Read the book: «Не плачь, мама», page 4

– Первую половину дня он был в монастыре, а потом у нас. Помогал мужу, потом в баню ходили. Выпили, конечно.

– Вечером он был спокоен, ни как не взволнован?

– Да нет, даже радостен, как то. Нет, другой бы это не заметил, но я то его давно знаю. Он был доволен

– Доволен. Радостен? Может возбужден.

– Нет, просто доволен, а почему вы спрашиваете?

– Это нужно для следствия. А зачем в монастырь приезжал?

– Полгода назад он сказал, что хочет в монастырь уйти. Я, конечно удивилась, а потом подумала, что наверное и лучше.

– Не понимаю. Объясните, пожалуйста.

– Последние полгода он ездил по монастырям и узнавал как это все. Как стать монахом. Сомневался, конечно, но и не отказывался от этой мысли. Это же непросто, понимаете.

– А почему он принял такое решение? – майор внимательно смотрел на женщину и ни как не мог поверить в то, что слышал.

– Толик мой старший брат и его отца мы никогда не видели, а мать не рассказывала. Мой отец женился на моей маме, когда Толику было уже пять, а умер он, когда тому было десять, а мне соответственно пять лет. Вот так маме не везло в жизни. Бывает такое. Он – мой отец, был добрым, и Толика, и меня любил, Он попал в аварию. Мы маленькие были. Мать больше замуж не вышла с двумя детьми, но мы неплохо жили, работа у мамы была хорошая и огород. Но …вот Толик.

– Что Толик?

– Он всегда был угрюмый какой то, скрытный. Жестокий. – Последнее слово она произнесла твердо и громко.

– Именно жестокий?

– Как вам сказать, он не жалел особо ни кого. Ну, мальчик конечно, но вот однажды я пришла из школы, а за столом мама сидит в руки так уткнулась и прям рыдает. Рыдает и всем телом вздрагивает, остановиться не может. Толик стоит за ее спиной и с каким-то ужасом на неё смотрит. Смотрит, знаете не понимающим таким взглядом. Я, конечно, испугалась к матери подбежала. Что? Спрашиваю, Что случилось?

– Он, – говорит она сквозь какой-то стон и на кресло рукой показывает. Думает, что там кто-то сидит. Он сидит. Толик. А тот уже за её спиной в каком то оцепенении стоит. – А она говорит, на стул показывая. Он, говорит Шарика убил. Палкой. Насмерть. И голову ему ножом … Шарику. Затем она лицо руками закрыла и, замолчав, задрожала вся.

– А что брат?

– Толик тут оттолкнул меня и так навалился на нее, будто пытаясь укрыть собой, и застонал весь. Мать чуть со стула не упала, вывернулась из под него и вскочила на ноги в испуге. Я сначала тоже испугалась, думала он на мать напал. А потом гляжу, а он тоже плачет. Прямо всем существом своим плачет, и остановиться не может, и сам лицо от нас прячет.– Сестра замолчала и подняла стакан к лицу. – Нет, он хороший. Толик. Толик -хороший. Хотя потом еще… И мать плакала и он как-то…

– Ваш брат обвиняется в жестоком убийстве человека, и подозревается еще в одном.

– Кто, Толик? – женщина застыла. – Он не мог. Нет, он … нет.

– Так мог он или не мог? – майор спросил и тут же понял, что вопрос такой задавать сестре нельзя, а посмотрев на нее стал уверен, что та его поняла. Женщина повела плечами и опустила глаза.

– В монастырь он хотел. Это я знаю. – Она замолчала и немного подумав поднялась со стула. – Не успел, наверное. Но не доказано еще ни чего, правда? Вы разберетесь, правда же?

Когда женщина вышла из комнаты, Павел Дмитрич долго сидел и думал. Вся её речь была или большой глупостью, или какой-то чудовищной верой в его, майора милиции справедливость. Её признание только подкрепляло доказательства обвинения, а значит направлено против брата. Хотя и брат не особо защищается, принимая всю вину без запирательств. Или она хочет доказать, что он с детства невменяем и эти случаи подтверждают и дают шанс на более мягкое наказание. Но нет, в её действиях нет хитрости. Даже до глупости бесхитростно. Тогда зачем она приходила? Просто узнать о брате. Завтра будут результаты психиатрической экспертизы и может быть все объяснится.

– Не понимаю чего-то. – Думал Павел Дмитрич открывая дверь своего кабинета. – Убил он. И даже не пытается сопротивляться. Почему убил? Мотив в чем? Уже не вопрос. Легко ответить. С детства склонность к жестокости, сестра сама рассказала. Может он и боролся с этим в себе, только не справился и сорвался. Что, жалеть его за это. С пониманием отнестись к победившей слабости. Это не он виноват, это его природа, его гены или что там, наследственность такая. Про отца то мы ни чего не узнаем, а мать, судя по всему доброй была. А тот, кого он замучил в чем виноват, в том, что зверь в нем победил в этот вечер, что какая то деталь его внешности нестерпимо будоражит дикость в мозгу этого подонка. Сейчас экспертизу принесут и все станет понятно. Болен, тогда лечить, здоров, получи по всей строгости. У нас все просто, и это правильно, по закону. Зверь должен быть наказан. Девочку не он, так такой же снасильничал и вот тут еще поработать надо, не он ли, все-таки. Мог же, раз уже сделал такое.