сигарету. Жадно затягиваюсь. Только бросать собрался. На легкие перешёл. Бросишь тут…как же.

Сжимаю-разжимаю левую руку от неожиданно острой боли в грудине. Пальцы немеют. Я понимаю, что не могу продышаться. Не отпускает.

Выбрасываю сигарету и откидываюсь на сиденье в попытке расслабиться.

Что же ты натворила, девочка… Ведь у нас с тобой могло быть все иначе. Да. Как у людей… По крайней мере у тебя. Я бы все сделал…

Глава 4
Швецов…

Варя

Это ад? Я горю? Мамочки, за что? Мне хочется нырнуть головой в снег, чтобы хоть как-то успокоиться. Оказывается, истерика может быть тихой. Иду и ничего перед собой не вижу. Колени трясутся, падаю на раскатанном ледяном островке, больно бьюсь коленом и наконец-то начинаю рыдать. Господи, он действительно подумает, что я алкоголичка! Да какая разница, что он подумает?! Если Швецов что-то решил, то он не даст возможности оправдаться.

– Вставайте… – меня неласково дёргают вверх мужские руки.

– Спасибо, – говорю машинально тому самому мужчине, который ещё совсем недавно угрожал мне оружием.

Сейчас ни с кем из них не стоит ругаться. Ради дочери. Ради того, чтобы остаться в ее жизни.

Я знала, что Швецов может быть жестоким, циничным и принципиальным. Он всегда принимал решения круто и не сворачивал с пути. Он и меня взял самым обычным измором. Харизмой, властностью, помощью, своей тотальностью и тем, что стал первым и единственным мужчиной. Я сама не заметила, как заболела им. Это была даже не любовь. Я просто смотрела ему в рот. Могла, как кошка сидеть в углу его кабинета и готовиться к экзаменам, пока он работал. Он же был прохладным и снисходительным, но меня это нисколько не беспокоило. То, как жадно он любил меня в постели говорило больше слов.

Все рухнуло в тот день, когда его арестовали по обвинению в убийстве. Я до сих пор не поняла кого. Наш с мамой дом перевернули вверх дном. Сломали даже деревянные полы.

Ее ещё не оправившийся после операции на почки организм снова дал сбой. Только уже осложнением на сердце. Меня разрывали между больницей и допросами.

Я не хотела верить, что девушки, сидящие со мной в коридоре возле кабинета следователя, имеют к Швецову такое же отношение, как и я. Это было больно. До жара, тремора и тахикардии. А когда от духов одной из них меня просто стошнило в туалете, я поняла, что беременна. Машкой…

Человек Швецова заходит в здание интерната вместе со мной. Охранник пропускает его безропотно. По разносящимся запахам и шуму на первом этаже, я понимаю, что у детей ужин. Желудок сводит.

Поднимаюсь на второй этаж в младшую группу и оглядываюсь на своего конвойного.

– Подождите здесь, пожалуйста, – стараюсь звучать твёрдо, но голос предаёт и ломается.

Мужчина, просканировав меня тяжёлым взглядом, кивает.

– Не задерживайтесь. Александр Николаевич не любит ждать.

Открываю дверь и быстро забегаю в раздевалку. Трясёт. Но ради дочери нужно взять себя в руки.

– Мамочка! – Дочка вылетает из комнаты, сбивая меня с ног. Утыкается носом мне в бедро и обижено сопит. – Ты не пришла… А я стишок забыла и конфеты потеряла.

Присаживаюсь к ней и заглядываю в глаза.

– Машунь, прости. Мама работала…

– Не работай… У тебя плохая работа, – ее губешки начинают дрожать.

– Мышенька, – обнимая ее, целую в нежную щечку. – Ты же знаешь, что это не возможно. Кто маме тогда денежки даст?

– Почтальон, – упрямо и обижено. – Тете Кате нашей соседке носит почтальон.

– Он только совсем стареньким, как тетя Катя носит, малышка…

Дверь за моей спиной открывается. Я вздрагиваю, выпрямляясь в полный рост, и оборачиваюсь.

– Господи, Варя, наконец-то! – тётка заходит в группу, гремя вёдрами с кашей и рыбными котлетами.

Ставит их на лавку, с опаской оглядываясь на дверь, за которой стоит человек Швецова.

– Иди одевайся, – отправляет Машу в группу, и когда дочь убегает, дергает меня подальше от входа за детские шкафчики. – Варя! Это какой-то ужас! Что это за люди?! Заведующая а панике. Боится расследования теперь служебного, – шепчет испуганно. – Пригрозила меня уволить, если ты ещё раз Марью приведёшь! Ой, так кричала! Какой-то депутат перевернул ей весь кабинет, пока из медкомнаты карту не принесли. Личного то дела нет, а я как раз на фруктовой базе была. Два ящика яблок не довезли нам сегодня. Старшие без полдника остались. На одном кефире… Сейчас, – тетя Ира суетливо залазит рукой в карман белого халата и достаёт оттуда кусочек записки, – я фамилию это ирода записала. Швецов, – зачитывает, прищуриваясь, и поднимает на меня глаза. – Знаешь такого?

Киваю, закусывая губы. Главное – сейчас не зарыдать.

– Это Машин отец… – отвечаю шепотом.