Read the book: «Обычный художник», page 3

Глава 7. Соловьев

Александр Сергеевич крутил ключи от кабинета Глеба на пальце, прислонившись к столу охранника у главного входа. Он видел разговор Алины и Глеба, видел театральную постановку с опусканием на колени и то, как Алина села в машину. Что же женщин-то ничего не учит в этой жизни? Они наивно полагают, что могут изменить мир, но осознание неизбежного приходит к ним слишком поздно. А жаль. И все-таки Глеб – хитрый мужик. Нет, все, хватит. Больше в это лезть не стоит. Пускай сами решают свои проблемы.

Александр Сергеевич вызвал лифт. Спустя мгновение двери распахнулись и наружу посыпались люди. Вот и подкрался незаметно конец рабочего дня.

«Да-да, и вам до свидания, и вам всего хорошего».

Пропуская сотрудников, Соловьев заметил Анну Остапову, невысокую брюнетку, короткие волосы которой торчали в разные стороны. Ее хрупкий силуэт было сложно различить за спинами коллег, но ее выделяла улыбка, озорная, яркая, даже детская.

– Анна Владимировна, – позвал ее Соловьев. Большие зеленые глаза, устремленные в его сторону, блеснули огнем. Она попрощалась с девушкой из бухгалтерии и подошла к директору.

– Добрый вечер, Александр Сергеевич.

Он улыбнулся и спросил, не ходя вокруг да около:

– Почему вы не берете отпуск?

Аня потупила взор и принялась теребить лямку сумки.

– Я не хочу сейчас в отпуск. – И с энтузиазмом добавила: – Зимой! Точно! У моего брата день рождения в конце ноября. Вот. Обязательно возьму.

Александр Сергеевич рассмеялся над находчивостью девушки и, отдышавшись, добавил:

– Только в море-то не поплаваешь. Холодно.

Аня бодро его заверила:

– А я дышать буду. И смотреть. Эстетическое восприятие тоже важно.

– Ну хорошо, – согласился он, – пусть будет так. Тогда до завтра!

И Аня выпорхнула из здания, махнув на прощание. Да, эта девушка умеет выворачиваться. Стоит как-нибудь взять ее с собой на переговоры. И прыснув со смеху, живо представляя эту картину, Александр Сергеевич заскочил в закрывающиеся двери лифта.

Глава 8. Глеб

Глеб привез Алину к себе домой. В дверях они столкнулись с курьером, который доставил обещанные суши, и, сунув Алине в руки банковскую карту, по привычке скинув на секретаршу очередную заботу, Глеб прошел в квартиру, вытащил из кухонного шкафа и откупорил бутылку вина, а после, скинув галстук, достал два бокала. Алина, расплатившись, внесла в кухню пакеты. Не разбирая сумок, она присела на кончик стула и поджала под себя ноги, инстинктивно потирая шею. Перед ее глазами все еще стояла утренняя сцена, и как бы она ни хотела признаваться самой себе, внутри нарастали напряжение и неуверенность. Вряд ли можно назвать извинения Глеба искренними, и, скорее всего, она еще пожалеет, что так быстро сдалась.

Угнетающую тишину, давившую на уши, разбавила легкая музыка, льющаяся из динамиков портативной колонки. Глеб подал Алине бокал с рубиновой жидкостью, присел рядом и мягко улыбнулся, положив ей на колено ладонь. Вытянувшись струной, Алина поспешно пригубила вино. Оно разливалось по горлу, оставляя еле заметное сладкое послевкусие. Но сейчас девушку больше волновало тепло, разбегавшееся мурашками по бедру, когда рука Глеба медленно продвигалась выше. Алина сделала еще глоток, не замечая, что пьет одна. Второй бокал так и остался стоять нетронутым на столе.

Не сводя взгляда с ее лица, Глеб придвинулся ближе и закусил губу. Алина явно нервничала. Как же ему нравилось с ней играть. Загонять в угол, и заставлять сердце биться так часто, что ей становилось нечем дышать. Власть ему дарила ощущение господства.

Он наклонился и коснулся губами ее нежной шеи. Алина вздрогнула, но не отпрянула, не до конца понимая правил его игры. Глеб, однако, почувствовав ее замешательство, запустил руку под юбку, продолжая исследовать ее реакцию. Алина вскочила и, отойдя на расстояние вытянутой руки, одернула юбку, взволнованно прошептав:

– Что ты от меня хочешь?

Глеб поднялся вслед за ней, взял со стола бокал и, осушив одним глотком, подошел к окну. Поставив пустой бокал на стол, он снял пиджак, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и в своей манере ответил:

– То же, что и всегда.

Алина обхватила себя трясущимися руками. Эти правила были ей не знакомы. И она не была уверена, что хочет их узнавать. Он сделал шаг навстречу и продолжил:

– Мы можем больше не скрываться. Я все рассказал Соловью.

Недоверчиво сверкнув глазами, Алина взяла бокал и медленно допила до дна. Глеб ждал. Ему хотелось получить реакцию на признание, подобное много для него значило, но он не торопил ее. Обойдя стол, он подошел вплотную к девушке и, развернув ее к себе, обнял, уткнувшись в плечо. Ну же, ему правда жаль. Поверь уже. Алина, казалось, не слышала его мольбы, замерев в нерешительности и нахмурив лоб, сомневаясь в происходящем. Лишь осторожно спросила:

– И ты на меня не дуешься? Ну, из-за Остаповой.

Глеб, мурлыча ей на ухо, ликовал.

– Конечно, нет! И давай уже забудем об этой девчонке. Есть только ты и я…

И, когда Алина расслабилась и позволила себе обнять Глеба, он произнес:

– И наше будущее.

Бинго! Айсберг недоверия был растоплен. Алина летала по квартире, накрывая на стол, пока он безучастно сидел в телефоне, сославшись на сообщения по работе и хмелея от опустевшей мигом бутылки. Минута позора преодолена. Осталось только пожинать плоды. Но не сегодня. Сегодня он и так через многое прошел. Завтра.

Глеб позволил Алине ухаживать за ним, хотя обычно считал все это бабской блажью. Он слушал вполуха ее планы о совместной жизни, детях, поездках на море, и про себя смеялся. Какая же она дура. Стоит только поманить… И даже ошибившись, всегда остается шанс обернуться в плюс. «Чистосердечное» признание, извинение, щенячьи глаза… В его случае пришлось еще на колени встать. И все. Баба готова ради тебя на все.

Этой ночью Глеб позволил Алине еще кое-что. Доминировать в постели. В кои-то веки ему хотелось вобрать в себя чужую страсть, а не самому в агонии рвать простыни. В кои-то веки он был готов исполнять любую прихоть женщины, лишь бы она почувствовала над ним власть и доверилась ему. В кои-то веки он был готов прогнуться под женщину ради будущей выгоды. Обычно он не терпел кого-то над собой.

Но то ли Алина не могла умерить его жажду, то ли не умела доминировать, спустя час ее «господства» Глеб поставил ее на колени и завершил начатое, намотав ее длинные волосы на кулак. И пока она пыталась восстановить дыхание, он скрылся в душе.

А вернувшись в спальню, застал Алину, свернувшуюся калачиком, спавшей поверх одеяла на краешке кровати. Он криво ухмыльнулся и вышел в гостиную. При лунном свете на столе чернела вторая откупоренная, но недопитая бутылка, которую Глеб добил, стоя на балконе и выпуская сигаретный дым в атмосферу. Бесконечный сумасшедший день наконец-то закончился. И скоро Соловью вернется его удар.

Дымящийся бычок летел на асфальт, когда балконная дверь захлопнулась за Глебом.

Наутро он проснулся от манящего запаха кофе. Алина шуршала на кухне, готовя завтрак. Она подпевала какой-то только ей слышной песне и кружилась с лопаткой в руках. Глеб неслышно замер в проходе и принюхался. Его шампунь вперемешку с кофе и яичницей представляли собой жгучую смесь. Нравилось ли ему то, что происходило сейчас? Он дернул плечом. А ничего такого сейчас и не происходило. Правда, его несколько пугала спонтанность, которая мешала карты в его четко спланированной колоде жизни.

Алина, наконец, заметила его. Она отбросила мокрые волосы, которые ниспадали на спину, оставляя разводы на его рубашке, так небрежно накинутой и не скрывавшей наготы идеального тела, и подошла к нему.

– Доброе утро, любимый. – Глеб чуть не поперхнулся слюной, привлекая Алину к себе. Но эти издержки он сможет пережить. Ее обжигающий ментолом язычок быстро проник к нему в рот и закружил, разжигая желание. Да, цели своей он достиг. Алина действительно думает, что они пара. Схватив своей огромной ладонью ее ягодицу так, что девушка взвизгнула, Глеб, оторвавшись от поцелуя, произнес:

– И что же ты приготовила, хозяюшка моя? – Алина, засияв, дернулась к плите, попутно доставая тарелки. Глеб сел за стол и отхлебнул обжигающего неба кофе. Да, все как он любил.

– Алин, присядь.

Она поставила перед ним тарелку с глазуньею и села напротив.

– Я хочу, чтобы ты знала…

Она отложила свою вилку и уперлась внимательным взглядом в его лицо.

– Вчера… Ну, после того инцидента… У нас с Соловьем произошел неприятный разговор. – Он нервно кашлянул. – Я его понимаю и не осуждаю, я вел себя как последняя сволочь…

Алина заерзала, убрала руки на колени, но глаз не опустила. Глеб коснулся ее щеки.

– Эй, мы же все выяснили вчера, правда же?

Дождавшись ее робкого кивка, Глеб продолжил:

– Поверь, для меня важно то, что ты простила. Я обещаю, что такого впредь не повторится.

Алина слабо улыбнулась. Разводить ее дальше пока не имело смысла. Время еще есть. И Глеб, шумно вдохнув, добавил:

– А теперь давай попробуем твою божественную яичницу.

Глава 9. Анна

На перекрестке загорелся красный. Тихое жужжание автомобилей, приходивших в движение, становилось острее. Я крепко сжимала руку брата, нетерпеливо топотавшего рядом. Ваня возбужденно вертел головой, провожая разноцветные машины, а иногда, очень редко, но все же вытягивал руку вперед, возможно, надеясь коснуться гладкого металла. Я была уверена, что глаза его в этот момент горели. И тут же тухли, потому что я непременно его одергивала. Ради его же безопасности. Но разве это объяснишь семилетнему слабослышащему пацану в огромной толпе на перекрестке, где мой голос просто тонет в мощном моторном реве? Позже я, конечно, поговорю с ним. А пока…

– А-ня, – окликнул меня до боли знакомый и уже в восемь утра пьяный голос. Я нехотя обернулась. Еле волоча ноги, шатаясь и спотыкаясь, к нам приближалась мама. Она была в грязном, местами засаленном платье и когда-то белых кроссовках. Темные нечесаные патлы соломой торчали в разные стороны, а заломы от следов подушки на лице говорили, что она только проснулась. И мне неинтересно, где же именно она спала.

Люди, стоявшие рядом, завидев ее, с отвращением отходили подальше. И я их не виню, мне и самой хотелось сбежать.

Я дернула Ваню за руку, и он, разочарованно отводя взгляд от дороги и замечая маму, принял такой страдальческий вид, что мне стало его жаль. Но я, как бы ни хотела, никак не могла изменить того факта, что эта неопрятная неприятная женщина – наша мать. Я посмотрела на часы и решительно направилась к ней. Она же, вспомнив поговорку о сене и корове, наоборот, остановилась на полдороге и прислонилась плечом к столбу.

– Доченька, милая, – залепетала она, поднимая руку в попытке коснуться моей щеки.

Я, морщась, брезгливо одернулась. Неизвестно, что она трогала этими пальцами. И вновь взглянула на часы, минутная стрелка которых неслась быстрее обычного.

– У меня нет денег, – стараясь сохранять спокойствие, твердо произнесла я. Мягкая улыбка на мамином лице сменилась холодным оскалом, а заведенная рука с размаху ударила меня по лицу. Обидно, я не успела увернуться. Но не дрогнула и взгляда не отвела. То, что происходит слишком часто, однажды перестает пугать.

– Мне нужны деньги! – кричала она. Люди вокруг останавливались и с интересом оборачивались, спасибо, что пальцем не тыкали. Ведь чужое горе всегда привлекает. И никто не знает, каких сил стоит противостоять этому ненужному и обескураживающему вниманию.

Я подошла ближе, одурманенная вонью немытого тела, и, поздно затаив дыхание, обняла маму за плечи, почти не касаясь ее.

– Пошли, я отведу тебя домой, – на выходе выпалила я, отвернувшись, чтобы набрать полную грудь воздуха.

Неожиданный толчок под ребра заставил согнуться и выдохнуть все, что только что набрала. Мама рядом свалилась на четвереньки.

– Мне нужны деньги, – брызгая слюной, вопила она, – сволочь неблагодарная. Я тебе жизнь подарила, воспитала, а тебе денег жалко?

Ванины глаза наполнились слезами. Он перевел взгляд с одного осуждающего лица на другое и потянул меня за руку. В моменты дикой истерики брат мог перейти на язык жестов. Мы не знали много слов, я смогла обучить его лишь нескольким десяткам по урокам с ютуба. «Страх» было в этом списке. Раз за разом его пальцы вгрызались в грудь, ужасая меня, желающую оградить его от этого. Но единственное, что я могла сделать, – присесть на корточки, установить зрительный контакт, прижать его руки к своей груди и улыбнуться. Да так, чтобы он поверил. Хотя качающееся рядом тело вряд ли этому способствовало.

Ваня наконец робко кивнул, показывая, что он справился с тревогой, и я отпустила его руку, поднялась, обошла маму со спины и схватила ее за подмышки, силясь поднять. Она оттолкнула меня, обливая такой грязью, какую любящая мать никогда не скажет дочери. Но я привыкла. Я знала, что это не ее слова, что за нее говорит алкоголь. А еще, что когда-нибудь это пройдет, и она вернется в семью. Обязательно.

Один из маминых ударов пришелся мне по голени. Я закусила от боли губу, не желая выть в голос. Ваня поспешил на помощь, и я упустила маму, которая шмякнулась об асфальт как мешок с картошкой. Брань ее стала слышна теперь и на другом конце улицы. Ей было больно. Да и мне тоже. Но все бесполезно. Может, бросить ее здесь? Потирая рукой ушибленное место, я уставилась на часы.

Все. Больше времени нет. Если я задержусь еще на минуту, то Ваня останется без завтрака, а я опоздаю на работу. Боже, ну почему все именно так? И денег на такси, как назло, нет.

Усиленно думая, я сморщила лоб. Увещевания материи не давали сосредоточиться.

В этот момент из бесконечной вереницы машин выделилась одна и остановилась напротив нас. Я на всякий случай дала Ване руку и спряталась за маму. Ее точно не тронут, а у нас будет время сбежать. Дверь открылась, и из машины, улыбаясь, вышел Александр Сергеевич.

М-да-а-а.

А я думала, что это утро хуже быть не может.

Чувствую, как мои щеки запылали.

Мама, лежа на боку, промычала что-то невнятное, устав горланить на всю улицу, и попыталась подняться, но у нее не получилось.

– Анна, доброе утро, – поздоровался Александр Сергеевич и ступил на тротуар. Он не сразу заметил маму, а когда заметил, удивленно поднял бровь и, переводя взгляд на меня, уточнил:

– Все хорошо?

Я молча кивнула, не в силах сейчас что-то объяснять. Директор тем временем улыбнулся брату и, протягивая ему руку, представился:

– Я директор твоей сестры, Александр Сергеевич. А как тебя зовут, богатырь?

Ваня сделал шаг назад, украдкой поглядывая на мужчину в костюме и галстуке. Нечасто такие люди протягивали ему руку. Да и вообще ему раньше никто ничего не протягивал, разве что оплеуху отвесить.

– Александр Сергеевич, простите. – Я вышла из оцепенения, лишь когда директор озадаченно опустил руку. – Его зовут Ваня. Он плохо слышит.

Мама, которую я на секунду выпустила из вида, доползла до моей лодыжки и крепко в нее впилась ногтями. Я ахнула и, качнувшись, завалилась назад, но не упала, потому что Александр Сергеевич успел удержать меня. Мама перевернулась на спину, распластавшись между нами, и, наконец, увидела, что мы не одни. Едко щурясь, разглядывала моего начальника, расплылась в улыбке и промурлыкала, облизав пересохшие губы:

– Вы уж простите, что я в таком непотребном виде.

Александр Сергеевич удивленно глядел на маму. Мне было так стыдно, что я не знала, куда деть глаза.

В лучшие годы жизни она бы никогда не позволила выйти в свет ненакрашенной. Никогда не надела бы мятое, не обула бы грязное. Она могла перестирывать и переглаживать, а пеленки даже с двух сторон, до тех пор, пока не посчитала, что вещь идеальна. Она сама была идеальной. И то, что сейчас происходило на улице: было чем-то доведенным до предела испорченности. Чем-то сюрреалистичным и черным от юмора. Или белым от грязи. Как и все в наших жизнях.

– И я бы не хотела тревожить вас, но мне очень нужны деньги. – И она поспешно добавила, как само собой разумеющееся: – Я все верну.

Я озадаченно замотала головой, не ожидая от мамы такой наглости.

– Мама, успокойся, пожалуйста, я дам тебе денег. – И наклоняясь, прошептала: – Вставай, хватит нас позорить.

Александр Сергеевич помог маме подняться и предложил отвезти нас домой. Я постаралась его отговорить (кожаные сидения его новенького автомобиля не предназначены для перевозки столь «ценных грузов»), но он настоял. Только зачем?

Вместе мы усадили маму на заднее сидение, что оказалось легкой задачей только на первый взгляд. Хотя она и всячески старалась облегчить наши старания. Рядом с ней сели и мы с Ваней. Я назвала Александру Сергеевичу адрес и взмолилась, чтобы дома не оказалось ни одного из маминых ухажеров. Остановившись у подъезда, оставив мужчин разбираться с мамой, я нырнула в соседний магазин за бутылкой, и через мгновение мы под руки повели маму домой.

Дома было пусто.

Оставив ей бутылку (иначе она снова бы пошла гулять по городу), я закрыла дверь на ключ. Но зная маму, со всей ответственностью заявляю, все запреты и засовы только в нашей голове. Да и живем мы на первом этаже.

Вернувшись к машине, я поблагодарила начальника и, взяв Ваню за руку, направилась в другую сторону.

– Анна, – остановил меня Александр Сергеевич, – вы куда?

Я кивнула на осмелевшего Ваню, который уже не прятался за моей спиной.

– Мне нужно отвести его в сад.

– Так садитесь, я отвезу.

Мне и без этого хотелось провалиться сквозь землю. Моя тайна на работе никому не известна, теперь же вряд ли меня станут держать. Я горько выдохнула:

– Спасибо, здесь недалеко. Вы и так много для нас сегодня сделали.

Александр Сергеевич, обойдя машину, открыл заднюю дверь, которую я только что захлопнула, и Ваня, отпустив мою руку, стремглав бросился внутрь. Так-так. Что это за провокация? Кажется, кого-то сегодня ждет большая беседа! Я понуро опустила голову, чтобы скрыть смущение, и подошла к машине. Ведь Александр Сергеевич был прав. Иногда тот груз, что сваливается на наши плечи, становится невыносимо тяжелым. И хорошо, когда рядом есть кто-то, кто может пускай и не делом, но поддержать. Плохо, когда ты один.

Ваня тоже прав. Он устал от выходок мамы, от эффекта неожиданности, после которого хорошего ничего не жди. И с каждым разом все становится только хуже и хуже.

Я залезла рядом с братом и обняла его. Как бы я хотела ему другого прошлого и самого лучшего будущего.

Оставив довольного брата, я спустилась на улицу. Почти свернула, как обычно, в проулок, где находится автобусная остановка, но заметила, что машина Александра Сергеевича так и стояла у ворот. Я подошла ближе, а он, отвлекшись от телефона, улыбнулся и открыл переднюю дверь. Сомневаясь, стоит ли вообще садиться, я снова залилась краской. Имела ли я право на подобное отношение? Чем я его заслужила?

И все же я села на переднее сидение. Машина тут же тронулась. Глядя, как Александр Сергеевич ловко управлял автомобилем, я невольно любовалась его четкими, размеренными и уверенными движениями. Спокойствие и правильность всего происходящего теплом растекались по душе. Неужели еще остались такие мужчины, за которыми как за каменной стеной?

Так! Я стираю с лица наивную улыбку. Он просто помог. Увидел на дороге и помог. Ничего более. Он начальник, я – младший и незначительный сотрудник. И нечего придумывать себе розовые замки. Моя реальность – это пьющая мать и маленький брат.

В сумке завибрировал телефон. Маша Афанасьева, программист, с которой мы часто обедали, сообщила, что ей подняли оклад на три тысячи. Что это? Неужели Глеб Андреевич постарался? Я озадаченно потерла лоб. Что-то слишком быстро меняются декорации. Остановитесь. Я не успеваю.

Глава 10. Алина

Проезжая знакомый перекресток, Алина заметила, что в задумчивости довольно сильно намотала на палец прядь волос, и тот посинел. Разматывая завитки, она с трудом осознала, как страшно нервничает. Соловьев был человеком старых правил, и, зная его, она прекрасно понимала, что без внимания вчерашний конфликт не останется. В этом случае принципы могут быть дороже сотрудника. Ему ничего не стоит уволить Глеба. Сейчас, когда ее счастье осязаемо и так близко, что можно коснуться рукой. Нет, она не могла позволить такому случиться.

Алина закинула ногу на ногу и поправила юбку, глядя на Глеба. Его невозмутимость и несокрушимость вдохновляли ее. Он всегда знал курс и никогда от него не отклонялся. Как танк, неся свое знамя и притягивая последователей. Именно этим он и приглянулся ей. Уверенный в своей правоте и силе. Однако сейчас что-то в его поведении ее настораживало. Борясь с плохим предчувствием, Алина отвернулась к окну.

Въездные ворота на подземную парковку оказались закрыты. Глеб остановился, подъехав к ним вплотную. Раздавшийся сигнал распугал всех голубей в округе, стайкой взвившихся в небо, и заставил Алину отвлечься от мыслей. Позади них остановилась еще одна машина, окончательно перегородив и без того узкую улочку. Глеб еще посигналил, только на этот раз протяжнее. Ворота со скрипом распахнулись, и, не дожидаясь, пока они полностью откроют проезд, Глеб отпустил тормоз. Машина позади заехала следом.

Глеб замедлился у места А4, пропуская вторую машину вперед. Алина, воспользовавшись остановкой, выпорхнула на пыльную парковку. Не привыкла она еще к тому, что они пара, и могут, не скрываясь, вместе появляться на людях. Другая машина, определенно похожая на машину директора, припарковалась на месте А2, подтверждая Алинину догадку. Вряд ли в офисе представится возможность поговорить с Александром Сергеевичем без свидетелей. И вряд ли у нее хватит смелости самой начать разговор. Однако упустить такой шанс было бы глупо.

Однако когда с пассажирского сидения выскочила Остапова, Алина захлопнула рот и нахмурилась, забыв, зачем вообще подошла. Глеб, обвив рукой ее талию, быстро вывел из оцепенения, вежливо поздоровался с коллегами и вызвал лифт. Его, казалось, не удивляет ничего.

Цифры на табло загорались медленнее, чем всем хотелось бы, а тишина подземной парковки резала слух. Александр Сергеевич, не мигая, сверлил глазами зама, посмевшего пойти против его слова. Глеб же, словно никого кроме него и Алины не существовало, демонстративно шептал ей что-то на ухо. А она, в свою очередь, с интересом разглядывала Аню, каким-то непостижимым уму образом оказавшуюся в машине директора. И только одна Аня, похоже, чувствовала себя куклой на чужом празднике жизни.

В открывшиеся двери лифта первыми вошли девушки. Легкая музыка, обычно доносившаяся из динамиков, играла почти неслышно. Зато смело можно было услышать, как стучат женские сердца. Ведь, как всегда, по мужчинам понять ничего нельзя.

Когда двери распахнулись в холле четвертого, эмоциональное состояние Алины достигло апогея. Молчание в лифте давило на уши, а намеренные действия Глеба, который раньше даже разговаривать с Алиной старался только на вы, а теперь не скрываясь гладил ее по заднице, смущали и задевали. И честно хотелось сбежать, поэтому девушка выдохнула, увидев Ольгу на месте. Та подняла на троицу внимательные глаза, но ничего вслух не произнесла, решив, вероятно, что не ее это дело. Запрятав любопытство поглубже, принялась учащенно стучать пальцами по клавиатуре, лишь искоса наблюдая за коллегой. Все же нечасто директора и вторая помощница одинаково опаздывают на пятнадцать минут и вместе выходят из лифта.

День длился бесконечно. Как Алина и думала, остаться наедине с директором оказалось нелегкой задачей. Даже несмотря на то, что она сидела в трех метрах от его кабинета.

Удобный случай представился лишь после обеда. Александр Сергеевич вернулся с него раньше и был явно не в расположении духа, но упускать момент было бы глупо. Алина, которая внезапно стала самой обсуждаемой персоной в офисе, решила вообще пропустить перерыв, хоть и умирала от голода. А Глеб, который мог ее оградить от лишнего общения, как назло, убежал на встречу еще в двенадцать и до сих пор не вернулся.

Александр Сергеевич, войдя в кабинет, оставил дверь приоткрытой. Но Алина все равно постучала. Глухой бас начальника отозвался в ее трепещущем сердце, и, отгоняя плохое предчувствие, она переступила порог. Ведь если бы он хотел уволить Глеба, он бы уже это сделал? Или нет?

– Я вас не отвлекаю? —уточнила она. Александр Сергеевич сидел за столом, увлеченный каким-то отчетом, который тут же отложил и встал, указывая Алине на стул.

– Нет-нет, слушаю тебя, присядь.

Озадаченно улыбаясь, она выполнила его указание и, присев на самый край, откинула сомнения и на одном дыхании выпалила:

– Александр Сергеевич, мы обсудили вчерашний инцидент с Глебом Андреевичем, он признал свои ошибки и обещал, что такого больше не повторится. Прошу вас, не увольняйте его, пожалуйста.

Слушая девушку с каменным лицом, директор, казалось, переваривал каждое сказанное слово, пристально наблюдая за тем, как Алина ерзала на стуле, сперва произнося свою заготовленную речь, а потом ожидая его ответа. Морщинка между его бровей залегла глубже обычного, а сосредоточенность накаляла напряжение еще сильнее. Наконец, Александр Сергеевич откинулся на спинку кресла и произнес:

– Алин, давай так.

Все ее естество встрепенулось.

– Я желаю тебе добра. Ты прекрасный человек и умнейшая женщина. Но поверь, Глеб – не твой уровень. Он еще сделает тебе больно. Только рядом уже не будет кого-то, кто сможет тебе помочь.

Алина замотала головой, четко понимая, к чему клонит Александр Сергеевич. Она отказывалась даже слышать подобное. «Глеб изменился! Глеб больше такого не сделает!» – хотела она закричать, но он предугадал ее мысли.

– Я его не уволю, раз ты об этом просишь. Просто знай, что ты достойна лучшего.

Алина бросилась директору на шею, захлебываясь благодарностью. Спасла! Отстояла! Сохранила! Пусть говорит все, что хочет, главное, что Глеб остается. Все будет хорошо! Нет! Все уже хорошо.

Вернувшись к ресепшену на ватных ногах, она не сразу пришла в себя. Перебирая какие-то бумаги, несколько раз рассыпала ручки, потому случайно уронила сумочку и в финале пролила воду. Нахмуренная Ольга отправила-таки Алину на перерыв, искренне жалея, потому как отлично понимала смесь паники и возбуждения, разливавшиеся внутри. А та не стала спорить. И тем более объяснять.

Трясущимися пальцами набирая записанный на подкорке номер, Алина спешила поделиться новостью. Однако желанный абонент оставался недоступным, как и час назад. Алина попробовала еще раз, когда услышала знакомую мелодию в другом конце коридора. Навстречу ей приближался тот, кого она любила больше жизни. Приближался, улыбаясь в ответ. Свет и тепло, шедшие от его глаз, топили ее сознание, и, не раздумывая, как это будет смотреться со стороны, она кинулась ему на шею. А найдя губами его губы и растворяя реальность вокруг, Алина потонула в счастье. Невероятное чувство!