Айза Уитни, брат покойного Элиаса Уитни, ректора Теологического колледжа Святого Георгия, пристрастился к опиуму. Зависимость эту он приобрёл, как я понимаю, ещё когда был в колледже. Он обнаружил, как и многие другие до него, что начать курить гораздо легче, чем бросить, и много лет был рабом наркотика, вызывая у друзей и родных одновременно и ужас, и жалость. Я так и вижу перед собой его землистое бледное лицо – жалкая развалина благородного человека.

Однажды вечером зазвонил дверной колокольчик, в то время, когда уже начинаешь зевать и поглядывать на часы. Я выпрямился в кресле, моя жена положила шитьё на колени и сделала разочарованное лицо.

– Пациент! – сказала она. – Придётся тебе выйти.

Я вздохнул, потому что только что вернулся домой после трудного дня.

Мы услышали, как открывается передняя дверь, потом перешёптывание и быстрые шаги по линолеуму. Наша дверь распахнулась, и в комнату вошла леди, одетая в тёмное и в чёрной вуали.

– Извините меня за столь поздний визит, – начала она, а затем, внезапно теряя самообладание, бросилась к моей жене и зарыдала у неё на плече. – О, я в такой беде! – вскрикнула она, – мне так нужна помощь!

– Это Кейт Уитни, – сказала жена, поднимая её вуаль. – Как ты напугала меня, Кейт! Я и понятия не имела, что это ты.

– Я не знала, что делать, поэтому пришла прямо к тебе.

Вот так всегда и было. Люди, которые находились в беде, летели к моей жене, как птицы к маяку.

– Очень мило, что ты пришла. А теперь выпей вина с водой, садись поудобнее и расскажи нам, что случилось. Или ты хочешь, чтобы я отправила Джеймса спать?

– О, нет, нет! Помощь и совет доктора мне тоже нужны. Это насчёт Айзы. Он не был дома уже два дня. Я так тревожусь о нём!

Уже не первый раз она говорила с нами о неприятностях своего мужа: со мной – как с врачом, с моей женой – как со старой школьной подругой. Мы попытались успокоить её. Знает ли она, где муж? Можем ли мы его вернуть?

Оказалось, что можем. Она знала наверняка, что в последнее время он посещал опийный притон в восточном конце Сити. До сих пор его отсутствие всегда ограничивалось одним днём, и он возвращался вечером – в изнеможении, совершенно разбитый. Но на сей раз приступ растянулся на сорок восемь часов, и он, несомненно, лежал в компании портовой швали, вдыхая яд или отсыпаясь после одури. Там его и можно найти, она была уверена в этом, в «Золотом слитке» на Аппер-Свондам-лэйн. Но что она могла сделать? Как могла она, молодая и скромная женщина, отправиться в такое место и вырвать своего мужа из окружающего его сброда?

Вот так и обстояло дело, и, конечно, выход был только один. Не мог бы я сопроводить её в этот притон? Впрочем, зачем ей вообще туда идти? Я был врачом Айзы Уитни и, таким образом, имел на него влияние. Я мог бы сделать всё лучше, если бы действовал один. Я дал ей слово, что отошлю её мужа домой в кэбе в течение двух часов, если он действительно находится по адресу, который она мне дала. И через десять минут я покинул своё кресло и уютную гостиную и устремился на восток в кэбе – выполнять странное поручение, каким оно показалось мне тогда, хотя только будущее могло открыть, насколько странным всё было на самом деле.

Первая часть моего приключения прошла без особых затруднений. Аппер-Свондам-лэйн – это отвратительная улица, скрывающаяся за высокими доками, которые тянутся по северной стороне реки к востоку от Лондонского моста. Между магазином дешёвого платья и кабаком были крутые ступеньки, ведущие вниз в чёрную дыру, похожую на вход в пещеру. Там я и нашёл притон, который искал. Велев кэбмену меня ждать, я спустился вниз по ложбинке, сделанной тысячами пьяных ног. При свете масляной лампы я нашёл дверь и вошёл в длинное, низкое помещение, заполненное густым, тяжёлым коричневым опийным дымом и деревянными кроватями, что напомнило мне об эмигрантском корабле.

Сквозь тьму можно было заметить тела, лежащие в странных фантастических позах: плечи сгорблены, колени поджаты, головы откинуты назад, подбородки торчком; тут и там виднелись глаза, обращённые на вновь прибывшего. Большинство людей лежало молча, но некоторые что-то бормотали себе под нос, другие разговаривали странными, низкими, монотонными голосами, их речь обрывалась так же внезапно, как начиналась, каждый бормотал какие-то свои мысли и не обращал внимания на слова соседа. В конце находилась маленькая жаровня, около которой на трёхногом деревянном табурете сидел высокий, худой старик; оперев голову о кулаки, а локти – о колени, он смотрел на огонь.

Когда я вошёл, слуга-малаец поспешил протянуть мне трубку, показывая путь к пустому месту.

– Спасибо. Я не намерен оставаться, – сказал я. – Здесь находится мой друг, мистер Айза Уитни, и я хочу поговорить с ним.

Справа от меня кто-то шевельнулся и воскликнул. Всматриваясь сквозь тьму, я увидел Уитни – бледного, измождённого и неопрятного; он смотрел на меня.

– Мой бог! Это Уотсон, – сказал он. Он был в ужасном состоянии и казался очень возбуждённым. – Послушайте, Уотсон, который час?

– Почти одиннадцать.

– А какой день?

– Пятница, 19-ое июня.

– Боже мой! Я думал, что среда. Сегодня ведь среда. Зачем вы меня пугаете? – Он закрыл лицо ладонями и начал всхлипывать.

– Говорю вам, старина, что сегодня пятница. Ваша жена ждёт вас уже два дня. Вам должно быть стыдно!

– Мне стыдно. Но вы, должно быть, ошибаетесь, Уотсон, потому что я здесь лишь несколько часов – я выкурил три… четыре… не помню, сколько трубок. Но я поеду с вами домой. Я не хочу напугать Кейт – бедную маленькую Кейт. Дайте мне руку! У вас есть кэб?

– Да, кэб ждёт.

– Тогда я поеду с вами. Но я, должно быть, не расплатился. Выясните, сколько я должен, Уотсон. Я сейчас не в состоянии. Ни на что не способен.

Я прошёл по узкому проходу между двойными рядами спящих, пытаясь не дышать отвратительными, одуряющими наркотическими парами, и поискал хозяина. Когда я проходил мимо высокого человека, сидевшего около жаровни, я почувствовал, как кто-то дёргает меня за пиджак, а потом низкий голос сказал: «Пройдите вперёд, а затем оглянитесь на меня». Я услышал эти слова весьма отчётливо. И глянул вниз. Эти слова, вероятно, исходили от старика, но он, поглощённый дурманом, худой, морщинистый, скрюченный, по-прежнему сидел, держа между коленями опийную трубку. Казалось, что она выпала из полностью обессилевших пальцев. Я сделал два шага вперёд и оглянулся. Мне потребовалось всё самообладание, чтобы не закричать от удивления. Старик повернулся так, что видеть его мог только я. Его спина распрямилась, морщины пропали, в тусклых глазах вспыхнул огонь: там, сидя у огня и улыбаясь моему удивлению, был не кто иной, как Шерлок Холмс. Он дал мне знак подойти к нему, отвернул лицо чуть в сторону и снова превратился в слабого старика.

– Холмс! – сказал я тихо. – Что, чёрт возьми, вы делаете в этом притоне?

– Тише, – ответил он, – у меня превосходный слух. Если бы вы соблаговолили избавиться от своего друга, я был бы очень рад поговорить с вами.

– Снаружи меня ждёт кэб.

– Так отправьте, пожалуйста, его в этом кэбе домой. Вы можете доверять ему, потому что он слишком слаб, чтобы впутаться в какую-нибудь неприятность. Я рекомендую также послать с кэбменом записку вашей жене, в которой бы говорилось, что вы пошли со мной. Если вы подождёте снаружи, я подойду через пять минут.

Трудно отказаться от просьб Шерлока Холмса, потому что излагает он их очень определённо и в повелительной форме. Я, однако, понимал, что, когда Уитни будет усажен в кэб, моя миссия фактически завершится; и я не мог пожелать ничего лучше, чем вместе со своим другом принять участие в одном из приключений, которые составляют неотъемлемую часть его существования. За несколько минут я написал записку, оплатил счёт Уитни, проводил его до кэба и подождал, пока экипаж не скрылся в темноте. Очень скоро из опийного притона появилась фигура старика, и мы с Шерлоком Холмсом пошли по улице. Две улицы он прошёл с согнутой спиной и неуверенной походкой. Потом он быстро оглянулся, выпрямился и искренне рассмеялся.

– Я был, конечно, удивлён, обнаружив вас там, – сказал я.

– Но не больше, чем я, увидев вас.

– Я приехал, чтобы найти друга.

– А я, чтобы найти врага.

– Врага?

– Да; одного из моих кровных врагов или, скажем, мою естественную добычу. Короче, Уотсон, я в середине весьма примечательного расследования и надеялся найти ключ в бормотании этого сброда, как делал это раньше. Если бы меня опознали в том притоне, я не протянул бы и часа, потому что я использовал его прежде в собственных целях, и гнусный матрос-индиец, владеющий притоном, поклялся отомстить мне. На задворках здания, ближе к углу верфи Святого Павла, есть опускная дверца, которая могла бы поведать немало странных историй о том, что проходит через неё в безлунные ночи.

– Что! Вы имеете в виду трупы?

– Да, трупы, Уотсон. Мы бы разбогатели, если бы получали по 1000 фунтов за каждого бедолагу, умершего в этом притоне. Это самая опасная ловушка на всём берегу реки, и я боюсь, что Невилл Сент-Клер угодил в неё и пропал. Однако наш экипаж должен быть здесь.

Он сунул два пальца между зубами и свистнул. Издалека послышался ответный свисток, и из темноты показался экипаж.

– Итак, Уотсон, – сказал Холмс, – вы ведь поедете со мной?

– Если смогу вам помочь.

– О, проверенный друг и летописец всегда окажет помощь. Моя комната в «Кедрах» с двумя кроватями.

– В «Кедрах»?

– Да, это дом мистера Сент-Клера. Я остановился там на время расследования.

– Где же это?

– Около Ли, в Кенте. Отсюда семь миль.

– Но я в полном неведении.

– Конечно. Вы сейчас всё узнаете. Прыгайте сюда. Отлично, Джон; ты нам не понадобишься. Вот полкроны. Жди меня завтра около одиннадцати. До свидания!

II

Холмс хлестнул лошадь – и мы помчались через бесконечную цепь постепенно расширяющихся пустых улиц, пока не пролетели через широкий мост над тёмной, медленно струящейся рекой. За мостом была такая же унылая пустошь, в тишине мы могли слышать только тяжёлую мерную поступь полицейского. Тёмные облака медленно ползли по небу, и звезда-другая мерцала то тут, то там. Холмс правил молча, опустив голову на грудь и погрузившись в свои мысли. Я сидел около него, и мне хотелось узнать, что за новое расследование он ведёт. Оно, казалось, занимало его ум довольно сильно, но я боялся потревожить его. Мы проехали несколько миль и приблизились к пригородным домикам; тут он встрепенулся, пожал плечами и зажёг трубку. Он выглядел как человек, который убедился, что действует наилучшим образом.

– Вы обладаете великим даром молчания, Уотсон, – сказал Холмс. – Это делает вас замечательным компаньоном. Мне нужно с кем-нибудь говорить, потому что мои собственные мысли не так уж приятны. Я думал, что скажу сегодня вечером этой милой маленькой женщине, которая встретит меня в дверях.

– Вы забываете, что я ничего не знаю об этом.

– У меня будет время рассказать вам факты этого дела прежде, чем мы доберёмся до Ли. Оно кажется нелепо простым, и всё же я не могу разрешить его. Есть, конечно, множество нитей, но я никак не могу ухватиться за конец. Сейчас я изложу вам это дело ясно и коротко, Уотсон, и, возможно, вы увидите свет там, где для меня всё пребывает во мраке.

– Расскажите же мне.

– Несколько лет назад – в мае 1884-го года – в Ли приехал один джентльмен по имени Невилл Сент-Клер, у которого, видимо, было много денег. Он нанял большую виллу, разбил очень красивый сад и вообще зажил на широкую ногу. Постепенно он подружился с соседями и в 1887-ом году женился на дочери местного пивовара, теперь у них двое детей. Он нигде не работал, но имел долю в нескольких компаниях, по утрам, как правило, ездил в город и возвращался каждый вечер поездом в пять четырнадцать от вокзала Кэннон-стрит. Мистеру Сент-Клеру теперь тридцать семь лет, это человек скромных привычек, хороший муж, очень любящий отец, и все знакомые высоко его ценят. Могу добавить, что все его долги в настоящий момент составляют 88 фунтов l0 шиллингов, в то время как на его текущем счету в окружном банке лежат 220 фунтов. Таким образом, нет оснований думать, что у него были денежные неприятности.

В прошлый понедельник мистер Невилл Сент-Клер отправился в город раньше обычного. Перед уходом он сказал, что у него сегодня два важных дела и что он принесёт своему сынишке коробку с кубинками. По чистой случайности его жена в тот же понедельник, вскоре после отъезда мужа, получила телеграмму, что в Эбердинском пароходстве её ждёт маленькая, но очень ценная посылка, которую она ждала. Итак, если вы очень хорошо знаете Лондон, то помните, что контора этой компании находится на Фресно-стрит, которая ответвляется от Аппер-Свондам-лэйн, где вы сегодня вечером нашли меня. Миссис Сент-Клер позавтракала, отправилась в Сити, походила по магазинам, пришла в контору компании, получила свой пакет, и точно в четыре тридцать пять она, возвращаясь на станцию, шла по Свондам-лэйн. Вам пока что всё ясно?

– Конечно, всё очень понятно.

– Если вы помните, понедельник был очень жаркий, и миссис Сент-Клер шла медленно, озираясь в надежде увидеть кэб, потому что ей не нравились окрестности. Когда она проходила по Свондам-лэйн, она внезапно услышала восклицание или крик – и похолодела от ужаса, увидев, что её муж смотрит на неё из окна третьего этажа и, как ей показалось, зовёт её по имени. Окно было открыто, и она отчётливо видела его лицо, которое описывает как ужасно взволнованное. Он отчаянно махал ей руками, а затем исчез из виду настолько внезапно, что ей показалось, будто его утащила назад некая непреодолимая сила. Со свойственной женщинам наблюдательностью миссис Сент-Клер успела заметить, что муж был в тёмном сюртуке, в котором поехал в город, но ни воротничка, ни галстука не было.

Уверенная, что с ним стряслась беда, она побежала вниз по ступенькам – ибо этот дом был не чем иным, как опийным притоном, в котором вы нашли меня сегодня вечером – и, пробежав гостиную, попыталась подняться по лестнице, которая вела на второй этаж. У подножья лестницы, однако, она встретила этого негодяя-индийца, о котором я говорил. Он оттолкнул её и вдвоём с охранником выкинул на улицу. Переполняемая самыми невыносимыми сомнениями и страхами, она побежала по переулку и, по счастью, встретила на Фресно-стрит нескольких констеблей с инспектором: они как раз совершали обход. Инспектор и двое мужчин последовали за ней и – несмотря на долгое сопротивление хозяина – проникли в комнату, в которой она видела мистера Сент-Клера. Но там не было никаких признаков его присутствия. Фактически, на всём этаже не было никого – за исключением хромого уродца, который, видимо, там жил. И он, и индиец поклялись, что в течение дня в гостиной никого больше не было. Они всё упорно отрицали, инспектор засомневался и подумал было, что миссис Сент-Клер заблуждается, когда она с криком подбежала к маленькой деревянной коробочке, которая лежала на столе, и сдёрнула с неё крышку. Там лежали детские кубики. Это была игрушка, которую муж обещал привезти домой.

Это открытие, а также очевидное смущение калеки заставили инспектора осознать, что дело серьёзно. Комнаты были тщательно обследованы, и все результаты указывали на ужасное преступление. Передняя комната была обставлена как гостиная и вела в маленькую спальню, которая выходила окном на задворки одной из пристаней. Между пристанью и стеной есть узкий канал, который высыхает во время отлива, но во время прилива почти на четыре с половиной фута заполняется водой. Окно спальни было широким и открывалось снизу. При осмотре на подоконнике были обнаружены следы крови, также несколько капель крови были видны на деревянном полу спальни. За занавеской в гостиной находилась вся одежда мистера Невилла Сент-Клера, за исключением его сюртука. Его ботинки, носки, шляпа, его часы, – всё было там. На одежде не было никаких признаков насилия, и не было никаких других следов пребывания мистера Невилла Сент-Клера. Он, должно быть, выбрался через окно, потому что никакого другого выхода не было, но кровавые пятна на подоконнике давали мало надежды на то, что он мог спастись вплавь, потому что прилив в момент трагедии достигал высшей точки.

А теперь обратимся к злодеям, которые, видимо, были замешаны в этом деле. Индиец был известен как человек с тёмным прошлым; но, согласно рассказу миссис Сент-Клер, в течение нескольких секунд после появления её мужа в окне он находился внизу, таким образом, он мог быть только соучастником преступления. Он всё отрицал и уверял, что ничего не знает о занятиях его квартиранта Хью Буна и не может объяснить присутствие одежды пропавшего джентльмена.

Это что касается хозяина-индийца. Теперь про ужасного калеку, который живёт на третьем этаже опийного притона и который был последним, кто видел Невилла Сент-Клера. Его зовут Хью Бун, и его безобразное лицо знакомо каждому, кто часто ездит в Сити. Он профессиональный нищий, но, чтобы избегать полицейского преследования, притворяется продавцом спичек. Дальше по Трэднидл-стрит, на левой стороне улицы, есть, как вы, возможно, заметили, маленькая ниша в стене. Именно здесь и сидит калека целый день, скрестив ноги, держа на коленях крошечный запас спичек, и в силу его жалкого вида маленький ручеёк милостыни струится в его грязную кожаную кепку, которая лежит перед ним на тротуаре. Я наблюдал за этим парнем неоднократно, ещё не предполагая, что придётся завести с ним профессиональное знакомство, и был удивлён суммой денег, которую он собирает за короткое время. Его внешность настолько примечательна, что никто не может пройти мимо, не посмотрев на него. Копна рыжих волос, бледное лицо, изуродованное ужасным шрамом, который рассёк надвое край верхней губы, бульдожий подбородок, пара тёмных глаз, цвет которых контрастирует с цветом его волос, – всё это выделяет его из привычной толпы нищих. Этому же служит и его остроумие, поскольку он всегда готов ответить на бессмыслицу, которую могут бросить в его сторону прохожие. Таков человек, который был квартирантом в опийном притоне и последним видел разыскиваемого джентльмена.

– Но калека! – сказал я. – Что он мог бы сделать против человека в расцвете сил?

– Он калека в том смысле, что хромает при ходьбе; но в прочих отношениях он кажется сильным. Конечно, ваш медицинский опыт подсказал бы вам, Уотсон, что слабость одних конечностей часто компенсируется исключительной силой других.

– Пожалуйста, продолжайте свою историю.

– Миссис Сент-Клер упала в обморок при виде крови на окне, и полицейские отвезли её в кэбе домой, поскольку её присутствие не могло помочь расследованию. Инспектор Бартон, которому было поручено это дело, очень тщательно исследовал место преступления, но не нашёл ничего, что могло бы пролить свет на проблему. Была допущена одна ошибка: Буна не арестовали немедленно, у него было несколько минут, чтобы пообщаться с индийцем, но эту ошибку скоро исправили, его схватили и обыскали, но ничего подозрительного не нашли. Действительно, были пятна крови на правом рукаве его рубашки, но он показал на свой безымянный палец, который был порезан около ногтя, и объяснил, что кровь сочится оттуда, добавив, что недавно стоял у окна и, видимо, оставил там кровавые пятна. Он отрицал, что когда-либо видел мистера Невилла Сент-Клера, и клялся, что присутствие одежды в его комнате для него такая же тайна, как и для полиции. По поводу того, что миссис Сент-Клер фактически видела своего мужа в окне, он сказал, что она, должно быть, безумна или грезит. Его, громко протестующего, отвели в полицейский участок, в то время как инспектор остался на месте преступления в надежде, что, когда спадёт вода, может появиться какая-нибудь новая нить.

И она появилась, хотя полицейские не нашли на грязном берегу то, что они боялись найти. Это был сюртук Невилла Сент-Клера, но не сам Невилл Сент-Клер. И что, вы думаете, они нашли в карманах?

– Не могу себе представить.

– Я и не думал, что сможете. Каждый карман был наполнен монетами в пенни и полпенса – 421 пенни и 270 монет в полпенса. Неудивительно, что сюртук не унесло потоком. Но человеческое тело – дело другое. Между причалом и домом сильное течение. Возможно, что тяжёлое пальто осталось, а тело было сметено в реку.

– Но я так понимаю, что вся другая одежда была найдена в комнате. Тело было облачено только в сюртук?

– Нет, Уотсон, но фактам можно найти объяснения. Предположим, что этот человек, Бун, выбросил Невилла Сент-Клера в окно – никто не увидит. Что бы он сделал потом? Он, конечно, попытался бы избавиться от одежды жертвы, выкинув её из окна. Но ему пришла в голову мысль, что она будет плавать и не потонет. У него мало времени, потому что он слышал шум внизу, когда жена пыталась проникнуть в дом, и, возможно, он уже знает от хозяина, что полицейские спешат по улице. Нельзя терять ни минуты. Он кидается к тайнику, где держит свои пенни, и кладёт так много монет, как может, в карманы сюртука, чтобы удостовериться, что сюртук потонет. Он выбрасывает его в окно и сделал бы то же самое с остальной одеждой, но с лестницы слышатся шаги – он едва успевает закрыть окно перед появлением полиции.

– Это кажется вероятным.

– Итак, мы примем это за рабочую гипотезу – за неимением лучшей. Буна, как я вам сказал, арестовали и увезли в участок, но за ним не числится никаких провинностей. В течение многих лет он был известен как профессиональный нищий, но его жизнь казалась очень тихой и невинной. Вот вопросы, которые мы должны решить: что Невилл Сент-Клер делал в опийном притоне, что там с ним случилось, где он теперь и как Хью Бун связан с его исчезновением. Эти вопросы как нельзя далеки от решения. Сказать по правде, я не могу вспомнить из своего опыта случая, который бы, на первый взгляд, выглядел настолько простым, но на деле оказался настолько трудным.